Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что сказать дальше? Дальше — поход «Челюскина».
Мы не сделали ничего особенного. Мы только выполнили свой долг перед пролетарской родиной. И я не нахожу слов, чтобы выразить те чувства, которые охватывают меня при воспоминании о той сказочной встрече, какую оказала нам страна. [376]
Эрнест Кренкель. Продолжение следует…
SOS значит «save our ship», по-английски — «спасите наш корабль». Потом кто-то переделал этот сигнал на более романтический лад, и буквы SOS стали расшифровываться «save our souls» — «спасите наши души». По международным законам этот сигнал обязует каждого, услышавшего его, немедленно итти на помощь независимо от того, из какой страны и куда направляется пароход. При этом сигнале громадные пассажирские пароходы, связанные расписанием до минуты, должны сворачивать со своего пути и итти на помощь гибнущим. Если радист услышит сигнал SOS, но его судно не участвует в спасении, он обязан прекратить какую бы то ни было передачу, для того чтобы гибнущее судно легче могло связаться с идущим ему на выручку. В эфире в такие минуты наступает тишина. Все слушают. Никто не работает.
На Западе коммерческие общества из бедствия, из несчастья моряков выколачивают деньги. В крупных портах существуют специальные спасательные общества. Они располагают мощными [377] морскими буксирами, эти буксиры подчас стоят без работы полгода, год, даже два. Все время они стоят в полной готовности. Радисты непрерывно следят за эфиром, чтобы поймать сигнал бедствия.
При первом сигнале буксиры срываются с места, как свора собак, и летят к гибнущему судну. По радио на ходу, обычно в жесточайший шторм, начинается гнусная торговля о цене за спасение. Существует старинный договор, который сохранился до сего времени (по крайней мере первые его строки). Договор этот чуть ли не XVI века. Первые его слова:
«Нет вознаграждения — нет спасения».
Этот договор действует до сего времени.
Тонущий корабль обязательно дает в пространство SOS.
Захочет кто-нибудь помочь — хорошо. Не захочет, невыгодно, некогда — спасайся сам, как можешь, или погибай к чорту…
Уходя под лед, «Челюскин» не дал сигнала бедствия. Мы знали свою страну. Мы знали, что наше спасение зависит не от коммерческих комбинаций или чьего-нибудь личного великодушия. Мы были спокойны и не наполняли эфир паническими сигналами. Эта наша уверенность в помощи с берега оправдалась потом в небывалых размерах.
Четкая работа радистов играла в организации спасения очень большую роль. Самоотверженная Людмила Шрадер на станции Уэллен, ночуя возле аппарата, непрерывно держала с нами связь в продолжение двух месяцев, избавив нас от всякого нервничания и неизвестности.
Я горжусь тем, что я советский радист.
Как я стал радистом
Я родился в сочельник, и по сему случаю моя мамаша мне когда-то говорила: «Ты обязательно должен быть счастливым человеком». Предрассудками вообще я никогда не отличался. По натуре я человек неверующий и вообще «грубый материалист». Но в жизни бывают совпадения. Почти уже десять лет я занимаюсь любимым делом и получил за свою работу две высшие награды СССР. Это и есть счастье. Сочельник случайно не обманул. Но наладилась моя счастливая жизнь не сразу.
Отец мой преподавал немецкий и латинский языки. Я учился в реформатской гимназии в Москве, где живу с 1910 года. [378]
Если кому-нибудь интересно мое детство, пусть он представит себе городского мальчика из бедной, но интеллигентной семьи, снимающего вечером для сохранности гимназический мундирчик и надевающего заплатанные штаны и поношенную куртку; футболиста; домашнего электротехника, постоянно пережигающего электролампочки во всем доме; завзятого читателя Джека Лондона, мечтающего о мужественных приключениях, скучающего среди домашней экономной жизни и обещающего себе построить собственную жизнь иначе. Ручаюсь, что вы знавали таких ребят.
По бедности нашей семьи на летние каникулы я в годы войны никуда не ездил, а оставался в Москве и работал во Всероссийском Земском союзе. Сначала таскал «посылки для военнопленных», а потом повысил свою квалификацию и стал упаковщиком этих посылок. Затем занимался у частного хозяйчика расклейкой всяких объявлений, плакатов и афиш. Работа была тяжелая. Имелось три цены: первая — это наклеивать просто так, с земли, насколько рука хватит; вторая — ходить с табуреткой; третья — ходить со стремянкой, причем картофельная мука была своя. Научился хорошо разводить клейстер. Заваривал в ближайших по пути чайных или трактирах. Были зверские маршруты, которые занимали время с самого раннего утра и до темноты, например маршрут Садовое кольцо. Хозяин потом бродил по городу и проверял приблизительно количество расклеенных экземпляров, так что нельзя было половину куда-нибудь выбросить. Груз на себя приходилось брать изрядный: громадные рулоны афиш, стремянка и ведро с клейстером. Особенно плохо было работать на ветру. Смертельными врагами были дворники.
Как-то хозяин дает мне целый ворох маленьких афиш и говорит:
— Иди по Бульварному кольцу и расклеивай на каждом трамвайном столбе так, чтобы можно было читать из трамвайного окна.
Афиши эти были объявлением частного врача о каком-то подозрительном венерологическом кабинете. Тут мое сердце не выдержало, и решил я от этого афишного дела отказаться.
В 1917 году я был в пятом классе гимназии. Революцию воспринял довольно своеобразно. Решил, что довольно мне учиться. Записался в московский отряд бойскаутов. Этот отряд состоял из буржуазных сынков и молодых людей приблизительно одинакового со мной возраста и социального положения, соблазненных военной формой, военными самокатами и карабинами. Летом мы стояли в лагерях в Сокольниках и наводили панику на окружающих дачников усиленной стрельбой по ночам. [379]
Из скаутского отряда я скоро выбыл. Случилось это так. Купил я наган. Был у меня приятель, тоже бойскаут, а у него в свою очередь был приятель — подозрительный молодой человек неопределенных занятий. Они вместе решили ограбить писчебумажный склад. Имел я неосторожность продать наган этому самому подозрительному типу. Тот нацепил фальшивые усы, в один карман сунул мой наган, в другой — карманный фонарь, связку отмычек, а за пояс заткнул пистолет «монте-кристо». В таком виде он отправился к складу и был конечно задержан. Спросили: где куплен наган? Неудачливый «налетчик» указывает на моего приятеля; забирают моего приятеля, а тот в свою очередь показывает на меня. Мне было тогда 15 лет. Вечером приходит агент уголовного розыска и вместе с дворником производит у нас в квартире обыск. Ну, конечно находит массу всяких стреляных патронных гильз…