Святой Грааль - Юрий Никитин

Этот конь мог нести тяжеловооруженного всадника почти версту, а до холмов, на которые указал калика, чуть меньше версты... но если там опасность, хорош будет в бою на полудохлом коне!

Конь все набирал и набирал скорость, превращаясь в страшного закованного в прочный панцирь зверя. Томас еще не видел противника, но сердце стучало как молот, кровь резво шумела в жилах. Разогрелся, ощутил приступ священной боевой ярости, роднящей воина с древними героями и богами: неистовым Вотаном, сиречь бешенным, с исступленными в схватках Беовульфом, Русланом, Тором, Боромиром, Арагорном...

Далеко впереди калика пронесся как стрела между приземистыми холмами — каменными, из серых глыб гранита, рассыпающимися от старости. Молодые зеленые елочки тянулись к небу, довершая разрушение холмов крепкими корнями. Калика лишь однажды оглянулся: проверил, скачет ли рыцарь, которого маг упорно звал меднолобым, хотя со времен меднолобых прошли три-четыре тысячи лет, и у Томаса лоб закрывал настоящий булат, а не жалкая медь троянцев или древних эллинов. Томас несется как выпущенная из катапульты громадная глыба — теперь сам Сатана не остановит отважного рыцаря на полном скаку!

Когда конь Томаса пронесся между холмами — сотня шагов между ними! — земля под копытами дрогнула, из глубины докатился тяжелый рокот. Конь на скаку пошатнулся, потерял землю под копытами, и Томас напрягся в смертельном страхе, живо представив, как в полном доспехе летит через голову. Но конь устоял, выровнялся, пронеслись мимо холма. Томас успел понять, что холм — не холм, а остатки древнейшей башни или крепости... Боковым зрением ухватил жуткую картину расползающихся в дыме и грохоте огромных каменных плит — трещали корни елочек, а в клубах сизого с черным дыма из разверзающейся земли вздымалось нечто нечеловеческое, чудовищное!

В спину внезапно пахнуло жаром. Конь захрипел в ужасе. Далеко впереди калика остановил коня, призывно махал рукой. Конь вставал на дыбы, норовил умчаться от страшного места.

— Быстрее! — донесся до Томаса горестный крик. — Еще успеешь!

Томас припал к луке, конь уже хрипел, уши прижал, как заяц. Калика повернул жеребца, выворачивая уздой нижнюю челюсть, Томас пронесся мимо, успев увидеть бледное лицо и вытаращенные в отчаянии глаза. Дорога мелькала под копытами ровная — хорошие дороги проложили римляне! — но конь уже хрипел, глаза налились кровью, а серая полоса земли раздробилась на камешки, траву и утоптанную глину.

— Не отставай, не отставай! — прокричал Олег как заклинание. Он снова обогнал Томаса, будто впереди ждала беда еще страшнее, и он спешил увидеть первым, отвести ее, закрыть собой друга. Лук, стрелы и меч у него оставались за спиной, что вселило еще больший страх в Томаса: калика даже не хватался за оружие!

Сзади тяжело грохнуло, словно обвалилась гора. Под ногами снова дернулась взад-вперед земля, раздался страшный рев, у Томаса кровь застыла в жилах. Кричал не зверь, кричало нечто страшное, нечеловеческое и незвериное, как могла бы закричать от боли и ярости ожившая осадная башня Давида, когда по ее стенам хлынули потоки кипящей смолы!

Томас рискнул оглянуться, ахнул, похолодел, а пальцы едва не выронили поводья. Холм развалился как кротовая кучка, глыбы скатились на дорогу. Из огромной воронки выползали грязно-зеленые чудовища: ростом со всадника с конем, но втрое длиннее, массивнее, укрытые костяными щитками, больше похожими на каменные плиты. Их массивные головы напоминали наковальни, если те бывают с бочки размером, сверху рога, шипы, из пасти черный дым, выстреливаются язычки багрового огня, а глаз не видно в узкой щели.

Конь зашатался, начал спотыкаться. Томас в страхе оглянулся. Первое чудовище сползло с развороченного холма на дорогу, шумно понюхало след и огромными прыжками бросилось в погоню. Следом сбегали другие звери: ярко-зеленые, словно вынырнули из подземного болота, с головы до ног облепленные ряской, у каждого топорщился острый костяной гребень на спине, а распахнутые пасти походили на горящие печи. Земля застонала, когда помчались за всадниками: тяжелыми прыжками, похожие на огромных вытянутых в прыжке жаб.

Томас крикнул отчаянно:

— Сэр калика! С великой скорбью должен сообщить, что вам придется рассчитывать только на себя!.. я не смогу быть полезен, мой конь падает через сорок восемь шагов...

— А сто не вытянет? — заорал калика, резко притормозив коня.

— Я знаю свой вес, доспехи...

— Тогда остальные пятьдесят два — на своих двоих!

Конь зашатался на бегу, рухнул. Томас уже вытащил тяжелые сапоги из кованых стремян, тяжело спрыгнул. Ноги от усталости подкосились, он упал лицом в дорожную грязь и пыль, сильная рука рванула за плечо, едва не вывихнув, страшный голос проревел в ухо:

— Бегом во-о-он до того дуба!

Томас заставил себя бежать во всю мочь. Прав или не прав калика, но он барахтается, а не ждет покорно гибели, Томас несся как олень, прыгал через камни и валежины, начал было удивляться своей мощи, когда оказалось, что рядом скачет конь калики, а сам калика крепко держит рыцаря сзади за плащ, помогая бежать, прыгать. Сзади нарастал рев, грохот, пахнуло жаром и гарью. Томас пытался на ходу вытащить меч, но та же рука больно ударила по локтю, и Томас уже не спорил, лишь старался не умереть на бегу, что было бы позором для рыцаря, несколько лет бегавшего вокруг замка с тяжеленным обломком скалы на плечах, как положено в упражнениях для юного англа.

Дуб приближался, но в глазах качалось, расплывалось. Колени подламывались, однако упасть Томас не мог, сильная рука волокла дальше. Внезапно обдало леденящим холодом, Томас завяз как муха в янтаре, но калика орал и дергал вперед, Томас в смутном удивлении обнаружил себя по горло в воде. Рядом разгоряченный конь калики фыркал, бил копытами, захлестывая Томаса. Ему показалось, что раскаленные от бешеного бега доспехи шипят в воде, поднимается белесый пар.

Олег выволок Томаса на берег, бросил хрипло, задыхаясь от усилий:

— На косогор!.. Вода задержит.

Он соскочил с коня, тот остался на дрожащих ногах, растопырив все четыре, а они побежали вдвоем... Точнее, побежал калика, тут же вернулся, ухватил Томаса, у которого изо всех щелей в доспехах хлестали тугие струи воды, потащил, заставил двигаться, тяжелого как гору. Томас часто падал в изнеможении, на мокрые доспехи налипла земля, сухие листья, щепки, в открытое забрало влетела разъяренная оса и сразу впилась в губу.

Калика орал, торопил, наконец Томас вломился за ним в густые зеленые кусты, упал без движения. В голове стоял гул, в ушах стучали молотки, а сердце изнутри разламывало стальные доспехи.