Большие деньги - Джон Пассос

Тони, как выяснилось, не бросал слов на ветер – на следующий день он на самом деле уехал из дома.

Пять сотен баксов Марго с Эгнис хватило совсем ненадолго, деньги закончились гораздо раньше, чем они рассчитывали. Прежде всего их агент, Хардбейн, потребовал за свои услуги десять процентов от суммы, потом Эгнис настояла на депозитивном вкладе в банк пятидесяти баксов, чтобы выкупить драгоценности, заложенные Марго в Майами. Они переехали в новый дом в стижном районе Санта-Моники, а за это пришлось выложить кучу денег. Еще нужно было платить жалованье поварихе и горничной, к тому же теперь, когда Тони сбежал, им нужен был еще и шофер. А сколько стоила модная одежда, услуги рекламного агента, не считая всевозможных взносов в благотворительные фонды и различные подаяния на студии, от которых никак нельзя было отказаться. Эгнис была просто чудо. Она лично занималась всем на свете. Когда приходилось обсуждать дела, Марго обычно, поднеся пальцы к вискам и закрывая глаза, с минуту начинала стонать:

– Боже, как ужасно, моя голова совсем не создана для бизнеса.

Эгнис сама выбирала новый дом – пуэрториканский коттедж с резными балконами, заваленный старинной испанской мебелью. По вечерам Марго, сидя в большой гостиной в кресле перед камином, раскладывала с Эгнис пасьянс. Они получили несколько приглашений от актеров и тех людей, с которыми приходилось встречаться на съемочной площадке, но Марго не торопилась с визитами – прежде ей хотелось получше освоиться в новом городе.

– Не успеешь и сообразить, как тебя окрутит банда бродяг, которые причинят тебе гораздо больше вреда, чем пользы.

– Золотые слова, – похвалила ее Эгнис. – Ну как, например, эти два отвратительных близнеца в Майами.

Они давно не видели Тони. Однажды вечером, в воскресенье, когда они ожидали первого визита в свой новый дом Сэма Марголиса, он заявился около шести вечера абсолютно пьяный и с порога заявил, что они пополам с Максом Хиршем собираются открыть спортивную школу и для этой цели ему немедленно позарез нужна тысяча долларов.

– Тони, но откуда Марго их возьмет, скажи на милость? Ты же отлично знаешь, какие большие расходы нам приходится нести.

Тони закатил отчаянную сцену, он неистовствовал, плакал, повторял, что Эгнис и Марго разрушили его сценическую карьеру и теперь хотят угробить его карьеру в кинопроизводстве.

– Каким же сверхтерпеливым человеком я был! – вопил он, стуча кулаком в грудь. – Я сам позволил этим двум женщинам погубить меня.

Марго то и дело поглядывала на часы на каминной доске. Уже около семи. Наконец, она бросила на стол двадцать пять баксов, и сказала ему: пусть возвращается в конце недели.

– Он опять сходит с ума, – сказала она Эгнис, когда Тони, наконец, ушел. – Он в самом деле очень скоро помешается.

– Несчастный парень, – пожалела его Эгнис. – В принципе он неплохой, только ужасно безвольный.

– Ведь этот тип может его заарканить и причинить нам кучу неприятностей. Как я боюсь этого! У этого парня такая физиономия, что с ней прямая дорога в тюрьму… думаю, нужно начать искать адвоката и подавать на развод. Ничего лучшего придумать нельзя.

– А ты подумала о паблисити? – зарыдала Эгнис.

– В любом случае, – сказала Марго, – Тони должен убраться куда-нибудь подальше. Этот латиноамериканец уже сидит у меня в печенках.

Сэм Марголис опоздал на час.

– Ба, как у вас тихо-мирно, как спокойно! Разве такое мыслимо в этом чокнутом Голливуде?

– Но ведь Марго у нас обычная тихая, фабричная девчонка, – ответила Эгнис, забирая свою корзинку с шитьем и выскальзывая из комнаты.

Он устроился в мягком стуле с подлокотниками, не снимая с головы своего белого берета, вытянув свои саблевидные кривые ноги поближе к камину.

– Мне противна всякая искусственность.

– Даже сейчас? – спросила Эгнис от двери.

Марго предложила ему коктейль, но Сэм сказал, что не пьет. Горничная принесла обед, над которым Эгнис трудилась почти весь день, но он не стал есть, просто пожевал тост и положил себе в тарелку зеленого салата.

– Я никогда не ем и не пью в привычное для принятия пищи время. Я прихожу, только чтобы все посмотреть и поговорить.

– Вот почему вы такой худосочный, – пошутила Марго.

– Вы помните, как я выглядел в прошлом? В мой нью-йоркский период? Ну, не будем говорить об этом. У меня очень плохая память. Я живу только сегодняшним днем. Я теперь только и думаю о той кинокартине, в которой состоится ваш дебют. Я никогда не хожу на вечеринки, но сегодня вы приглашены со мной к Эрвину Гэррису. Ну-ка покажите мне ваши платья. Я сам выберу то, которое вы наденете. Теперь вы должны обязательно приглашать меня, как только соберетесь покупать себе обновку. – Поднимаясь за ней по скрипучей лестнице в спальню, он говорил: – Нет, вам нужна другая обстановка. Эта не подходит. От нее разит предместьем.

