Фанфик Everything I am - Фанфикс.ру

Рон криво усмехается:

— Гарри, только не надо развивать идеи всеобщего равенства. Мы ведь оба знаем, что ты на Слизерине скоро своим в доску будешь.

— Что ты хочешь сказать? — настороженно спрашиваю я.

Мы обсуждали только с Гермионой… Она же не могла рассказать, нет? Я поручился за нее сегодня ночью…

Я перевожу взгляд на ее лицо — она отчаянно мотает головой. Рон этого не видит: он повернулся к Гермионе спиной и не отрывает взгляда от воротника моей рубашки.

— Рон, что ты имеешь в виду? — переспрашиваю я после затянувшейся паузы. Он с самого утра выглядит разозленным и изумленным одновременно, бросает на меня короткие взгляды. Не могу понять, что в моем внешнем виде могло вызвать такую реакцию.

Рон начинает говорить, но его слова перекрывает звук колокола. Большая перемена кончилась, пора на Чары. Я пожимаю плечами, закидываю за спину сумку:

— Не хочешь говорить, дело твое. Только в следующий раз, когда надумаешь бросаться словами, сначала обдумай. — Мы стоим друг против друга, как тогда, когда Рон впервые заговорил о том, что я излишне переживаю о возможном исчезновении Снейпа.

Стоило только вспомнить о нем, и в груди становится теплее.

«— А чем вам Рон не угодил...

— Ничем, кроме того, что он представляется мне ребенком с задержкой развития. Впрочем, чего еще ждать от Уизли.

— Не смейте оскорблять моих друзей!»

Его голос раздается в моих ушах так явственно, что хочется обернуться. Но я знаю, что его нет за моей спиной. У него сейчас урок у четвертого курса, а следующая пара — у нас.

Скоро я с ним встречусь. Не знаю, хочу ли — и зачем я так напрашивался сегодня на окклюменцию, когда он явно не горел желанием меня видеть?

Снейп. Снейп. Снейп.

Я обхожу Рона и направляюсь на Чары. Гермиона идет за мной, торопливо шаря в сумке. Кажется, она выяснила, что не взяла пергамент с домашней работой, потому что лицо у нее мрачнеет. Всю большую перемену читать нам лекцию о численности дурмштрангцев — и обнаружить, что забыла работу…

— Я скажу, что ты на пару минут опоздаешь, — говорю я, принимая у нее сумку. Гермиона благодарно кивает и бегом несется по направлению к Гриффиндорской башне.

Рон идет рядом и молча сопит, не то не решаясь продолжить разговор и окончательно рассориться, не то не зная, что сказать. Я не нарушаю молчания, и он вдруг решительно забегает вперед, загораживая дорогу. Я хмуро смотрю на него:

— Ты чего?

Вместо ответа Рон вытягивает руку и начесывает пальцами пряди моих волос так, чтобы они закрыли ухо и шею. Я отодвигаюсь:

— Да что стряслось, в самом деле? Ты с утра будто не в себе!

— А ты заметил? — холодно отвечает он, — я думал, ты всю первую пару пытался глаза продрать. Во сколько вернулся? Откуда?

— Слушай, Рон, ты мой друг, но это не твое дело! — я вновь обхожу его. — Пошли, мы уже опаздываем.

— Разумеется, это не мое дело. И ничье кроме твоего, надо думать. Только, Гарри, в зеркало глядеться надо перед выходом, если хочешь, чтобы твои тайны были при тебе! — бросает Рон, не отставая.

Я автоматически сбавляю шаг. Зачем он так смотрел на мою шею? Мои пальцы торопливо скользят по коже — и у меня вырывается сдавленное шипение. Больно.

Ах черт возьми!

— Рон! — мне хочется рассмеяться, но я знаю, смех выйдет нервным, и сдерживаюсь, — что у меня там, что ты пытался закрыть?

— Сам не знаешь? — он смущается, я вижу, как вспыхивают его щеки, — попроси у Гермионы зеркальце. А лучше исцеляющие чары. Она хорошо умеет сводить такие штуки.

— Да какие, можешь ты сказать по-человечески?

— У тебя на шее засос. Со следами зубов, — раздельно выговаривает Рон, глядя мне прямо в глаза. — Я так понимаю, тебе его не девчонка оставила. А учитывая, что ты опять поздно вернулся и был в мантии-невидимке…

— И что с того? — резко интересуюсь я. — В твои отношения с Гермионой я не вмешиваюсь! Или тебе настолько противна мысль, что я…

— Не что ты, то есть не кто, а с кем ты. Извини. Мне просто… просто противно.

Рон отворачивается, а я срываюсь с места, чувствуя спиной его взгляд.

По крайней мере, искренне. По крайней мере, искренне, — бьется в висках одна и та же мысль.

Когда я пойму, отчего мне стало больно, я обязательно успокоюсь. И может быть, даже извинюсь за несдержанность. Если разберусь.

