Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич

   Летчик Петров салютует рукой и уходит к вертолетам, где опять собралось много народа. Петров идет легкой походкой - прямой, стройный, целеустремленный.

   Интересно знать, от какого недуга загибался этот с виду здоровый молодец?.. и его друзья, эти Алик и Николай - ребята хоть и не первой молодости, но мужчины в самом соку...

   Петрову и его товарищам повезло больше, их спасли джентри. Для еще одного эксперимента. Хотелось бы знать, какого?

   Я хорошо сыграл свою роль. Пусть уж лучше прямодушный, бесхитростный летчик Петров думает обо мне как о нелюбопытном чинуше, чем позволить ему тревожить людей, поднимать волну мистической истерии. Да, теперь я большой чин, а это значит, прежде всего - ответственность и осторожность. Разумеется, я поверил ему. Что-что, а надпись он выдумать не мог. По-моему, этот феномен того же порядка, что и наш фантастический полет, и связан он с перемещением во времени. Я чувствую: разгадка парадокса раздвоения Хумета и нашего небесного ковчега уже на подходе к моему сознанию. Просто у меня пока нет времени все хорошенько продумать. Но я уверен, что, посовещавшись с учеными, мы расколем этот орешек.

   Я лежу, закутавшись в спальник, придавив боком суперконтинент Пангею, и...

   Глава двадцать четвертая

   ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

   Вы не можете себе с достаточной силой

   представить жажду авторитета и

   внутреннюю беспочвенность людей

   З. Фрейд.

   Раннее утро. Розовый рассвет. Солнце золотит верхушки могучих деревьев, а внизу, у подошвы Лысой горы, как мы нарекли место своей ночевки, стоит сумрак. Там клубится туман, отчего котловина напоминает огромную чашку остывающего чая. Картина, представшая моим глазам, напоминает полотно художника Шишкина "Утро в сосновом бору". Только медведиха с медвежатами отсутствуют да вместо вековых сосен - вековые, а может быть, и тысячелетние лепидодендроны. Какая мощь! Какое величие! Сейчас бы сюда этюдник, да запечатлеть бы эту красоту, пока не срубили ее под корень.

   Созерцание красоты облагораживает человека, помогает ему возвыситься над животным царством. Я сижу, подогнув ноги на восточный манер. Асана. Будда под сенью дерева пипала, священного фикуса - fikus religiosa. Впитываю в себя бодрящую, просветляющую ауру древнего леса. Ту самую могучую силу, что дарит жизнь миллионам особей, в нем обитающих. Они уже проснулись, они уже стрекочут, посвистывают, копошатся - все эти, как их называет Иван Карлович, "ортоптеры" - прямокрылые: саранча, кобылки, кузнечики. И тараканы. Усатые. Тараканиусы. Тараканы вы мои, таракашечки - вездесущие козявки и букашечки... Почти как у Чуковского получилось.

   Рядом со мной качнулась широкая ветвь папоротника, моя ладонь накрывает кобуру, которую я сейчас никогда не снимаю и которая, кажется, приросла ко мне. Но это всего лишь доктор Лебедев. Скромно улыбается, подсаживается рядом.

   Доктор Лебедев, Михаил Федорович - невысокий, аккуратно одетый человек с серьезным выражением на молодом лице. Лебедев всегда казался мне несколько замкнутым мягких манер человеком с приятным тихим голосом. У меня сложилось о нем такое впечатление, что если бы ему случилось попасть в критическую ситуацию, при которой обычно кричат: "Помогите!", он бы произнес ровным голосом: "Пожалуйста, сделайте милость, помогите".

   Михаил Федорович молчалив и скромен. Любимой его фразой, относящейся к своей персоне, была: "Да нет, все нормально", сопровождаемая доброй улыбкой. Иногда мне казалось - получи Лебедев ужасное ранение (тьфу-тьфу-тьфу!), он все с той же улыбкой скажет о своем самочувствии: "Да нет, все нормально". И умрет.

   - Что, тоже не спится?.. - нарушаю я молчание.

   - Все равно сейчас побудка прозвучит... Георгий Николаевич, вы мои лекарства принимаете?

   - Какие лекарства?.. а да-да, конечно, принимаю... только сейчас не помню, куда я их сунул...

   - Напрасно вы так беспечны к своему здоровью, с бойцов требуете, а сами... Не забывайте: ваш организм не кондиционирован к здешним условиям.

   - Послушайте, доктор, а вы-то, как оказались в этой компании?

   - Вы же сами меня выбрали...

   - Нет, я про другое... Я имею в виду критерий отбора, используемый джентри...

   - Кто такие джентри? - доктор смотрит на меня ясными глазами.

   - Те, кто привезли нас... Сюда, на чужую планету, попали люди, неизлечимо болевшие на Земле и спасенные джентри.

   - Я болел СПИДом.

   Я, наверное, слишком резко отшатнулся от него, так, что Лебедев рассмеялся:

   - Заразился я... нет-нет, не подумайте дурного... заразился нетривиально... Оперировал инфицированного больного, палец левой руки попал под скальпель... Спонтанный горловой спазм, проще говоря, икнул. С чего, почему? Непонятно. Хотя в практике чего только не случается... Раз профессора Киселева - знаменитейший был хирург! - в начале его практики, за минуту до начала ответственной операции вдруг пробрал понос. Да такой, знаете ли, крутой... то есть наоборот, жидкий... да... В общем, всякое бывает.