Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

образа, вглядываешься в блестящие от слез глаза, а после наблюдаешь, как к этой несчастной особе подбегают друзья, близкие и утешают ее, тоже не сдерживая рыданий. Она жалуется им: «Как мне плохо! Внутри так пусто и горько, я так сильно скучаю по маме…» После чего на протяжении еще нескольких нудных серий героиню всячески утешают и подбадривают, хоть она и вечно ходит со стеклянным лицом, выражая тем самым полное опустошение. Так это нам показывают со стороны. А на самом деле смотришь на тишину и спокойствие вокруг, ждешь хоть малейшей помощи, в то время как внутренний хаос разрастается до небывалых размеров и целиком тебя поглощает. Не хочется жить, не хочется жаловаться кому-то и идти к ним со своими проблемами, потому что ты как нельзя не вовремя — у них уже минуту как остывает вечерний чай. Может, придешь как-нибудь в другой раз?»

Дауни усмехнулся и неторопливо опустился на колени по своей обыкновенной привычке, касаясь рукой холодного края мраморной плиты. Как всегда слова из горла выходили наружу с большими усилиями, почти что рывками выхаркивались в сырой воздух — но Джек не обратил на это внимания, а только сел поудобней и осторожно начал, проклиная дрожь в голосе:

— Привет, мам. Как ты там? Снова извини, что не приходил до этого, думаю, причины можно и вовсе не озвучивать, правда? Сегодня я без подарка.

Парень машинально похлопал себя по карманам. Обычно, приходя на это место и рассказывая что-то бездушному надгробию, он ощущал легкость и освобождение от тянущего вниз груза, как после долгой и слезной исповеди. Начинал всегда с трудом, пугаясь непривычной тишины, но после как-то приходил в себя и продолжал, пока не чувствовал желанного очищения от скопившейся внутри грязи.

Вот только сейчас он был полностью уверен, что легче ему не станет.

— Не буду пересказывать старые новости, потому что ты и так могла прочитать все в газетах. Помнишь, ты мечтала, что у нас будет свой загородный дом, больше прежнего, а рядом с ним — огромное поле? Как ты будешь сидеть в уютном кресле и читать любимую книгу, принесенную воображаемым мистером Коллинсом, и пить услужливо предложенное им молоко из прозрачного высокого стакана… Надеюсь, что и сейчас ты сидишь где-нибудь в уютном местечке, держишь в руках такой же стакан, а Коллинс стоит рядом и внимательно слушает каждое мое слово, иногда одобряюще кивая и не выпуская из крепких пальцев подноса с кувшином. А перед тобой простирается огромное поле, пестреющее соцветиями, будто кто рассыпал по земле с сотню разноцветных песчинок; и когда я прихожу сюда, ты видишь только неразборчивый силуэт вдалеке, но искренне радуешься и машешь рукой. Ждешь, что я отвечу. Ты ведь ни разу так и не показала мне этот замечательный дом, не познакомила со стоящим около тебя мужчиной. Почему, мама? Боишься, что мне не захочется возвращаться обратно, что я решу остаться там навсегда?

Дауни почувствовал жгучую злость на самого себя и все, что его окружает. Она закипела внутри, вместо прежнего удовлетворения принеся только подавленность; парень перевел взгляд со своих дрожащих рук на выделявшееся в каменной массе лицо, точнее, его очертания. Испытывающе вглядывался в родное и пугающее одновременно выражение, пытаясь понять, разыгралось его больное воображение, или линия губ действительно чуть приподнялась в холодной насмешке?

— Тут… ужасно, мам. Я не жалуюсь, нет, просто… Ты — единственная, кто слушает меня. Я перестал доверять тем, кого раньше считал друзьями, они все меня предали: равнодушно растоптали и выбросили, ведь им наплевать, ЭТО случилось не с ними самими. Ты превратила мою жизнь в ужасное испытание, понимаешь? К чему было уходить так резко, почему ты до последнего меня утешала? Разве сложно было сказать прямо: «Джек, милый, я скоро умру и оставлю тебя в полном одиночестве. Ты будешь сильно страдать и переживать, но мне до этого нет дела; на тот момент я буду уже в двух метрах под землей и услышу разве что отголоски твоих истеричных рыданий». Не могла признаться, что бросаешь меня на произвол судьбы? Ты все детство доказывала, какой папа плохой, как он подло поступил, оставив тебя с долгами и маленьким ребенком на руках, вот только ты ничем не лучше. Предала меня, как и Джордж когда-то. А я, глупый, думал, что он всего-навсего уехал в командировку или еще куда по работе, ждал каждый день, пока ты снова нагло врала мне с доброй улыбкой на лице! Знала, что отец никогда не вернется, но все равно продолжала покрывать его толстым слоем лжи, якобы стараясь защитить меня от жестокого удара правды. Но она ударила, мам. Сильно, так, что раскроила мне все лицо. Лучше бы я тогда просто перетерпел легкую пощечину.

Парень не смог сдержать рвущейся наружу ярости и впился пальцами в земляную насыпь, ощутив, как ледяная грязь намертво застывает под ногтями. А после… осознал, что уже не может остановиться.

Он безостановочно расшвыривал в разные стороны крошащуюся массу, не замечая, как пачкается лицо, когда дрожащая рука смахивает со лба воображаемый пот или проводит по раскрасневшимся щекам, оставляя после себя черные разводы и полосы. Не переставал бормотать что-то под нос, копая все глубже и глубже, как будто с какой-то невидимой ему самому целью.

Чего ты этим добьешься? — подначивал внутренний голос, и парень сжимал земляные комья еще сильнее, так, что они рассыпались прямо у него в руках. Думаешь, таким образом решишь проблему? Не хочу тебя разочаровывать, Джеки, но никто ТАК уже не делает. Люди больше не дерутся друг с другом до смерти, допытываясь, кто из них прав в том или ином деле; они перестали вести себя как ничего не понимающие животные. А сейчас выйдет следующее: ты всего-навсего раскопаешь эту несчастную могилу, потратив добрые три-четыре часа; ближе к вечеру тебя кто-нибудь заметит и поднимет тревогу, отведет в спецслужбу, и ты сможешь смело попрощаться с незаконченным образованием, дипломом и прошлой жизнью. Тебя будет ждать прозвище «Джек-Гробовщик» вместо старого «Джейкен». Вот Рэйчел расстроится…

— Мне плевать на нее! — что есть сил закричал Дауни и почувствовал, как этот самый крик несется по пустоши во всех направлениях, путается в короткой траве, цепляется за торчащие корешки и огибает тонкие стволы деревьев; летит поначалу стремительно, а после сбавляет скорость и растворяется в этом гнилом воздухе, как будто его и не было вовсе. И Джек ощутил, что готов изодрать себе все горло, чтобы только страшные слова достигли ушей наверняка сидящей в своей комнате