Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский

– Нет. Не говори мне – младой.

– Извини… Но странно, – сказал он угрюмо, – ты вроде ничего сам, а, Байно? Побился, но не очень? И не течёшь?

– Не знаю пока, – сказал я, начиная злиться на него. – Я немного без сознания тут лежал. А ты?

– Что – я?

– Адаптирован?

Он не стал отвечать.

– Поднимайся давай, Байно, – сказал он. Он встал, лицо его пропало из поля зрения, сменившись пряжкой на поясе спецкостюма. – Надо выбираться к «лифтам».

– Погоди, соператор,– сказал я.– Что с твоей техникой, что за (…)[63]? Кто программировал? Что за (…)[64]?

Он грязно выругался.

– Таков твой комментарий? – спросил я. – Ты профессионал, видать без оптики.

– Земляне, – сказал он. – Девочка моя Тютюля была что надо. А вот шлюха из неё, как видно, не вышла.

– Яснее можешь?

Он в двух словах рассказал мне. Да, подумал я, выслушав его. Есть такое слово: оказия. Так вот, это она самая и есть… О-казия. Во всех смыслах.

– Мне нужно в грузовой корпус, – сказал я.

– Зачем? – спросил он.

– Там Хич-Хайк.

Последовала пауза.

– Байно, нам надо держать сейчас как можно вертикальнее, – сказал он. – Зенитнее, я бы сказал. Мы не успеем даже вытащить Маркова. Он уже изменяется. Потёк, как из шланга. Со всех пор. Ван-Келата током сожгло, но Очкарик может выйти и напасть. Сам знаешь. Возись с ним. Некогда. Надо двигать к «лифтам». Спасаться, раз спаслись.

Ах ты, мать моя! «Лифты»! «Лифты»-то!

– Сколько у тебя резерв, ты мне не ответил, серьёз, – спросил я.

– Ещё… час.

– Я потом проверю твою медкарту, Ниткус, – сказал я.

– Твой Хич-Хайк спал, когда мы упали?

– Да, – сказал я. – MD должен был его укрыть.

– А гостевой был в контуре, Байно?

Я не имел права врать.

– Я не знаю. Вряд ли. Контрабанда.

– Он погиб, Байно.

– Сколько у тебя резерв? – повторил я.

– Пять полных, – ответил Ниткус. – Основных. С киксом на час.

– Тогда помоги мне найти Хич-Хайка, серьёз, – сказал я и принялся буквально по частям вставать.

Встать он помог мне. Я огляделся. Видимо, Ниткус оттащил меня от засыпанного хода. Я был перемазан землёй и зеленью, но вокруг, на полу земли почти не было. Несколько комков. Полутемноту нам обеспечивала «бактерия», прилежно светя метра на четыре кругом себя. Основной массив темноты у меня в глазах стоял, оказывается. Я насунул на нос маску и подышал чистым.

– Мы, вероятно, глубоко воткнулись, пилот, – сказал Ниткус. – У нас нет времени. Корпуса разделились? Успели?

– За несколько секунд. У MD оставалось не больше двадцати секунд до столкновения с планетой. Не думаю, что мы так уж глубоко воткнулись. Горизонтально сидим. Но важно ли это, серьёз? – сказал я. – Я иду за Хич-Хайком. Ты со мной? Простое решение.

Ниткус молчал.

– Будь проклята Земля и её дети, – пробормотал он.

– Я не знаю, при чём здесь Земля, – сказал я. – Ты идёшь со мной? Мне некогда. Я не знаю, сколько буду в себе.

– Иди к «лифтам», парень, – сказал Ниткус. – Стартуй на орбиту, зови помощь. Я найду твоего дружка. Один. У меня пять часов. Мне должно хватить времени.

Он сказал разумную вещь. Но разве я мог с ней согласиться? Лживый вопрос, лживое чувство. Я мог согласиться, более того, согласиться я был должен: как пилот и серьёз. Ах, если бы я с Саулом Ниткусом согласился тогда! Если бы он заставил меня… Он мог? Он мог, старший, на своём борту. Но он боялся, он хотел жить, он был странный человек, корыстный, как все бутлегеры, и он не стал настаивать, когда я сказал:

– Нет, Саул. Я иду.

Ниткус пожал плечами. И больше не стал настаивать.

– Выбираться будем через боевую рубку, – сказал он. – Тебе нужна одежда. Зайдём на склад. Я видел, он открыт.

Мы провозились с аварийным люком в потолке боевой рубки (самым боевым в ней было название: установка ПРИМИ «ОК» давным-давно пришла в негодность, а запаски в Палладине не было, так Ван-Келат и ходил по системе безоружным) недолго, гораздо меньше, чем пришлось потратить на поиски комба и куртки для меня, на мытьё и обработку спины и ладони. Перед тем как запустить таймер подрывного устройства, Ниткус помедлил. Я читал его мысли, ибо думал как он, о том же самом. «Лифты». Из одиннадцати капсул в обойме САП два-то уж наверняка сработают. Не надо вступать в контакт с грунтом напрямую, когда время жизни для нас пойдёт три минуты за шестьдесят секунд. Три этих-то минуты – и можно осмотреть САП, определиться с надёжными, засесть в капсулы, инициировать автоматику и приготовиться к смерти. САП работает наподобие кислородной пушки, что на Башне, только наоборот. В головке капсулы НР-процессор. Раз. Спасаемого убивает электрический разряд в сердце. Два. Пороховой заряд подбрасывает капсулу над корпусом. Три. Одноразовый процессор, настроенный на конкретную обстановку (это автоматически), взлопывает себя. Четыре. Какое-то время (отрицательное) капсула существенна парой, оригинал висит над корпусом, отображение – в паре сотен, к примеру, километров в зените. Пять. Смена сущностей. Отображение – над корпусом, оригинал – в зените. Шесть. Процессор выгорает. Отображение довлеет к оригиналу и совмещается с ним. Семь. Реанимация спасаемого. Шансы оторваться от грунта – огромные, спасательная модификация НРП слишком проста, чтобы сбоить. Шансы на реанимацию – вполне пополам. Сработает ли рация в капсулы – ну, никто и не мечтает о пассатижах в сауне. Парашюты вон сработали. Как там в Книге Книг? «Солидная земная работа». Резерв атмосферы в капсуле недельный, в термосе – водная каша, на панельке перед глазами – игрушка «Сапёр»… Ниткус сломал предохранитель. Мы поспешно спустились по трубе, вышли в криво стоящий коридор и упёрлись ногами в пол, всех Имён ради, не касаясь переборок никакими частями тела, кроме подошв. Люк вырвало наружу спустя десяток медленных вдохов. К аварийному свечению «бактерий» снаружи примешался тусклый дневной свет с холодом и мелкой влагой на паях.

За вдох до подрыва люка я обещал себе не раздумывать больше, не медлить и не бояться. Обещание сдержать удалось. Я вылез на корпус несчастного грузовоза первым, пути наверх опять не запомнив. Броня уже остыла. Это было не удивительно. Лил дождь. Такой дождь называется ливень. С непривычки захлебнуться – пара пустяков. Некстати я вспомнил, что во время десанта группы Ейбо Нюмуцце дождь лил тоже, может быть, этот же самый. Ниткус встал рядом, немедленно поскользнулся, хлопнулся на зад, выругался. То ли на грунте было начало утра, то ли начало вечера, а может быть, серость и бесцветность