Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта - Владимир Корнилов

Используя эту схему, 11–й германский корпус в составе 4 пехотных дивизий двигался по железной дороге Брест — Гомель— Брянск. 26–й корпус немцев в составе 6 пехотных дивизий шел вдоль железной дороги Киев — Купянск, «разбрасывая свои части от хутора Михайловского до Кременчуга». 22–й корпус германских войск в составе 2 дивизий использовался в качестве оккупационных сил на Правобережной Украине. Для оккупации ДКР, включая Донбасс, предназначался 1–й германский резервный корпус в составе 5 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизий. На Крым и морское побережье были направлены 4 немецкие пехотные и 1 кавалерийская дивизии. 25–й и 27–й австрийские корпуса в составе 5 пехотных и 2 кавалерийских дивизий двигались на Подолье, Одессу и Херсон, а 3 австрийские пехотные дивизии брали в свою зону ответственности Екатеринослав и прилегающие территории[867].

Сведения о продвижении австро — германских армий по территории Украины в Донецкой республике были довольно отрывочными и противоречивыми, сопровождались различными паническими или, наоборот, неоправданно оптимистическими слухами, не согласующимися между собой. Тиражировались слухи о том, что чехи пропускают «гайдамаков», о том, что немцы взяли Петроград, Гельсингфорс и даже Москву. Центроштаб, отчаявшись бороться с паническими слухами, 15 марта отправил телеграмму всем Советам Донбасса, призвав их: «Ввиду того, что часто телефон используется владельцами аппаратов для передачи нелепых провокационных слухов, Центроштаб предлагает всем совдепам Донецкого бассейна немедленно установить свой строжайший контроль на всех центральных телефонных станциях. Пытающихся передавать слухи предавать строгой ответственности как контрреволюционеров и лишать их аппаратов». Лишение телефонного аппарата — такова была «строгая ответственность за контрреволюционную деятельность» в Донецкой республике[868].

При этом через Средства массовой информации ДКР распространялись не менее нелепые слухи слишком оптимистического характера. 7 марта, то есть через неделю после оставления большевиками Киева, «Донецкий пролетарий» перепечатал полученную ночью телеграмму из Луганска, в котором местный Совет сообщал: «Сейчас распространился слух, что Киев взят чехо — словацкими отрядами во главе с Муравьевым».

Этот слух, не имевший с реальностью ничего общего, фактически подтверждался в редакционной статье: «Переходивший из одних рук в другие Киев снова, судя по сведениям, занят нашими отрядами красногвардейцев»[869].

31 марта, когда бои уже велись в непосредственной близости от Харькова, местная пресса радостно протрубила: «Ночью получена радиотелеграмма о том, что Украинская Центральная Рада запросила мира у Великорусской Советской Республики». Это притом, что формально советская Россия в военных действиях участия не принимала, а слух был порожден телеграммой правительства УНР в Москву известиями по поводу необходимости начать переговоры о границах, к чему их понуждали немцы. Преподносилось же это так, будто бы загнанная в угол Рада умоляет Россию срочно подписать мир на любых условиях[870].

«ВТОРОЙ ФРОНТ» БОРЬБЫ ЗА ВЫЖИВАНИЕ РЕСПУБЛИКИ

В этих боевых условиях Донецкой республике приходилось бороться не только с надвигавшейся немецкой армией. Руководству ДКР фактически пришлось вести войну за существование своей республики на два фронта. Нет, речь сейчас идет не о донских казаках и Добровольческой армии, только сколачивавшейся на Дону и Кубани. Речь идет о серьезной кабинетной войне, которую развернул Скрыпник и советская Украина. Если Артем искал любой повод для того, чтобы не ехать в Смольный или Кремль, чтобы заниматься организацией обороны Донецкой республики, то Скрыпник не упускал любой возможности для посещения российских столиц и убеждения советского центрального руководства в необходимости ликвидации ДКР. Проявив полную несостоятельность в деле мобилизации Киева и украинских рабочих для сколь — нибудь серьезной обороны, Скрыпник проявлял чудеса подковерных интриг и аппаратной борьбы.

Скептическое (мягко говоря) отношение харьковцев к Цикуке было подробно описано в начале этой книги. Правда, чего греха таить, руководители ДКР испытывали некие иллюзии по поводу способности их украинских союзников хоть что — то противопоставить немецкому наступлению. По мере же поступления трагических известий о беспрепятственном продвижении австро — германских армий к Киеву раздражение по поводу полной политической импотенции Цикуки нарастало и проявлялось в очень резких комментариях в харьковской прессе.

