Картонные звезды - Александр Косарев

— Вы чего тут разлеглись, как на курорте? — принялся расталкивать нас сапогами Стулов. — Здесь вам не раскладушка постелена!

Но причем тут раскладушка, мы переспросить не успели, поскольку наверху разразилась настоящая битва. Друг за другом с жутким воем стартовали ракеты, а в промежутках между ракетными залпами было слышно, как одиноко стрекочет наша пушечка, оставленная на попечение Башутина и Басюры. От всей этой какофонии лес ходил ходуном, отзываясь на человеческое насилие стонами ломающихся ветвей и зубовным скрежетом падающих наземь деревьев.

Скорчившись в самых невообразимых позах, мы кучей лежим в нашем убогом укрытии, моля Бога о том, чтобы к нам в гости случайно не залетела одна из новомодных шариковых бомб, от которых нет спасения даже и в окопах. Поскольку вся наша операция из-за потери управления висела в те мгновения буквально на волоске, надо было как можно быстрее возвращаться к оставленным нами рычажкам, ручкам настройки и наушникам, но… Но свист реактивных моторов проносящихся над нами самолетов безо всяких слов давал нам понять, что опасность, несмотря на ожесточенное сопротивление ракетчиков, еще не миновала. И мы продолжали лежать, затаив дыхание, стараясь хотя бы этим заслужить покровительство небес. Воздушные бои, к счастью, долгими не бывают. Пальба и оглушительные взрывы скоро стихли, и мы, осторожно озираясь по сторонам, вылезли наружу.

— Мамой клянусь, — мгновенно завел Камо свою извечную песню, — мне чуть-чуть голову не отстрелило! Вах, так над ухом и чиркнуло!

Говоря это, он непроизвольно и яростно чесался везде, где только мог, одновременно выгребая кусочки земли из совершенно неправдоподобно разросшейся шевелюры.

— Хватит молоть языком, рядовой Камков, — рывком вытащил его за шкирку из окопа капитан, — марш к малому передатчику. Частота 129,7. Быстро зови летчиков, пусть доложат обстановку наверху. А ты, Косарев, — попридержал он меня за руку, — не в службу, а в дружбу, сбегай в дивизион, посмотри, как там наши коллеги… поживают.

До позиций ракетчиков было не более четырехсот метров, и я преодолел их на одном дыхании. Видимых разрушений на поляне было немного, две или три воронки, да разбитая прямым попаданием транспортно-зарядная машина. К счастью, она была в тот момент пустая, без ракеты, и поэтому обошлось без больших жертв.

— Эй, эй, — замахал мне вынырнувший словно из-под земли Иван Басюра, — давай скорее сюда!

Подбегаю ближе. Протяженная воронка, проделанная четырехметровым, весело сверкающим на солнце алюминиевым баком, плотно окружена народом.

— Смотри, какую дуру они на нас сбросили, — нервно приплясывает рядом наш водитель, — с напалмом, наверное!

И точно, от удара бак лопнул вдоль и видно, что из него лениво вытекает дурно пахнущая жидкость красноватого цвета.

— Всем разойтись по местам, — командует подоспевший офицер батареи, — здесь не безопасно. Вдруг это какое-нибудь отравляющее вещество!

Отходим в сторону и некоторое время наблюдаем за тем, как трое вьетнамцев с лопатами ловко забрасывают землей опасную находку.

— А з-з-знаешь, как он свистел, пока падал? — все не может успокоиться Иван. — Думал прямо в нас и врежется. Ух, даже попрощаться со всеми успел.

— Когда там ты еще успевал прощаться? — недоумеваю я. — Сколько можно было слышать, вы все палили в белый свет как в копейку. Никого, кстати, не зацепили?

— Не-а, — помотал головой Иван. — Они, собаки, так быстро над головой шныряли, что мы их только отгонять успевали. Да и Гриша еще этот… тормоз несчастный. Смотрел куда угодно, только не в прицел.

— А, кстати, где же он? — поинтересовался я, мгновенно вспомнив о просьбе капитана.

— Медвежья болезнь у прапора началась, видать, — неопределенно взмахнул рукой водитель, — упрыгал в лес, держась за штаны, как только этот бачок с небес шарахнулся.

— Эй, кто здесь будет из спецкоманды? — услышали мы через мгновение и, естественно, повернули головы в сторону кричащего.

Поскольку это оказался офицер в чине майора, мы торопливо подбежали к нему и доложились о том, что это мы и есть.

— Да вы не сюда, — замахал он на нас руками, — вы к себе бегите. Вас командир ищет, беспокоится.

Но едва мы направились к просеке, как заметили бегущего нам наперерез Башутина.

— Что случилось, — встревожено спросил он, дрожащими руками пытаясь застегнуть заляпанный маслом китель, — куда это вы так торопитесь?

— Побежали вместе, — вместо ответа предложил Басюра, — кажется, нас в лагере ищут.

Соответственно к нашим палаткам мы прибежали все вместе.

— Быстро! Быстро сюда, — закричал Воронин, едва завидев нас на просеке, — что вы там телитесь!

Мы припустились к нему со всех ног.

— Пришел ответ от ВВС, — скороговоркой заговорил капитан. — Объявлена готовность № 1. МИГи, кажется, сумели повредить один из двигателей, как они говорят, большого четырехмоторного самолета. Марку не уточняют. Он пока держится в воздухе, но летчики уверяют, что пилоты долго не протянут и наверняка пойдут на вынужденную посадку.

— Посадку? — непроизвольно воскликнул я. — Да они просто дотянут до границы и, бросив машину на произвол судьбы, выпрыгнут с парашютами. Им самолета не жалко, они в Штатах богатые.

— Ага, — мгновенно среагировал Воронин, круто поворачиваясь к застывшему у передатчика Камо, — тогда передавай им вот что. Пусть наши истребители демонстративно висят на хвосте подбитого самолета и расстреливают всех, кто попытается покинуть машину с помощью парашюта. Да, и пусть они непременно прижимают его к земле, одновременно отгоняя от границы с Лаосом.

Последовало несколько минут напряженного ожидания ответа. Наконец Камо сдвинул наушники на лоб и повернулся к нам.

— Отвечают, что горючее кончается, — развел он руками. — Ждут, когда придет смена.

— Вот черт, — зло стукнул Воронин по столику, — да они просто с ума там посходили! Что за невезуха!

Охватив рукой подбородок, капитан принялся нервно бродить между палаток.

— Кажется, — словно в бреду бормотал он, — мы сделали для них все возможное, все преграды устранили, так они еще умудряются упустить его… Что стоите, — раздраженно рявкнул он наконец, очнувшись от своих невеселых дум, — марш на посты. Что за разгильдяйство в боевой обстановке! И скоренько мне доложите, что творится на местных направлениях.

Мы спешно расселись на успевшие высохнуть табуретки и принялись судорожно тралить самые ходовые частоты, пытаясь хотя бы вчерне оценить обстановку, складывающуюся в воздухе. Но деятельность наша, едва успев начаться, почти тут же подвергается новым испытаниям. Сначала чуть слышно, а потом все громче и громче завыла сирена воздушной тревоги. Не знаю как у других, а мое сердце сжалось в нехорошем предчувствии. Но работаем, лихорадочно ищем иголку в стоге сена. Попадается все что угодно, но только не то, что нужно. Иными словами, мы по-прежнему ничего толком не знаем о том, в каком состоянии находится якобы подбитый самолет. Тревожная сирена вновь зашлась в совершенно безумном вое, и единственное, что нам, по идее, оставалось делать, так это опять мчаться к окопу. Но Воронин не давал никому подняться с места, требуя ото всех исполнения своих прямых обязанностей.

— Вы что задергались, как червяки на крючке? — покрикивал он, молодецки похаживая позади машин и молотя себя при этом по сапогу бамбуковым прутиком. — Ищите его… как хлеб ищете!

И, видимо, судьба наконец-то сжалилась над нами и ниспослала обрывок телеграммы, которой обменивались авиабазы Дананга и Тайбея. Кто-то открытым текстом докладывал, что RC-135 с позывным Ceirry-45 терпит бедствие и для его посадки готовят резервную полосу вблизи Вьентьяна. Едва я успел сорвать этот огрызок с телетайпа и сунуть в руку капитана, как верхушку дерева, под которым мы стоим, срезало, словно гигантской бритвой.

Спасаясь от падающих сверху сучьев, бросаемся кто куда. Сбитый с ног и придавленный к земле толстым древесным обломком я могу только судорожно дергаться, с тоской наблюдая за тем, как мгновенно пустеет наш лагерь.

— Эй, вы там, — хриплю я, пытаясь нечеловеческими усилиями все же выбраться самостоятельно, — помогите хоть кто-нибудь!

Но мой глас «вопиющего в пустыне» остается не услышанным в душераздирающем грохоте стартующих ракет. Сжав зубы, рвусь из последних сил и, оставляя обрывки формы на обломках сучьев, все же выползаю из покрывающей меня листвы. Приподнимаюсь на четвереньки и по-черепашьи вытягиваю шею. Сквозь прореху в листве, образовавшуюся прямо над моей головой, вижу стремительно снижающиеся в нашу сторону черточки самолетов. Наши это машины или американские, разбираться некогда, да и солнце мешает своим яростным светом. Пригнувшись, прямо на карачках мчусь к окопу. Второй раз за день выдерживать воздушный налет, это уже чересчур. Это уже слишком, даже для солдат ОСНАЗа. Но до спасительного окопа мне добраться так и не удается. Леденящий звон реактивных моторов заставляет замереть и прикрыть голову руками. (Хотя какая это на самом деле защита, так, фикция одна.) Но земля как будто не принимала моих объятий. Словно гигантской кувалдой она отбрасывает меня в сторону, и я кубарем качусь по склону оврага, не добежав до окопа буквально несколько метров. И вы представляете, какой силы чувства забушевали во мне, когда я уткнулся носом в грязь на его дне. Я готов был сбивать вражеские самолеты камнями и грызть уцелевших пилотов без соли и масла, одними зубами! Не припомню, чтобы когда-либо до этого или позже я был так взбешен. Выкрикивая немыслимые ругательства, я вскочил на ноги и, не разбирая дороги, рванулся наверх.