У дверей мы сталкиваемся с Гермионой. Она выглядит запыхавшейся, но довольной, и сжимает свернутый пергамент. Мы даже не опоздали, большинство студентов во время большой перемены выходит из замка, поэтому все пришли почти одновременно. Проходим, рассаживаемся по местам, и Гермиона задает логичный вопрос:

— А где Рон?

— Опаздывает, — бормочу я, не отрывая взгляда от взбирающегося на стул Флитвика.

— Он сегодня какой-то странный, — замечает Гермиона, — как с цепи сорвался. Какая оса его ужалила?

— Ему не дает покоя, кто мог ужалить меня, — признаться оказалось почему-то гораздо проще, чем я ожидал. Я осторожно отвожу в сторону волосы и поднятый воротник рубашки. Гермиона, сосредоточенно сжав губы, рассматривает мою шею, а потом без предупреждения взмахивает палочкой, произнося исцеляющее заклинание.

И вправду быстро. Кто из них любит кусаться, она или Рон? А впрочем, какое мне дело.

— Гарри… что он тебе сказал?

— Что ему противно, — цитирую я безразличным голосом. Хотел бы я и впрямь ничего не чувствовать.

— Ой, — она закрывает рукой глаза, словно стыдясь услышанного, — Гарри, не бери в голову. Он не со зла. Рон просто за тебя переживает, вот и все.

— Он так переживает, что я себя дерьмом чувствую, — вырывается у меня. — Извини.

— Не страшно. Почему… так?

— Потому что, по его мнению, секс с… ты поняла, да? — она кивает, и я еще больше понижаю голос, — это гадость. Ты не видела лица Рона, — с горечью говорю я и отворачиваюсь.

— Гарри, — Гермиона кладет руку мне на плечо, — Рон не в курсе, с кем ты… ээ… с кем ты бываешь, — находится она. — Я ему не рассказывала, а больше никто не знает, клянусь.

— Значит, сам догадался. Если это выйдет на свет, ему конец!

Вот, кажется, то, что меня тревожит.

— Кому конец? — не понимает Гермиона. — Рону? Драться будете?

— При чем тут Рон, — отмахиваюсь я, — Снейпу!

Гермиона читает фамилию по моим губам, потом трясет головой:

— За связь с учеником, да? — она прикрывает рот ладонями, я медленно наклоняю голову в знак согласия, внутренне ужаснувшись подобной перспективе.

Почему я не могу заниматься сексом с кем хочу, не оглядываясь на то, принято так или не принято! И хуже всего, что Снейп в создавшейся ситуации рискует гораздо больше меня.

Но почему он согласился на это?

— Не бойся. Никто не узнает, — прерывает Гермиона мои размышления. Голос ее звучит решительно. — Я обещаю, Гарри.

В этот момент в кабинет боком проскальзывает Рон, торопливо проходит к своему месту и садится, демонстративно не глядя на меня.

— Добрый день, господа, — раздается в наступившей тишине голос профессора Флитвика.

— Был добрый, — бормочу я, машинально задерживая взгляд на мантиях дурмштрангцев. По крайней мере, они не переоделись в зеленое с серебром. А слизеринский герб на одежде в самом деле появился. Рон ошибся, на шестом курсе не пятеро, а семеро, остальные, видимо, младше. Но тридцать человек, приписанных к факультету, который и так не малолюден — наверное, еще одна головная боль для Снейпа.

А Снейп головная боль для Рона, судя по тому, как он упорно отворачивается. Признаться, я не думал, что его так покоробит. Он, наверное, мог смириться с теорией, а когда увидел проявления практики…

Я догадываюсь, когда появился засос — когда Снейп сдавил меня в сокрушительном объятии и коротко застонал куда-то в волосы, а потом приник поцелуем. Конечно, мне не пришло в голову обеспокоиться возможными следами. При другом раскладе я и не подумал бы избавляться от этой метки. Метки Снейпа на мне.

М-да, приплыли…

К низу живота приливает тяжелая горячая волна, и я усилием воли приказываю себе переключить мысли на что-нибудь другое. Такое ощущение, что прошедшая ночь что-то изменила во мне. Если бы Гермиона заинтересовалась сейчас, думаю ли я «о происходящем», ответом ей были бы только мои горящие уши.

Думаю.

Не знаю, почему, не понимаю, зачем; думаю, словно не удовлетворен…

Я вел себя хуже ребенка, я должен стыдиться того, что ему наговорил, кажется, я даже угрожал. Его глаза смеялись надо мной, я помню. Тогда мне казалось, что он оскорбляет меня. Почему-то сейчас, в воспоминаниях, я не чувствую яда в насмешке. И мне не хочется провалиться под землю при мысли, что через час мы встретимся глазами. А если не встретимся, я всю пару буду бросать на него взгляды, склонясь над тетрадью — украдкой, сквозь низко нависающую челку.