И оживут слова (СИ) - Способина Наталья "Ledi Fiona"

— Мы бежали в лес. Потом меня схватили какие-то люди. Один отсек косу. Ярослав стоял там же, в стороне. Он выглядел чужим. Даже, кажется, улыбался. И не пытался помочь.

Я почувствовала, что дрожу. Впервые я пересказывала историю гибели Всемилы.

— Они… они сперва потешиться хотели. Но главный приказал не трогать.

О том, что он приказал вместо этого убить Всемилу, я рассказать не могла. И от этого было жутко. Меня бил озноб, и, чтобы хоть как-то успокоиться, я обхватила себя за плечи. Вместо дубовых досок пола я видела прогалину в лесу и знала, что где-то там за деревьями Свирь и Радим, которые уже не помогут.

— Потом… главный отдал косу Ярославу, чтобы он передал воеводе. Дальше… темнота.

Мир вдруг начал уплывать куда-то в сторону, теряя резкость. Прогалина в лесу виделась все яснее, и мои мысли начали путаться.

Я вздрогнула, когда Альгидрас с силой притянул меня к себе и легонько встряхнул, возвращая в реальность. Словно он каким-то образом почувствовал, что что-то не так. Значит, с ним это вправду работает. Он тоже чувствует мои эмоции. Сейчас, на крыльце, когда я увидела Ярослава, и несколько минут назад, когда мы спорили о позорном столбе…

Словно издалека я услышала его голос:

— Нельзя ей так, княжич.

Миролюб что-то ответил, но я уже не слышала. Мир, еще раз качнувшись, начал расплываться. Я вдруг поняла, что сейчас потеряю сознание. И хорошо если после этого я очнусь в доме Добронеги, а не где-нибудь еще. Мое горло перехватило, и вдохнуть получилось с трудом. Что, если меня здесь больше не станет, что, если…

В реальность меня вернул резкий запах полыни. Помотав головой, я скривилась. Оказывается, я сидела на скамье у стены, на том месте, где раньше располагался Альгидрас, на мои плечи была накинута теплая шаль, а перед носом мельтешили тонкие пальцы, нестерпимо пахнувшие полынью. Это Альгидрас растирал темно-зеленый лист. Рядом с ним на корточках сидел Миролюб, и лицо его было встревоженным.

Я помотала головой, чтобы сознание немного прояснилось, и решительно оттолкнула руку Альгидраса.

— Не надо. Мне дурно от этого запаха.

— Дурно тебе не от запаха, — пробормотал Миролюб и сжал мою ладонь. — Ты прости.

— Я правда не помню больше, — жалобно прошептала я, надеясь, что он прекратит расспросы.

— И не надо, — покладисто согласился Миролюб и резко встал.

Он огляделся по сторонам, словно ему было неловко на меня смотреть. Потом все же повернулся ко мне:

— Ты… отдохни. Устала ты сегодня. Я Злату попрошу еду тебе в покои отнести.

— А как же убийство? Радим уже знает?

— Отдохнуть тебе нужно, не надо о пустом думать.

— Подожди! Как это о пустом?!

Я привстала, желая возмутиться, но тут в комнату вошли Злата и Радим. Радим был мрачнее тучи. Он сердито покосился на Альгидраса, который тут же отвел взгляд, и повернулся ко мне:

— На стол соберите! Ужинать пора.

Миролюб что-то собирался сказать Радиму, но я сорвалась с лавки и бросилась на помощь Злате. Миролюб нахмурился и промолчал. Они с Альгидрасом смотрели на меня с плохо скрытой тревогой. Надо же, какое единение. Нужно будет взять на заметку, что обморок выводит их из равновесия.

Пока мы накрывали на стол, я едва не сошла с ума. Головокружение прошло, оставив после себя легкое ощущение нереальности. При этом в голове вертелось признание Миролюбу, позорный столб, наказание за убийство. Через какое-то время я поняла, что эта круговерть грозила закончиться новым приступом дурноты, но меня спасло появление Добронеги.

Ужинали мы в полном молчании. Однако я видела, что Радим заметно расслабился. Зато Миролюб теперь смотрел прямо перед собой и, казалось, не замечал ничего вокруг. Ужин закончился, и Радим со Златой начали собираться домой. Дождь еще не прекратился, но Радим твердо сказал, что они уходят.

Миролюб тоже собрался уходить. Я как раз несла в сени пустые кружки, чтобы сложить их в таз с остальной посудой. Миролюб вышел за мной следом и, подхватив меня за локоть, отвел в сторону. Из-за крутого ската крыши, потолок был здесь довольно низким. Я шагнула под душистые связки сушеных трав, чувствуя себя в безопасности. Миролюб не мог последовать сюда за мной. Ему пришлось бы согнуться в три погибели.

