Новый Мир ( № 8 2011) - Новый Мир Новый Мир

Юрий Казарин. Стихи. — “Арион”, 2011, № 2 <http://www. arion.ru>.

Плачет кулик, плачет кулик,

топчет водицу.

Я забываю русский язык —

слушаю птицу.

Холодно как. Слишком светло.

Баба в футболке

ковшиком в кадке разбила стекло —

в горле осколки.

Плачет кулик, плачет кулик,

топчет водицу.

Я забываю русский язык —

слушаю птицу.

Виталий Каплан. О графоманах — православных и не только, или Страдания редактора. — “Фома”, 2011, № 6.

Спасибо.

Сергей Карпов. Роль истории в образовательном информационном пространстве. — Научно-методическая газета для учителей истории и обществоведения “История” (Издательский дом “Первое сентября”), 2011, № 10.

Из доклада декана истфака МГУ на пленарном заседании I Всероссийского съезда учителей истории и обществознания. “ЕГЭ уже повсеместно внедрен в средней школе как итоговое испытание. Для нас очевидна его недостаточность в качестве критерия для набора в вузы. Есть ли альтернатива? Могу ее предложить. Возврат к традиционному устному экзамену, но… который будут принимать выбранные по лототрону лучшие школьные учителя вместе с преподавателем вуза. Кто принимает, не будет известно до дня экзамена. Нормативы программы будут строго соблюдаться и подозрения в коррупции отпадут”.

Светлана Кекова. Стихи. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2011, № 5 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.

................................................

А сегодня Волгу назвал ты Евксинским Понтом

и еще сказал: не нуждается грех в огласке...

Не хочу я знать, что таится за горизонтом,

но хочу я верить, что мы доживем до Пасхи.

У порога нашего Янус стоит двуликий

с золотым ключом. Приближается Пост Великий.

Расставайся, жизнь, со своим драгоценным телом,

избегай объятий, готовься к страданьям крестным,

оставайся, жизнь, в дорогом одеянье белом,

чтобы встать из гроба сияющим днем воскресным.

И с тобою рядом мы в гроб живоносный ляжем,

где на ложе каменном пламя любви дрожало,

и, обняв друг друга, мы смерти навеки скажем:

отвечай нам, смерть, —

где победа твоя и жало?

(“Прошедшие времена” [3])

Владимир Козаровецкий. Шекспир умер — да здравствует Шекспир! — “Литературная учеба”, 2011, № 1.

Отталкиваясь от новомирской публикации перевода Виктором Куллэ поэмы Шекспира “Феникс и Голубь” (“Новый мир”, 2009, № 8), а также книг И. М. Гилилова и А. Н. Баркова, исследователь предлагает свою (весьма доказательную!) версию того, кто скрывался за великим именем. Замечательна, по его мнению, перманентная перемена количества авторов “игры в Шекспира”: поэма-реквием “Феникс и Голубь” содержит в себе доказательство увеличения их числа. То есть того, что “на смену „Шекспиру” (это уже был не один человек. — П. К. ) опять пришел „коллектив””.

В следующем номере “ЛУ” — подобное расследование “дела” Пушкина, который вместе со своим выдуманным соавтором Е. Онегиным сочинил грандиозный стихотворный роман.

Сергей Королев. Неприкаянный. Вступительная заметка Александра Переверзина. — “Арион”, 2011, № 2.

“Отслужив в армии, снова вернулся — в семинар Галины Седых и Ольги Нечаевой (в Литинституте. — П. К. ). Уже тогда в его стихах стали проступать темы смерти и безысходности, и я упрекнул автора в неправде. Мол, стихи беспросветны, а я в эту беспросветность не верю: в жизни он не такой. Сергей и правда был не таким, как его последние гибельные стихи, — балагуром и шутником. Поэтическое открывается на сочетании несочетаемого. В своих стихах Королев легко и непринужденно совмещал окурки и небеса. И грязь, и красота у него не обсуждались в понятиях хорошо это или плохо — они есть, они сама жизнь. При этом, видя и зная всю неприкрашенность жизни, Королев чувствовал звезды над головой”.

Сергей Королев погиб в январе 2006 года, ему было 26 лет.

