Последний князь удела - Димыч

На следующий день после посещения Посольского приказа я нанёс визит фламандскому купцу Ивану Белобороду. Этот крупный торговец проживал рядом с Печатным двором, в больших богатых палатах. К моменту нашего приезда его двор был окружён стрелецким караулом, не пропускавшего внутрь посторонних. Переговорив с командиром военного отряда, Ждан за небольшую мзду решил вопрос с проездом в окружённый терем.

— Посол немецкий у купца проживает, оттого и сторожа стоит. Но яз сего стрелецкого голову хорошо знаю — он ить немалую торговлишку с Угличем ведёт. Так что пропустит нас без докладу, — легко объяснил успех своих переговоров Тучков.

Своим обликом, и особенно окладистой белой бородой, вышедший встречать нас почтенный старец напомнил волшебника Гэндальфа из популярного фильма. После приветствий мои сопровождающие выложили в качестве подарков произведения удельной стеклянной и фаянсовой промышленности. Чашками и сосудами я отдарился сознательно, для пробуждения интереса к этим товарам у иностранных торговцев.

Фламандец Ян фан де Валле встретил нас настороженно, на вопросы о его молодом помощнике ответил с самым невозмутимым видом:

— Ваше высочество, судьба обрекает негоцианта постоянно пребывать в разъездах. Иоганн вынужден был срочно уехать в Ригу для совершения неотложных торговых операций.

— Жаль. Яз после визита де Гмелина подумал об английской торговле и решил, что Московская компания обладает слишком многими незаслуженными привилегиями.

— Счастлив, — Белобород прижал руки к сердцу. — Искренне счастлив встретить столь понимающего вельможу, как вы князь. К сожалению, в сие трудное время, когда наш добрый приятель канцлер Щелкалов удалён от двора, нашему кумпанству не у кого сыскать протекции от наглых притязаний лондонских купчишек. Надеюсь, в вашем высочестве мы найдём искреннего друга для гишпанского монарха и его подданных.

Давать излишних обещаний мне не хотелось, поэтому я отделался заверениями в том, что всегда приму сторону честной и равноправной торговли против несправедливой монополии.

Радушный хозяин, удовлетворившись столь туманными обещаниями, привёл к нам в горницу посла Великого понтифика аббата Александра. Посланник римского престола вполне чисто говорил по-русски и начал с порога, как говориться — 'ковать железо, не отходя от кассы'.

— Сам Господь привёл ваше высочество в сие скромное жилище, — с жаром повёл беседу святой отец. — Несомненно, именно вам надлежит ещё раз напомнить великому князю Фёдору Иоанновичу о тех небывалых выгодах, кои он извлечёт, прислушавшись к советам его святейшества. Мне думается, окружающие вашего брата бояре неверно доносят до него смысл писем Римского понтифика. Посудите сами, ведь если московский государь исполнит указанные в послании действа и двинет свои войска в Волошские княжества, то, без всяких сомнений, все подданные турского султана, исповедующие веру по греческому обряду, тут же взбунтуются против своего господина и вольются в армию великого князя. Следовательно, нечестивый магометанский правитель будет разбит и вынужден бежать прочь, в Малую Азию. Ваш брат сможет овладеть своей наследственной отчиной — царствующим градом Константинополем, прославив себя на века.

Мне лично идея похода на Царьград казалась редкой утопией, а в изложении посла римского папы — так вовсе напоминала морковку, повешенную перед мордой глупого ослика. Но из вежливости я согласился с аббатом о важности идеи всеобщего объединения христиан для борьбы с мусульманской угрозой. Воодушевлённый священник попробовал перейти к богословским теориям, но от религиозных прений меня удержал Тучков, с истинно русской простоватой грубостью сообщивший, что не к чему лясы разводить с посланцем антихриста. Воспользовавшись благовидным предлогом, откланялся и уехал, провожаемый любезным Яном де Валле.

Благоверный царь Фёдор Иоаннович по своему обыкновению пребывал в очередной поездке на богомолье. Поэтому увидеть племянницу не удалось. Разрешить доступ в царицын дворец для постороннего никто без ведома государя не решился, а за пределы теремного двора Феодосью тоже не выводили. Зато услышав о моём появлении ко мне в гости нагрянул доктор Богдан Хамей.

Он своих пациенток тоже не видел, а лишь слышал из-за ширмы, но, судя по его рассказам, здоровье маленькой царевны вполне укрепилось. Помогли ли наши с фламандским врачом советы или это проявились особенности организма моей племянницы — было уже не установить.

