Гвоздь в башке. Враг за Гималаями. За веру, царя и социалистическое отечество - Юрий Брайдер

– Ничего у нас не творится. Все нормально.

– То есть в обществе царит всеобщая гармония. Народ благоденствует. Насилия, горя, бедствий и всего такого прочего нет и в помине. Я тебя правильно понял?

– Только не надо утрировать! Не люблю… Насилие, болезни, бедствия… Как же нам без этого букета? Там, где есть такие, как мы с тобой, – всегда есть и горе. Отсюда все берется. – Он постучал костяшками пальцев по голове. – Вот где зреют плоды зла! Разве раньше ты этого не понимал?

– Ну, скажем, не так ясно, как сейчас. Очень уж у вас тут все… откровенно.

– Ничего удивительного. Всему в свой срок приходит конец. Даже богам. Даже великим народам. А перед всеобщим концом уже не до показухи. Проявляется сущность. То, что было ниспослано свыше, отлетело, как шелуха. Остался только зверь, всегда таившийся внутри нас. Вот он теперь и забавляется нами.

– Да-с, картинка мрачноватая… А как у вас насчет войн? Для людей это всегда было бедствие номер один.

– Войны? Были раньше, – он задумался. – А может, и сейчас идут. Надо у Камелии спросить. Она в туалете всегда радио слушает… Эй, убогая!

Прежде чем я успел остановить его (не хотелось, чтобы в наш безмолвный диалог вмешивался кто-то посторонний), Настромо уже растолкал свою подругу, после дозы морфина почти вернувшуюся к нормальной жизни.

– Ну что тебе? – недовольно проворчала она.

– Тут эта приблудная душа насчет войн интересуется. Воюет сейчас кто-нибудь?

– А как же, – произнесла Камелия тоном знатока. – Недавно мы с олимпийскими фундаменталистами воевали. Вот только не помню, кто кого победил. А сейчас Северная Дионисия воюет с Восточной. Так их треплют, что только пух летит. Новый Крит свое уже отвоевал. Нынче там даже верблюжья колючка не растет. Пустыня. А недавно австралийские гераклиды напали на чайников. Не могут поделить острова Восходящего солнца. Про мелкие стычки и внутренние конфликты говорить не буду. Язык устанет.

– Грамотная баба, – эта оформленная в мыслях фраза предназначалась уже исключительно для меня. – Да только вся насквозь гнилая. Долго не протянет.

– Ты, похоже, за жизнь тоже не цепляешься.

– Какой смысл утопающему цепляться за кусок дерьма? Никакого. Разве не так?

– Не скажи. Некоторые за соломинку готовы уцепиться.

– Это те, кому есть что терять. А у меня все имущество – вот, – Настромо встряхнул инвалидную коляску Камелии, и та обложила его за это непотребными словами. – Плюс алкоголизм, наркозависимость и сто болезней, начиная от пяточной шпоры и кончая прогрессирующим иммунодефицитом… И почему ты нас всех раньше не уничтожил, еще до моего рождения!

– Не смог, значит. Кишка тонка оказалась. Я же, сам понимаешь, фантом, ничто. Условное понятие. Могу действовать только чужими руками. Вот и странствую по наследственной цепочке от предка к потомку и наоборот…

– При случае передавай привет моему папаше-покойнику.

– Не перебивай. Для того чтобы пресечь род кефалогеретов наверняка, мне нужно вернуться в далекое прошлое и отыскать там вашего прародителя. – О том, что такая встреча однажды уже состоялась, я решил умолчать. – Вот как раз это у меня и не получается. Раньше получалось, а теперь нет. Силенок маловато. Человек – это все же не кефалогерет. Пожиже порода.

– Понял. Твоей душе не хватает… как бы это лучше выразиться… пробивной силы. А у меня ее с лихвой. Запросто могу тебе помочь. Я, между прочим, если не ширяюсь, одним только взглядом свечи тушу и вилки сгибаю. С духами предков общаюсь. Но это, правда, только под кайфом. Мысли потаенные читаю. Ну и все такое самое. Прирожденный парапсихолог и экстрасенс. Когда будет надо, я поднатужусь и заброшу тебя в самое начало времен. Набьешь там морду богу Дионису. Пусть в следующий раз по пьянке миросозиданием не занимается.

– В Диониса, стало быть, верите? – осторожно осведомился я.

– Ни в кого мы не верим! Но некоторые прикидываются. Хотя и здесь согласия нет. Кто-то Зевсу поклоняется, как встарь. Кто-то Гераклу. Кто-то вообще Церберу. Моя бабка, помню, горгоне Эвриале тайком молилась, сестре горгоны Медузы. Новых сект тоже хватает. Особенно на востоке… Только ты меня не сбивай. Мы вроде о деле говорили. Не понимаю, как и почему ты вселился в меня, но хотелось бы знать, как ты собираешься выселяться. Чтоб, значит, в прошлое отправиться.

– Хорошая тема. Сам бы я ее, возможно, и не коснулся… Чаше всего я покидаю чужое тело во время его гибели. Кроме того, меня можно изгнать физической болью. Но только очень-очень сильной.

– Вот насчет боли ничего обещать не могу. Я ведь все время на наркотиках. Если не ширнусь вовремя, то с ума сойду. Придется тебе дожидаться моей смерти. Надеюсь, что недолго осталось. Слышал, что сегодня санитар сказал?

– Слышать-то слышал, но не очень верю. Это он со зла ляпнул. В качестве ответного комплимента.

– Я и сам не верю. Прощелыга… Дождется у меня! Они ведь, гады, нас не лечат, а потихоньку травят всякой гадостью. Чтоб такие, как я, землю зря не топтали. Вот и приманивают бешенкой… А куда денешься!

– Что ты там себе под нос бормочешь? – подала голос Камелия. – Бредишь?

– Нет, это я с приблудной душой общаюсь. С ней, не в пример тебе, хоть поговорить есть о чем.

– И к какому, интересно, полу принадлежит эта душа? – поинтересовалась Камелия.

– У души нет пола. А ты, похоже, ревнуешь?

– Очень нужно! Просто хотелось бы знать, кем она была раньше, мужиком или бабой.

– Сейчас узнаем, – минуту спустя, получив от меня исчерпывающий ответ, Настромо уже докладывал подруге: – Родился-то он мужчиной, но впоследствии прошел через такое количество перевоплощений, что сейчас затрудняется назвать свою истинную половую принадлежность.

Гомик, значит, – констатировала Камелия.

Тут нашим милым беседам пришел конец, чего и следовало ожидать с самого начала. Слишком жесток был этот ущербный, деградирующий мир, и расслабляться в нем нельзя было ни на секунду. А вот мои новые знакомые расслабились, что для них, родившихся и выросших здесь, было совершенно непростительно.

Трое молодых быкочеловеков, спешивших куда-то по своим поганым делам, внезапно заинтересовались этой несчастной парочкой.

Раньше все минотавры казались мне на одно лицо, вернее, на одну морду. Но при ближайшем рассмотрении это оказалось совсем не так. Если Камелия, к примеру, смотрелась телкой, а недавно протащившийся мимо работяга в грязном комбинезоне – усталым волом, то эти трое скорее напоминали свирепых буйволов с вечно налитыми кровью глазами.