Рабыня Гора - Джон Норман

– Посмотри на себя, Тила.

Я повернулась к зеркалу. Ослепительная, мягкая, податливая. Благоухающая. Клейменая. Прикрытая лишь клочком сети, увешанная драгоценностями. Серьги. Ошейник.

– Что ты там видишь? – спросила Бина.

– Рабыню.

– Думаешь, в этом мире такая девушка, как ты, такая красивая, такая нежная, с твоими повадками, сможет избежать своей участи?

– Нет, – с горечью призналась я.

– И у тебя проколоты уши. Я тряхнула головой.

– Знаю.

Одного этого достаточно, чтобы здесь, на Горе, я осталась рабыней навеки.

На Горе я всегда буду рабыней.

– Так что выбрось из головы эту безумную мысль. Не вздумай рассказать Тандару из Ти, кем я была раньше.

– Нет.

Она кипела от ярости.

– Если ничего лучшего не добиться, – спорила я, – я хочу облегчить себе, да и тебе, рабскую долю.

– Нет.

– Думаешь, мне нравится быть кабацкой рабыней? – горячилась я. – Думаешь, легко землянке подавать в таверне пагу? Я не такая, как ты. Я чувствительнее. Думаешь, приятно зависеть от каприза любого, кто может позволить себе купить чашу паги?

– Если раскроешь мою тайну Тандару из Ти, ты добьешься только того, что нас обеих высекут.

– И все же я рискну.

– Прости, – отчеканила Бина, – но ты этого не сделаешь.

– Уйди с дороги!

– Это дело рабынь. И я так решила.

– Может, ты и собираешься, как дурочка, прислуживать ему, не выдавая, кто ты, но я этого не позволю.

– Быстрей! Быстрей! – торопили девушки из-за двери.

– Нам надо спешить! – в отчаянии закричала я.

– Так ты расскажешь Тандару из Ти, кто я?

– Да, – не отступала я. – Расскажу. На что угодно пойду, лишь бы облегчить себе существование. А теперь пусти меня.

Она не тронулась с места, только ела меня глазами.

– Я сильнее тебя, – предупредила я. – Уйди с дороги.

Неужели забыла, как легко я отобрала у нее конфету? Не ей со мной тягаться.

И тут она кинулась на меня. Вцепилась ногтями, царапала, раздирала кожу. Я закричала, едва успевая уворачиваться. Схватив за волосы, Бина швырнула меня на туалетный столик у зеркала. Я заскользила по столу. На пол посыпались гребешки, флаконы с духами. Навалившись мне на спину, торопливо стянула с меня сеть, опутала ею ноги. Я так и не успела снять кожаные наручники – закинув мне руки за спину, она мгновенно сцепила их карабинчиком. Я извивалась что было сил, упала со стола на пол. Руки сцеплены за спиной! «Я буду кричать!» Бина затолкала мне в рот шарф, перевязала другим, пропихнув его между зубами, завязала узлом сзади на шее. Сетью связала мне щиколотки. Нашла еще одну сеть, не раскроенную, спеленала меня ею и крепко связала. За веревку оттащила в сторону. Посадила, привалив спиной к стене, привязала к вмурованному в стену над полом кольцу.

Сколько я ни билась, освободиться так и не смогла. Лишь в бешенстве смотрела на нее.

– Вот ты и жертва охотницы, – сказала Бина.

– Бина! Тила! – послышалось из зала.

– Иду! – отозвалась Бина. – Тила заболела! – И, послав мне воздушный поцелуй, выбежала из комнаты.

А я, беспомощно корчась, пыталась освободиться от пут.

Бина вернулась вскоре после полуночи.

Глаза ее сияли.

Распутала сеть, вытащила кляп у меня изо рта.

– Тандар из Ти? – спросила я.

– Уехал, – ответила она, разматывая связывающий мои щиколотки обрывок сети.

– Ты ему не сказала?

– Нет. Конечно нет.

– Ну и глупо.

– Из всех шестерых, – объявила она, – он выбрал меня наливать ему пагу.

– Шестерых? – удивилась я.

– Когда ты заболела, – рассмеялась она, – Бузебиус прислал нам на подмогу Элен.

– Понятно. Будь любезна, отстегни наручники. Мгновенно щелкнув карабином, она освободила мне руки.

Так просто! Я чуть не плакала от бешенства. А попробуй-ка дотянись, когда наручники на тебе самой!

– И в альков, – мечтательно проговорила Бина, – взял тоже меня. – Глаза ее закрылись, она обхватила себя руками. – О, какой дивный! И как я ему служила1 – Она открыла глаза. – Какой сладкий! И не представляла себе, что бывает на свете такое наслаждение! – простонала она, а потом, обернувшись ко мне, добавила: – Какое счастье, что я тогда не стала его подругой.

– Как это? – не поняла я.

– Тогда сегодня ночью я не смогла бы быть его рабыней, – прошептала Бина.

– О!

– Никогда в жизни не забуду ночь, когда я была рабыней Тандара из Ти.

Я опустила глаза. Как сладостно было быть рабыней Клитуса Вителлиуса! Такой покорной, такой смиренной в его руках! И как я его ненавижу!

– Тила! – позвал мужской голос. Бузебиус.

– Да, хозяин, – отозвалась я.

– Ты лучше себя чувствуешь?

– Да, хозяин.

– Так почему же тогда не надеваешь платье и не наливаешь гостям пату?

Плетка!

– Бегу, хозяин! – торопливо вскрикнула я.

– Паги!

Я, в колокольчиках и шелках, бегу к клиенту налить ему паги.

Я босая. На левой щиколотке – ремешок с колокольчиками.

Народу в таверне все меньше, еще ан-другой, и заведение закроется.

Кое-кому из девушек уже разрешили уйти отдыхать. Опустив голову, стоя на коленях, я наливала мужчине пагу.

Бузебиус – ключи хранятся у него – наконец-то снял с меня кожаные наручники.

На мне только колокольчики и шелковое платье. Уже поздно. Серьги, ожерелье и браслет я оставила там, в комнате. Снова я просто рабыня, что разносит пагу.

В зале кроме меня еще всего одна девушка.

– Паги! – послышался голос. Я обернулась. Они сидели вдвоем.

Преклонив колени и опустив голову, я налила в его чашу паги.

– Подай мне чашу!

Отставив в сторону кувшин с пагой, я встала в позу, в которой на Горе принято подавать мужчине пагу или вино.

– Сначала сними платье, – приказал мужчина.

Я повиновалась. Он – клиент. Его приказ – закон. Нагая, я, опустив голову, встала перед ним на колени.

– Теперь можешь подавать пагу, – разрешил он.

– Да, хозяин.

Обеими руками я потянулась к чаше. Мужчине подают чашу, держа ее в ладонях, стоя на коленях, опустив голову.

Я потянулась к чаше.

И вдруг, едва я собралась поднять чашу, на моих запястьях с пугающе звонким металлическим лязгом защелкнулись наручники.

Я испуганно подняла глаза.

– Нет!

– Ты наша, – сказал он. Я отпрянула, но рука его крепко держала соединяющую наручники цепь.

– Мы немало сил потратили на твои поиски, – подал голос его спутник.

Я с ужасом переводила глаза с одного на другого.

– Я продал тебя этим господам за два тарска, – объявил подошедший к нам Бузебиус, снял с моей ноги колокольчики, положил на стол. Сунул ключ в небольшой, но прочный замок ошейника. Расстегнул ошейник, тоже положил на стол.