Да собственно это уже не имело особого значения. Единственное, что терзало меня с той поры, так это истекающий срок предоставления рога единорога. Воспользовавшись приходом иноземного доктора, я вызнал от него все характерные признаки ожидаемого чудодейственного средства. По крайней мере подделка внешнего вида теперь могла удастся.

Заезжего эскулапа же интересовала моя теория о передаче болезней особо маленькими зловредными паразитами. Более понятной для нынешних времён классификации мне измыслить не удалось. Хамей выслушал меня внимательно, думать он вполне умел, жизненный опыт имел огромный, да и определённые знания из Лейденского университета вынес. По крайней мере логику доктор умел применять хорошо.

— Странная теория. Удивительная и страшная, — протянул фламандец. — Ни у Аристотеля, ни у Гиппократа, ни у Галена с Цельсом таких сведений нет. Откуда вы взяли такие мысли, или может статься сие чья-то злая насмешка над врачебным сословием?

— Нет. Мои утверждения — истинны, — раскрыть источники осведомлённости в медицине я не мог и напустил туману. — Яз прочёл сие в древнем восточном манускрипте.

— Вот как, — протянул Хамей. — Вы верите свитку неизвестного шарлатана и отвергаете классическую теорию. Помыслить невозможно, в болезнях виноваты черви, а не нарушение гармонии соков тела! Как же лечить хвори, как не удалением лишних жидкостей и смешением противоположных средств?

— Отварами, настоями и порошками которые губят внедрившегося паразита и не вредят человеку, — мне пришлось постараться вложить в слова всю свою убедительность. — Лучше же не допускать заболевания, остерегаясь заражения. А уж коли болезнь началась, то не ослаблять организм, который борется с заразой.

— Яз слыхивал, в Угличском княжестве какие-то суеверные люди режут людей крестом и убеждают, будто сие волхование спасает от оспенной болезни, — хитро прищурившись, промолвил лекарь. — А в вашем манускрипте прописано как излечится от прилипчивых хворей?

— Проникшего червеца можно ослабить и человек сам его изгонит из себя, — попытался объяснить я теорию вакцинации в упрощённом виде.

— Глупость, — теперь категорически выразился Хамей. — Уже пытались так остановить пестис. Даже врач, именовавший себя выше Цельса — Парацельс, тщился совладать с карой Божьей сим средством. Выжило ничуть не больше пациентов, чем без всякого лечения.

— Чуму вылечить пока нельзя, — пришлось мне согласиться с фламандцем. — Но можно не допустить увеличения числа заболевших, надо отделять больных, уничтожать их одежду. Паразита заносят в кровь блохи и вши, а между городами и странами переносят мыши и крысы.

— Ха-гхе, — доктор хотел рассмеяться, но лишь закашлялся. — Что с чёрной смертью вместе идут мыши сказано в Писании. Но возлагать вину за повальный мор на безобидных зверушек — дикая выдумка. Напротив, пестис раздувают кошки — слуги врага Божьего. Какие ещё сведения содержатся в вашей восточной книге? На простой вопрос для чего людям сердце там есть ответ?

— Сердце толкает кровь по венам и артериям своим биением, — высказывания свои я упрощал намеренно. — Сие легко установить, пережимая ведущие от этого органа кровеносные сосуды и проверяя на них пульс.

— Дикарская наивность, — улыбнулся доктор. — Сердце — важнейший орган, его теплота даёт нам жизнь, именно своим жаром оно очищает нашу кровь. А течёт сей телесный сок от колебания жил, их ритм учат слушать по книге великого Галена. Что до изменения пульсаций, то ведь и струну на гуслях коли зажать, она на иной лад запоёт. Вы весьма любознательны, князь Димитрий, но слишком легковерны.

— Хотя тезис о крохотных червецах, проникающих в кровь, подлежит научной проверке, — задумчиво произнёс пожилой эскулап. — Зерно истины в языческих верованиях может иметься.

С визита в мой терем бояр Годуновых и думных дьяков прошло уже полторы седмицы, а добиться новой встречи мне пока не удалось. Моё ожидание закончилось хмурым будним утром, когда царский стряпчий передал мне устное приглашение явиться к Борису Фёдоровичу. Парень, лет семнадцати, в дорогой, но уж очень старенькой одежде старательно по памяти произнёс традиционные слова и, подволакивая ногу, похромал к выходу. Провожавший увечного посланника Тучков вернулся раздосадованным: