Святой Грааль - Юрий Никитин

Олег смотрел пристально, голос стал задумчивым:

— Все-таки ты не сказал, чем же чаша действительно ценная... Для нас! Впрочем, это не в твоей власти, если решил не ты, а Совет. Слушай, Барук, ты сделал несколько попыток нас убить. Не отрицаешь? Я имею полное моральное право ответить тебе тем же. Понимаешь? Так вот, если поклянешься, что оставишь нас в покое, мы сейчас же уйдем, а ты сможешь как и раньше наблюдать за звездами. Ведь ты крупнейший знаток неба!

Грохот в голове Томаса утих, взамен пришла боль, словно в череп засунули раскаленную болванку. Мозг кипел, распирал костяной панцирь. Томас с трудом поднялся, прислонившись к стене. Ноги все еще дрожали, в боку кололо при каждом вздохе, а не дышать и оставаться живым Томас не умел.

— А если не оставлю? — спросил Барук. Голос его по-прежнему оставался насмешливым, не дрогнул. Томас ощутил холодок страха.

— Я тебя убью.

В странной комнате, заваленной толстыми манускриптами с кабалистическими знаками на обложках, словно дохнуло северным ветром. Барук не шелохнулся, глядел презрительно, даже с брезгливой жалостью:

— Не убьешь... При самозащите — да, но вот так мирно сидящего? Калеку, который прикован к креслу? Не преступника, а лучшего в мире знатока звезд, исследователя тайн мироздания?

Олег спросил сдавленным голосом:

— Но ведь ты можешь убить сидящего в кресле?

— Я служу цивилизации! Прогрессу. А ты всего лишь культуре. У нас разные законы.

Олег в бешенстве схватился за рукоять меча, медленно потащил из ножен, слыша едва различимый зловещий скрип металла, похожий на посвист. Барук вжался в спинку кресла, побледнел. В глазах метнулся страх, но внезапно он расслабился, растянул губы в улыбке:

— Перестань... Играешь в ярость. Не учел, что мы болтали долго, и я успел тебя просчитать и вычислить. Ни ты, ни твой меднолобый друг не в состоянии меня убить. Всего лишь потому, что я — беззащитен. Тебе не позволяет культура, а ему — рыцарские пр-р-р-ринципы!

— Ты над нами смеешься?

— Хохочу! Вы обезоружили себя сами. То, чем гордитесь, ведет к поражению. Хорошими мы были бы, допусти такое!.. Я просчитал вас обоих на сутки вперед. Знаю, что у меднолобого сейчас трет левая пятка, он отупел, через три минуты поскользнется, собьет локтем чашу со стола... А ты через две минуты почешешь лоб, посмотришь на потолок... Можешь ли ты предсказывать с такой точностью?

— Хотел бы, но не могу, — признался Олег.

— Ты весь в смутных видениях, пророчествах, а у нас — точное знание! Но погоди, разве не этого ты добивался? От нас, новых членов Совета, тщательно скрывается прошлое, но есть слухи, что якобы именно ты в глубокой древности восстал против засилья магов и магии, отстаивал ведарство, ведунство... словом, исследования, то, что теперь все чаще называется просто наукой... Так ли было?

Томас все слышал, но почти ничего не понимал — в голове гудело. Чтобы не быть послушным дураком в руках проклятого чернокнижника, он отступил вдоль стены на пару шагов от стола, где стояла высокая хрустальная чаша. Олег оглянулся на железный стук его шагов, в задумчивости почесал нос. Сверху послышался легкий стук, Олег быстро взглянул наверх:

— Там кто-то есть?

— Они не войдут, — отмахнулся Барук. — Ученики.

Томас поспешно отступил еще на шаг, ошеломленный тем, что калика в самом деле почесал нос и посмотрел в потолок, как предрек злой колдун. В левую пятку кольнуло, он пошатнулся на одеревеневших ногах, оступился, грохнулся, споткнувшись о собственный меч, что лежал на полу с момента, как он обессиленно влез в комнату. В ярости поднялся, слыша злой смех, угрожающе сжал рукоять меча и надменно оглянулся.

К ногам подкатилось крупное красное яблоко. Томас повернул голову к столику. Тот лежал на боку, два манускрипта распластались на мозаичном полу, яблоки раскатились во всех направлениях, а между ними ярко блестели мелкие осколки чаши.

— Все точно? — спросил Барук с торжествующим хохотом. — Чем больше вас вижу, тем больше данных, чтобы предсказать любое ваше слово, движение, поступок. Уже на неделю, на месяц, на полгода...

Олег быстро кивнул Томасу:

— Сэр Томас, нам пора уходить. Этот человек безнадежен. А ты, Барук, крупно ошибаешься! В человеке кроме мощного интеллекта есть еще и душа. А у нее, непредсказуемой, есть очень глубокие пещеры, в которые заглянуть непросто.

Он повернулся к выходу, Барук закричал с яростью:

— Ничтожество! Раскрой глаза, теперь уже никто на свете не спасет тебя от страшной гибели!.. Это видишь даже ты!

Олег с темным как у грозовой тучи лицом шагнул к раскрытым дверям, бросил глухим голосом, не поворачиваясь:

— Авось ты еще узнаешь... какие запасы сил есть у души.

Он шагнул мимо Томаса, а Томас шагнул к человеку в кресле, вскинул огромный меч. Руки были еще тяжелые, а меч весил как рыцарский конь в боевых латах для атаки. Барук в изумлении вытаращил глаза, дернулся, вжимаясь в мягкую спинку кресла, в ужасе вскинул дрожащие руки, словно мог ими остановить тяжелую полосу высокосортной стали, отточенной, как острейшая бритва.

Меч со свистом прорезал воздух, послышался глухой удар, затем стук упавшего дерева, бульканье, мягкий шлепок.

Олег с отвращением оглянулся на кровавое месиво: рыцарь перерубил Барука вместе с креслом, с изумлением всмотрелся в безмятежное усталое лицо Томаса. Тот поднял с пола вязаный колпак, тщательно вытер им

окровавленное лезвие, спросил деловито:

— Пойдем?.. Или все-таки захватим что-нибудь?

Олег в удивлении покачал головой:

— Нет, мой невинный младенец. Здесь нам ничто не пригодится. Пойдем отсюда.

Они пошли вниз по проклятой винтовой лестнице, но спускаться — не подниматься, и оживший Томас заговорил с подъемом, краска вернулась на его только что бледные, как у мертвеца, щеки:

— Наконец-то я правильно разгадал твое загадочное «авось»!

О чем вы говорили, ни черта не понял, но вижу: чернокнижник оплел тебя чарами! Страшно стало, но вспомнил, что в рукояти вделан гвоздь от креста, на котором Спасителя распяли... Призвал Пречистую Деву на помощь, чтобы выстоять перед демоном, слугой Сатаны! Ты ведь язычник, почти что в родстве с демонами, тебе неловко сшибаться с родней, даже я не подниму руку на своих, иначе я бы тех дядей давно размазал по стенам, а Крижина не лила бы горячие слезы...

Он на ходу перекинул суму со спины на живот, нежно погладил выпуклость чаши, и Олег инстинктивно отшатнулся и напрягся ожидая то ли вспышки, то ли грохота, который поразит наивного рыцаря, только что убившего калеку. Чистое лицо рыцаря было спокойно, честные глаза сияли. Он сокрушил исчадие ада: из ада вышло, туда и ушло. Грешно убивать человека, а демона — заслуга...