Принц шутов - Марк Лоуренс

Дыхание вырвалось из него алыми брызгами, боль выходила короткими влажными вздохами, какие не дают нам, мужчинам, плакать, словно дети.

— Беременна?

Все это время он ни о чем таком не упоминал. Наше долгое путешествие было безнадежной гонкой против обреченности этого ребенка. Слеза скатилась по моей щеке, горячая, тягучая, остывая в морозном воздухе.

— Я только что убил своего сына.

Снорри закрыл глаза.

Я повернул голову и снова увидел плод, скорчившийся среди остатков тела, выстроенного нерожденным, — его центр, силу, столь дурно использованную и исчерпанную ужасом, который и не жил никогда.

— Твой сын…

Я не спрашивал, откуда он знает. Возможно, узы, связывавшие их, дали нерожденному возможность читать его мысли и привели сюда, в эту комнату, где он и ждал нас. Но у меня не было слов. Я сказал лишь одно, самое короткое, то, которое должен был чаще использовать в своей короткой бестолковой жизни:

— Прости.

Мы долго лежали молча. Жизнь вытекала из меня по капле. Я чувствовал, что вроде бы должен больше переживать из-за этого.

Тишину прервал пронзительный визг.

— Какого черта?

Я чуть приподнял голову. Это звучало как…

— Петли!

Снорри медленно поднялся, опираясь на локти.

— Но ты запер ту дверь. — От скрежета железа по железу у меня аж зубы свело. — И задвинул засов.

— Да.

Еще один такой звук. Но громче и ближе.

— Как это вообще возможно? — Голос мой немного окреп. И нытье стало заметнее, что уж там. — Почему им не пришлось ломиться внутрь?

— У них есть ключ.

Снорри со стоном потянулся к топору.

— Но ты запер все двери! Я сам видел.

Опять скрип — на этот раз железо царапнуло по камню, когда сдалась третья дверь. Осталась лишь одна — та, на которую я смотрел в полнейшем ужасе.

— Ключ. Ключ Рикесона, ключ Локи. Ключ, что отпирает все двери. — Снорри наконец смог сесть, смертельно бледный, весь дрожащий. — Это командир нерожденных. Должно быть, они нашли ключ подо льдом.

Оставались считаные мгновения. Я услышал монотонное царапанье за дверью, и по старому черному железу расползлась ржавчина. В комнате внезапно похолодало, и стало совсем грустно, словно бремя горя легло на мои плечи. Больше, чем я мог вынести.

— Ял… для меня честь… — Снорри протянул мне руку. — Я горд знакомством с тобой. — Он мазнул ладонью по лезвию отцовского топора. — Будь мне названым братом.

— Вот зараза! — Засовы последней двери с грохотом разлетелись. — Всегда знал, что ты когда-нибудь втянешь меня в эту вашу дребедень. — Дверь медленно, сантиметр за сантиметром, приоткрылась. — Взаимно, хаульдр Снагасон. — Я порезал ладонь о лезвие топора, поморщился и протянул Снорри руку, с которой капала кровь.

Дверь полностью распахнулась — там, в свете гаснущих фонарей, ждал командир нерожденных, сгорбившийся под низким потолком коридора, — нечто, напоминающее плоть, было деформировано всеми мыслимыми способами, кости торчали прямо из лица, которое говорило лишь об ужасных стремлениях.

Где-то за стеной Черного форта солнце вытолкнуло свой блестящий край над ледяным горизонтом и прервало долгую ночь.

Воздух, разделяющий меня и Снорри, заискрился, когда наши руки уже почти соприкоснулись. Моя рука наполнилась таким яростным светом, что глазам стало больно, рука Снорри почернела, стала дырой в ткани мира, поглощающей свет и возвращающей пустоту.

Нерожденный бросился вперед.

Мы сжали руки.

Мир раскололся.

Ночь сплелась с днем.

Почти все остальное взорвалось.

Магия Молчаливой Сестры покинула нас и набросилась на свою добычу. Взрыв сотряс крепость, двор и льды вокруг. Командир нерожденных не просуществовал и секунды. Его прошили две трещины, темная сплелась со светлой, и клочья существа разметало по коридору, а трещины понеслись дальше.

Сила удара уронила нас обоих на спину и раскидала в разные стороны. У меня не хватило сил сопротивляться, и я кучей лежал там, где упал.

Трещина начиналась на полу в том месте, где мы пожали друг другу руки, где была пролита и смешана наша кровь. Свободный конец ее начал расползаться, медленно, ломая камень с таким звуком, с каким обычно ломается лед, светлый разлом сплетался с темным.

— Иисусе!

Возможно, богохульство станет моим последним грехом.

Трещина дернулась ко мне, ослепительно сияющая, ослепительно темная. Я заморгал, в голове раздался голос Баракеля, стоящего со сложенными крыльями: «Теперь она в твоих руках, Ялан Кендет!»

Я проклинал его за то, что он исчез и оставил меня умирать.

— Она в твоих руках.

На этот раз тише, и образ был не таким отчетливым.

Снорри пытался подняться на ноги, опираясь на топор. Каким-то образом у здоровенного придурка все-таки получилось — соображалки хватило понять, когда пора смываться. И все же негоже принцу Красной Марки уступить хаульдру с севера. Я перевернулся; ругаясь, вставил острие меча в щель между плитами пола и попытался подняться. Это было слишком трудно. Где-то на задворках разума возвышалась моя бабка — высокая, царственная, страшная, как моя жизнь, в своем алом наряде. «Вставааай!» И, взревев от натуги, я сделал это.

Шаг назад — и мои плечи привалились к стене, до трещины было меньше метра, она ползла по камню, и зерна подпрыгивали и выворачивались наизнанку со странным звуком, похожим на хлопки.

Когда есть куда идти, иногда приходится прибегать к крайним мерам. Баракель все талдычил о моем происхождении. Образ Красной Королевы, властной, бесстрашной, владел моим воображением — но за ее плечом я видел Гариуса и Молчаливую Сестру, а перед ней — своего отца. Я достаточно поносил его в более счастливые времена, называл трусом, негодным клириком, но в глубине души знал, что сломало его, и знал, что он выстоял, когда моя мать нуждалась в нем, и не сдался своим демонам, когда ее было уже не спасти.

Я шагнул к трещине, расколовшей мир, опустился перед ней на одно колено и простер руки.

— Она моя, я создал ее, и чары, породившие ее, происходят из моего рода, нерушимой цепи кровных связей, привязывающей меня к той, что изрекла заклятие.

И я протянул руку и сомкнул трещину.

Она вспыхнула по всей длине, потемнела, снова вспыхнула и сжалась, от нее остался лишь маленький кусочек, сияющий и темный, ведущий от той точки, где я сжимал трещину двумя пальцами.

Она изгибалась и гудела, от моей руки расходились мелкие трещинки, прямо по руке, боль была невыносимая.

— Я не могу удержать ее, Снорри.

Я уже умирал, но заклятие моей двоюродной бабки грозило доконать меня прямо сейчас.