"Нантская история" - Константин Соловьёв

Отец Гидеон выставил вперед руки, точно демонстрируя собственную безоружность. В этом не было нужды, единственным его оружием было потрепанное Писание в старом переплете, и то лежало на столе.

— Господи, мне стоило догадаться с самого начала… Вы ведь… Почему я был так слеп? Ведь это вы…

— О чем вы, отче? — отозвалась я.

— Все это время… Под самым моим носом… О, как вы меня одурачили. Мои поздравления, Альберка, это было ловко, очень ловко. Вы подсунули мне след, и я с готовностью принял его… А все это была лишь западня. Дьявольское коварство. Я сам пришел на плаху. Очень ловко.

— Да что вы несете, черт вас дери! — рявкнула я, — Какая западня?

Отец Гидеон уставился на меня в немом удивлении.

— Ну разве… Разве вы не из Темного культа?

— О, святой олух… Конечно же нет!

— Тогда почему вы приказали Бальдульфу наставить оружие на капитана Ламберта?

— Потому что дело раскрыто, — я позволила себе глубокий вдох. Мне нужен был глоток кислорода чтобы сосредоточиться и не сделать еще одной ошибки. И без того я допустила их слишком много, — Но вообще вы правы на счет западни. Только угодили в нее не только вы, но и мы все. Капитан Ламберт, оставайтесь на месте. Любое резкое движение станет причиной вашей смерти. Да, я знаю, что вы очень ловки в бою, как и то, что доспех вашего класса вряд ли можно поразить подобным оружием, но поверьте, и Бальдульфу есть, что показать вам, а ваша голова разлетится на черепки так же, как и любая другая.

Ламберт не испугался. Да я никогда и не видела его испуганным. Может, это чувство было утрачено им, как и многие другие. Может, человек, стоящий передо мной, был настолько мне незнаком, что единственное, что я знала о нем наверняка — его имя. Может…

— Я неподвижен, госпожа Альберка, — сказал он ровным, как и прежде, голосом, — У меня были возможности убедиться в качествах Бальдульфа, и я не собираюсь рисковать своей головой чтобы проверить, не ухудшились ли они с выходом на пенсию. Кроме того, несмотря на некоторую унизительность этого, мне интересно. Вы не один раз удивляли меня, удивили и в этот раз. И теперь я жду разгадки ваших действий. Надеюсь, дождусь и извинений, но в первую очередь меня интересует разгадка.

— О, вы ее получите, капитан. И уже очень скоро. Но сперва скажите — каково это? Проиграть партию, находясь в шаге от ее завершения?

— Он?.. — прошептал отец Гидеон, чьи глаза округлились настолько, что могли поспорить с закрывающими их линзами очков, — Вы хотите сказать, что капитан Ламберт — адепт Темного культа?..

Я вздохнула.

— Все проще, отче. Проще и сложнее одновременно. Иногда так бывает. Нет, капитан Ламберт не адепт Темного культа. Да и нет никакого Темного культа.

— Что значит «нет»? А за кем же мы… Кого же мы…

— Морок, святой отец. Мы преследовали наваждение, галлюцинацию, плод нашей фантазии. Нам так элегантно и легко преподнесли этот след, что мы уцепились за него, как уличные коты за селедочный хвост. Сперва я, а потом и вы. Ну, мне-то простительно, в конце концов я всегда была взбаломошенной девчонкой без царя в голове, а возможность противостояния целому Темному культу пьянила лучше вина… Да, я бросилась в это дело очертя голову, и совсем растеряв те мозги, которые прежде в ней болтались. Но вы-то, отче, могли сохранить критический взгляд на вещи. В некотором роде вы его и сохранили, но недостаточно.

— Нет Темного культа?.. — он попытался что-то сказать, но его губы дергались, не в силах издать звук, — А… Как же… Во имя Святителя, что же тут вообще происходит?

— Хороший вопрос, — кивнула я, — Происходит тут нечто очень забавное, в меру мерзкое, в меру банальное и вполне объяснимое. Если бы не мое излишне прыткое воображение, я поняла бы это сразу. В этом глупом мире все всегда проще и скучнее, чем кажется на первый взгляд. Нет, никаких Темных культов. Никаких адептов в черных балахонах, никаких отравленных кинжалов, никаких заговоров и скверны. Ваша паства в безопасности, святой отец. В опасности вы сам.

— Но кто… Кто источник этой опасности?

— А вы еще не поняли? Это же так просто. Источник вашей опасности — Его Сиятельство граф Нантский.

— Теперь я понял, — сказал Ламберт, прежде молчавший. Если он и чувствовал себя скованно под дулом пистолета, то старался не показывать этого, — Это все вино. Она допилась до того, что утратила рассудок.

— Если бы, барон, если бы… Напротив, я была пьяна своим же воображением, и теперь наконец протрезвела. Надо сказать, похмелье еще то…

— Меня хотел убить граф Нантский? — по лицу отца Гидеона скользнула кривая улыбка, похожая на гримасу, — Извините, но это сущий вздор. Я много лет знаю графа и… И я… Господи, это просто-напросто ерунда, очередная ваша фантазия! Не могу даже допустить и…

Он начал путаться в словах, которые беспорядочно сыпались с его языка. Видимо, множество мыслей в одно мгновение одолело его. Как и меня в свое время, прежде чем одна маленькая мысль стукнула в висок, проникла в рассудок — и вдруг заставила его заледенеть в ужасающем понимании.

— Конечно, вы хотите спросить «Почему?». Этим вопросом часто задаются люди, которых хотят убить. Обыденное человеческое любопытство, полагаю. Почему светит солнце? Почему мы слышим звуки? Почему одни люди пытаются убить других?.. У вас, как у священника, должен быть универсальный ответ на это — так задумал Господь. У меня есть другая версия. Люди убивают друг друга потому, что одни люди мешают другим людям. Это так просто, и так естественно!

— Я… мешал графу Нантскому? — прошептал он, уставившись на меня горящим, едва ли не сумасшедшим, взглядом.

— Да, отче.

— Но как? Как?

— Вы сами уже отвечали на этот вопрос, святой отец. Граф был болезненно самолюбив, и не любил спорить. Неудивительно. Для человека его уровня и положения любой спор означает противостояние его мнению, отказ повиноваться, к чему он вряд ли привык. Все-таки урожденный граф Нантский думает не совсем так, как обычный человек. Он прожил на этом свете больше двухсот лет, что ж тут странного?.. Не сомневаюсь, что он всегда был сдержан, но эта сдержанность не более чем стальной доспех, укрывавший его истинные помыслы. В глубине души любой человек, не подчинявшийся его слову, вызывал его ярость. А ярость у графов тоже особенная…

— Это все из-за… кхм… из-за финансирования моего собора?

— Полагаю, именно так, отче. Вы были слишком упорны в своем мнении, а граф Нантский был слишком графом чтобы простить человеку, крошечному на его фоне, эту дерзость. Кроме того, вы забываете, что Собор Святого Дометиана, хоть и является вашей епархией, имел особенное значение для него. С детства он был его талисманом, его маленькой святыней. Из-за противостояния с епископом графа фактически изгнали из прочих храмов, этот же он считал целиком и полностью своим. Вы для него были лишь чем-то вроде управляющего, отче. Пока управляющий выполняет приказы и благоразумен, ему нечего бояться. Но как только он осмеливается дерзить настоящему хозяину… Очень скоро он исчезает.