Дядя Коля был тоже чудак:

Слишком рано убрался со свету...

Я подумал о нем просто так,

Фотографии тех, кого нету,

Из родни, кого нету в живых,

В деревенском альбоме листая,

Элегантно грустя: — Что же вы,

Как по саду листва золотая,

Улетели — не знаю куда?

Растворился и запах домашний,

И без вас замерзает вода,

И без вас согревается пашня...

Две “на память” поблеклых строки,

Мертвецов залихватские позы —

Скоморохи мои, дураки!

Ничего не пошло вам на пользу:

Пили водку, любили девиц,

По волкам заряжали картечью...

Ваши фото похожи на птиц

Непонятною музыкой-речью.

Вспоминаю вас издалека,

Ваши руки, размытые лица —

Память вечна, земля глубока,

Жизнелюбцы и самоубийцы.

Григорий Кружков. Синхронизмы в поэзии. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2011, № 5.

“Бывают случаи, когда прямые влияния и реминисценции исключены, когда параллель возникает нечаянно. Авторы, разделенные языковыми и политическими барьерами, могут ничего не знать друг о друге, но говорить об одном, спорить, дополнять или опровергать друг друга. Такие диалоги, обнаруживаемые читателем, как правило, задним числом, дают ценный комментарий к стихам, расширяют наше понимание поэтической мысли и поэтической эпохи. Особенно впечатляет, когда даты, стоящие под стихами, совпадают (или примерно совпадают)”.

И далее — Бунин — Фрост, Фет — Теннисон, Йейтс — Введенский… Увлекательно, головокружительно.

Альфред Лихтенштейн. А ну-ка я надену канотье... Стихотворения. Перевод Алёши Прокопьева. — “Иностранная литература”, 2011, № 4 <http://magazines.russ.ru/inostran>.

Специальный номер: “Немецкий экспрессионизм”. Приводимое ниже стихотворение — более чем эмблематичное для этой темы.

С прудом играет мальчик у воды.

И ветер весь запутался в осине.

Пропитой бабой небо — жди беды, —

С потекшим гримом, мертво-бледно-сине.

Согнувшись, опираясь на клюки,

Калеки в поле разболтались сладко.

Поэт-блондин рехнется все-таки.

О даму спотыкается лошадка.

К окну прилип дородный господин.

Идет подросток к пухленькой ломаке.

Обулся клоун и сидит один.

Кричит коляска. Лаются собаки.

(“Сумерки”)

Вослед стихам Лихтенштейна идет его эссе (по сути — автокомментарий), названное автором “Стихи Альфреда Лихтенштейна” (перевод Татьяны Баскаковой). Там есть и рассуждение о “Сумерках”:

“Преимущество поэзии перед живописью в том и состоит, что первая способна создавать „идеальные” образы. Применительно к „Сумеркам” это означает: толстый мальчик, использующий большой пруд как игрушку („С прудом играет мальчик у воды”, „Ein dicker Junge spielt mit einem Teich”), и двое калек, бредущих на костылях через поле, и дама на городской улице, которую в полутьме сбивает запряженная в коляску лошадь, и поэт, который в мучительной тоске размышляет, глядя на вечерний пейзаж (возможно, из окна мансарды), и цирковой клоун, в сером флигеле со вздохом натягивающий сапоги, чтобы успеть на представление, где он должен смешить людей, — все перечисленное в совокупности может дать поэтический „образ”, хотя на живописном полотне столько мотивов скомпоновать нельзя. Большинство людей этого не понимают и в „Сумерках”, например, а также в похожих стихотворениях не видят ничего, кроме бессмысленного смешения комических впечатлений. Другие даже полагают — ошибочно, — что и в живописи возможны такие „идеальные” образы. (Но вспомните о мазне футуристов!)

Еще одна цель автора — схватывать видимость вещей непосредственно, без излишней рефлексии. Лихтенштейн знает, что человек не „прилипает” к окну („К окну прилип дородный господин”, „An einem Fenster klebt ein fetter Mann”), а стоит за ним. Что кричит не коляска, а ребенок в коляске. Но поскольку видит-то он только коляску, он и пишет: „Кричит коляска”. С лирической точки зрения было бы неправдой, если бы он написал: „Человек стоит за окном”.