«Донецкий пролетарий» вынес на первую страницу гигантским шрифтом результаты их безуспешных попыток связаться с Цикукой 28 февраля: «На просьбу соединить с Центральным Исполнительным Комитетом был получен ответ: У нас такого нет! Представитель редакции попросил Совет к аппарату. Киев ответил: Еще раз повторяем: в городе никакой власти нет. Поняли? Разговор прервался»[871].

3 марта «Донецкий пролетарий» вышел с эмоциональной статьей, озаглавленной «Измена делу революции» — такая хлесткая характеристика была дана действиям Цикуки. Харьковцы, наблюдая за активной мобилизацией рабочих в ДКР, поражались легкости, с которой был взят Киев, имевший немало рабочих: «Можно удивляться тому равнодушию украинцев рабочих и пролетариата, которые так безучастно отнеслись к оставлению Киева». К основным причинам бесславного падения украинской столицы харьковская газета отнесла «полную дезорганизацию Советской власти на Украине в лице Народного Секретариата, затем интриги и личное, преступное самолюбие начальствующих». «Анархия Цикуки» была названа «непростительным преступлением»[872].

Антонов — Овсеенко, сотрудничавший с Цикукой Скрыпника гораздо более тесно, чем с руководством ДКР, вынужден был позже признать: «Киев был покинут, по — видимому, без достаточных оснований, без должной обороны». Киквидзе, по его словам, прошел через Киев, «не задерживаясь» там. Антонов отмечает, что Цикука проявила свою полную беспомощность и нерешительность, не могла наладить мобилизации на подконтрольной территории. «Военный министр» советской Украины Евгений Неронович (уникальная личность: в течение года успел послужить и в Центральной Раде, и в советском правительстве Скрыпника, а в апреле 1918 г. был расстрелян войсками Рады) убеждал Антонова в том, что надо без боя оставлять Харьков, Донбасс и срочно отходить на Воронеж или даже в район Царицына, где начинать мобилизацию. То есть он даже не предполагал проведение мобилизации в пролетарском Донбассе![873].

Сначала ЦИК и большевистский Народный секретариат Украины прибыли в Полтаву, с 10 марта обосновались на территории ДКР, в Екатеринославе, а уже с 21 марта — в Таганроге. Такие стремительные перемещения советского украинского правительства вызвали откровенные насмешки в Харькове и еще большее раздражение Цикукой. Антонов писал: «Если «фронт» чувствовал в эту пору рядом с собою… постоянное действенное присутствие харьковских руководящих товарищей — членов Совнаркома Кривдонбасреспублики, то нигде на фронте не виделось и не чувствовалось присутствие членов центрального советского украинского правительства. Наоборот, когда 22 марта вечером я ехал экстренно в Екатеринослав, на ст. Синельниково «скрестился» с уезжавшим из Екатеринослава в Таганрог поездом Народного секретариата, с которым выезжал и военный отдел. Тщетно я пытался задержать хоть сопровождавшую пулеметную команду…»[874]. Это было натуральное бегство! И как же это поведение контрастирует с оставлением Харькова правительством ДКР!

Потому — то появившиеся призывы объединения с украинцами вызывали настоящие приступы гнева со стороны прессы ДКР. «Известия Юга» 24 марта обрушились на эти призывы и действия Цикуки: «Руководить восстанием, сидя вне Украины, это значит предавать и позорить уже восставших, кричать громкие фразы и творить похабные делишки. Негодный секретариат Украины во внутренней политике достаточно себя скомпрометировал, не говоря уже о стремительном бегстве по маршруту Киев, Полтава, Екатеринослав». Призывы «В Таганрог!» газета приравняла к призывам «Долой Донецкую Республику!» и заявила: «Переездом в Таганрог ЦИК бесшумно покончил жизнь самоубийством. Спасти Украину от немецко — гайдамацких банд можно не сидючи в Таганроге в министерских креслах, а поднимая восстание крестьян и рабочих. Руководить же восстанием можно и надо, находясь в первых рядах повстанцев, а не за спинами». «Наша позиция ясна и определенна: Донецкая Республика в силу экономических причин автономная единица Российской Федерации Советских Республик, но отнюдь не Украинской», — заключала харьковская газета[875].