Какое-то странное чувство охватило ее, когда она ехала по широким улицам Беверли-Хиллз с высокими пальмами на обочинах, сидя рядом с Сэмом Марголисом. Он заставил ее надеть старое желтое вечернее платье – то самое, которое она купила, когда работала моделью у Пико… Эгнис нашла в Лос-Анджелесе одного французского портного, который его чуть переделал и удлинил. У нее похолодели руки, и она все время боялась, как бы Марголис не услышал, как сильно стучит в ее груди сердце. Она силилась рассказать что-нибудь смешное, забавное, но ничего не выходило, к тому же для чего, если Сэм никогда не смеялся? Интересно, о чем он думает? Она видела в свете мелькающих уличных фонарей его смуглое лицо, узкий лоб под черной густой шевелюрой, губы, профиль с носом, похожим на клюв. На нем был все тот же белый фланелевый костюм, белый широкий галстук с бриллиантовой булавкой в виде клюшки для гольфа. Машина, свернув, подкатила к строю высоких французских окон за рядом деревьев. Обращаясь к ней, спросил:

– Вы, наверное, боитесь, что там вам придется скучать, не так ли? Ничего подобного… Вы сильно удивитесь, когда увидите, что и у нас здесь кое-что имеется, то, что вполне подходит как иностранному, так и нью-йоркскому обществу, к которому вы так привыкли.

Он повернул к ней голову, и пучок света от фонаря мелькнул у него в белках глаз, скользнул по дряблым мешкам под ними, по влажным толстым губам. Он, крепко сжимая ее руку и помогая выйти из автомобиля, нашептывал:

– Вы там окажетесь самой элегантной женщиной, как яркая звезда, затмевающая блеском всех остальных.

Проходя мимо дворецкого, Марго вдруг неожиданно для себя захихикала.

– Продолжайте, продолжайте в том же духе, – сказала она. – Вы сейчас говорите, как… человек гениальный.

– Именно так меня все называют! – громко ответил Марголис, расправляя плечи и замерев по стойке «смирно», пропуская ее через широкие стеклянные двери в вестибюль.

Хуже всего ей пришлось в комнате для раздевания, где нужно было снять верхнюю одежду.

Женщины, приводившие в порядок лица и прически, все, как по команде, стали пристально ее разглядывать – их любопытные взгляды скользили по ней от вечерних туфель-лодочек, по чулкам, дальше выше, задерживаясь на каждой петельке и пуговичке ее платья, затем по шее, чтобы убедиться, нет ли на ней морщин, по волосам, уж не накрашены ли они. Ей тут же дали понять, что ей нужно манто только из горностая. Одна старая дама с сигаретой в руках стояла у двери кабинки в платье, осыпанном бриллиантами, с проникающими насквозь, как рентгеновские лучи, глазами. Марго поймала себя на том, что она неотрывно глядит на болтающийся ценник на ее роскошном туалете. К ней подошла цветная горничная с приятной улыбкой, обнажающей ее ровные зубы. Она перекинула через руку пальто Марго, и ей сразу стало гораздо лучше. Выходя из комнаты, она чувствовала на своей спине их взгляды, они вязко прилипали к ней, и от этого ей становилось не по себе, – наверное так чувствует себя собака с привязанной к хвосту жестяной банкой. «Ну, что они с тобой сделают, не съедят же», – закусив губу убеждала она себя, открывая перед собой двери туалетной комнаты. Как ей сейчас не хватало рядом Эгнис, она искренне порадовалась бы тому, как здесь, однако, хорошо.

Марголис ждал ее в вестибюле, где ярко сияло множество люстр. Играл оркестр, и гости танцевали в большой просторной комнате. Он подвел ее к камину в самом ее конце. К ним подошли Эрвин Гэррис с мистером Хардбейном, похожие на близнецов в узких черных вечерних костюмах. Поздоровались. Марголис пожимал руки, даже не глядя на них, потом сел у камина на большой, с резьбой деревянный стул, точно такой, как у него в кабинете. Гэррис пригласил Марго на танец. Теперь всех собравшихся она стала воспринимать как обычную толпу элегантных и со вкусом одетых людей. По крайней мере, ей так казалось, покуда она не станцевала с Роднеем Каткартом.

Она его сразу же узнала по фотографиям, но для нее стал настоящим откровением тот факт, что у него приятный цвет лица, что у него по жилам течет теплая кровь, что у него под чопорным вечерним костюмом чувствуются крепкие мышцы. Высокий, загорелый молодой человек со светлыми, с золотистым отливом волосами и особым английским выговором, мямливший слова. Ей было холодно, и она начинала дрожать, когда он вдруг пригласил ее. После первого танца он пригласил ее и на второй. В перерыве между танцами он повел ее через всю комнату к буфету, и попытался заставить что-нибудь выпить. Она неторопливо посасывала виски с содовой из высокого стеклянного стакана, а он залпом опорожнил два стаканчика неразбавленного шотландского и заел их полной тарелкой куриного салата. Он, казалось, был немного навеселе, но пьянее не становился. С ней он не разговаривал. Она тоже молчала. Ей, однако, очень понравилось танцевать с ним.