— За ворота больше не ходи. Былины ли тебе послушать охота или просто погулять. Я не могу тут стоять охраной каждую ночь.

Я торопливо кивнула, даже не собираясь спорить на эту тему. Он тяжело вздохнул, словно ни на секунду не поверил моему смирению.

— А зачем ты стоял? — не удержалась я.

Миролюб нахмурился, посмотрел на меня, словно решал, сказать или нет, и снова вздохнул. Я едва могла различить его лицо в отблеске лампы, которая осталась на столе с грязной посудой.

— Погулять с тобой хотел, — неловко произнес он. — А тут вон сколько желающих выискалось.

И мне отчего-то стало жутко стыдно.

— Не было желающих, Миролюб. Олег не ждал, что я приду. А Ярослав… не думаю, что погулять хотел.

— Я тоже не думаю, ясно солнышко.

Он провел мозолистым пальцем по моей щеке.

— Думаю, он меня увидел, когда ты к Олегу бежала. Потому и не сделал ничего. А обратно ты с хванцем шла. Хванец только с виду не воин, а с ножом управляется не хуже прочих.

Я усмехнулась, ничуть не поверив, что Альгидрас владеет ножом. Впрочем спорить не стала.

— В Свири про это узнают? Олега накажут?

— А ты хочешь?

Я помотала головой, не отодвигаясь от горячей руки, которая медленно перебирала мои волосы.

— Значит, не узнают, — просто ответил Миролюб.

Я закрыла глаза, не в силах скрыть облегчение, и вдруг подумала, что не заслуживаю хорошего отношения с его стороны. Он воин. Он суженый. А Всемила закрутила любовь с одним из его людей почти в открытую. И все же он не убил Ярослава, не наказал ни Всемилу тогда, ни меня сейчас.

— Миролюб, — я открыла глаза и накрыла его руку своей, прижимая ее к щеке. — Я еще должна сказать.

Он напрягся, не сводя с меня взгляда.

— Говори!

— Я… не думаю, что это были квары.

— Что? — Миролюб прищурился.

— Эти люди были… свои. Не чужеземцы, — я глубоко вздохнула и храбро закончила: — Ты должен это знать.

— Радим знает? — медленно проговорил Миролюб, и я не могла понять, верит он мне или нет.

— Радим не говорит со мной об этом. Бережет.

— Олег?

— Олег знает. Но он тоже со мной не очень-то говорит.

Миролюб задумчиво посмотрел на связку зверобоя, висевшую перед его лицом.

— Не квары… Это все меняет. Слушай, я не в силах изменить того, что было. Но сейчас не противься. Дай нам защитить тебя. Мне, Радиму, Олегу. Не мешай. Слушай, что наказывают.

— Хорошо. Я буду.

— Вот и славно, — невесело усмехнулся Миролюб. — Пора мне.

Он наклонился, сдвинув связку трав, и коротко поцеловал меня в губы.

— Хванцу не говори, кто за книги платил. Не возьмет, дурья башка.

— Спасибо, Миролюб, — я почувствовала комок в горле. — Ты самый лучший.

Он усмехнулся:

— Ты об этом потом вспомни, как с хванцем спорить будешь.

С этими словами он направился к выходу.

— Ты о чем? — не удержалась я и перехватила ремень его сумки. Я не сомневалась, что, если он не захочет остановиться, я улечу за ним по воздуху. Однако Миролюб послушно замер и медленно обернулся.

— Сама знаешь, ясно солнышко. Только побратимство — родство сильнее кровного. Ему верю. Он помнит. Да вы же, девки, и камень в пыль разобьете, коль что вам надо.

Я поежилась под насмешливым взглядом.

— Я не забуду, Миролюб. А ты… береги себя. А то дружина твоя…

— Ох, натворили твои слова сегодня. Дружина моя…

Он снова вздохнул и быстрым шагом вышел.

Я подошла к тазу с посудой и тоже вздохнула. Эмоций не было. Сегодняшний день вместил в себя так много, что мои попытки помыть Серого с утра казались событием недельной давности. Я медленно терла тряпицей тарелки и думала о том, что узнала сегодня.

Действительно ли Ярослав умер или просто пропал? И насколько опасно мне оставаться одной? Через переднюю калитку во двор никто не войдет, минуя Серого. Если только… этот человек не бывал здесь раньше и не сдружился с псом. У меня по спине пробежал озноб. Могла ли Всемила приводить Ярослава сюда и приучить к нему Серого? Говорили, что он не признавал никого, кроме семьи. Но знали ли они наверняка? Господи, а что, если Серый — не защитник.