Намек. Архивный шифр - Иван Кузнецов

курам на смех. Про журналиста Кенича и заказанный чекистом очерк? Ни в коем случае! Не подвести бы старика ненароком под монастырь! Ведь никак нельзя исключать, что Константин Платонович просто переживал за судьбу памятников московской архитектуры, и его встреча с Кеничем была плодом частной инициативы. Ну, подобрал для журналиста броскую тему. Для двадцать седьмого года — вполне безобидно, а по нынешним временам — может стать поводом для самых неприятных разбирательств. А возможно и совсем иное: что были у Платонова — не Платонова — некие скрытые, далеко идущие планы.

Так или иначе Константин Платонович не может знать о том, что Николай случайно нашёл Сашин черновик вступления к очерку, где он, Платонов, описан очень узнаваемо. Также старик, почти наверняка, не в курсе, что Саша давал Бродову читать рукопись романа. О самом романе знает ли? Не факт.

Ясно одно: при желании Платонов сам выйдет на связь…

Так стоит ли ворошить историю Кенича?

Николай сидел за рабочим столом, положив перед собой чистый лист бумаги, и стучал по нему карандашом, как если бы вознамерился записать все свои соображения.

— Николай Иванович, разрешите обратиться!

Маргарита Андреевна — специалист по энергополям, энергетическим центрам человека и бесконтактному бою. Сдержанная, чёткая. Пустой болтовни не разводит. Если обращается, значит, важное дело. Точнее, просто — дело. Несущественных дел в Группе нет.

Бродов неприметно вздохнул и отложил карандаш. Что ещё стряслось?

— Проходите, Маргарита Андреевна. Садитесь, докладывайте.

По напряжённому виду женщины он предположил, что случилось нечто малоприятное, хотя и не катастрофа.

— Саботаж.

Что она мелет? Какой саботаж? Собраны увлечённые люди, работают с энтузиазмом. Иногда что-то не получается, стопорится — рабочий момент.

— Опять Карелов с Дилантом. Неймётся!

Что-то она кипятится. Сдерживается, но заметно. Обычно за Маргаритой Андреевной такого не водится. Впрочем, Бродов знает её меньше года. Все сотрудники у него меньше года.

— Вот вам новые перлы: энергетика — дело тонкое, без условий не работается, создай им и такие, и сякие. Сидят как на именинах: не получается, не клеится. Новеньким дуют в уши: берегите себя, цените, требуйте к себе особого отношения, не то растратите свой потенциал, дар требует оправы.

— Где-то я это уже слышал, — вздохнул Николай.

— Да. Здесь же и от тех же. Вы провели разъяснительную беседу, дали возможность исправиться… Они вас за это чуть не угробили!

Маргарита Андреевна покраснела от досады. Ту ситуацию она приняла очень близко к сердцу. Природная жажда справедливости до сих пор не позволяла ей простить обидчиков своего руководителя.

— Ну-ну, вы сами тогда совершенно точно определили, что это было сделано не нарочно.

Бродов провёл не одну, а две разъяснительные беседы с барчинковскими выкормышами. Чтоб не шушукались по углам, не пытались вовлечь новеньких в свои игры. Первый раз мягко разговаривал, отвлечённо. Второй — жёстко, с фактами — что заметил сам, о чём доложили. Еле пережил следующую ночь. Как объяснила наутро Маргарита Андреевна — получил энергетический пробой. Один из этих или оба вместе долбанули со злости. Но не намеренно. Ладно, не беда: умельцы подлатали, прикрыли защитой. Карелова и Диланта решил не ставить в известность, не повторять взбучку. Лишь бы дело делали эти стервецы! Надеялся.

— Если бы нарочно, я бы ответила ударом, — произнесла Маргарита Андреевна тихо и ожесточённо. — Мокрого места не оставила бы. В поле Великих энергий, к сожалению, нельзя.

Она имеет в виду: нельзя отвечать ударом, если нападающие не ведают, что творят, — допустимо только остановить. Бродов уже слышал это от неё.

Он промолчал. При чём тут «ударить — не ударить»? Делать-то с ними что?

— Но гадят они, Николай Иванович, намеренно. Это я заявляю вам с сознанием всей полноты ответственности. Теперь агитируют школьников.

Бродов подобрался, отрывисто потребовал:

— Конкретно!

Каких условий им недостаёт? Ерунда, предлог.

Николай и так старался создать своим сотрудникам комфортные условия для работы. Но этим, на самом деле, хотелось не условий, а быть в коллективе передом, внимания хотелось и власти, чтоб не начальство им указывало, а они — начальству, над чем работать да как. Что самое досадное: ни для чего, бескорыстно. Бескорыстная любовь к власти. Эзотерики-теоретики говорят: гордыня. Громкое слово. Чего там, характер! Плюс влияние прежнего коллектива. Распустили их там, развели вседозволенность, раздули до небес самомнение. С пьедестала ой как неохота сходить!

Что самое поразительное — страха нет! Ведь знают, что произошло с бывшим руководством, с большинством из прежнего состава лаборатории. А ерепенятся, как будто считают себя неприкосновенными… Нет, поначалу ходили перепуганные, тише воды ниже травы. Потом оклемались… То ли сработал защитный механизм — так психиатр говорит. То ли действительно слишком много о себе понимают. Думают: раз Бродов деликатен, значит, удастся его подмять.

Коллектив ещё молодой, только формируется. Две паршивых овцы изгадят атмосферу непоправимо.

Вот когда коллектив уже прочный, спаянный, с традициями, он любого перемелет: заставит новичка вести себя так, как тут заведено, даже душевно человек частенько меняется, «подтягивается» под коллектив. В условиях живого и сильного коллектива в человеке раскрываются лучшие душевные качества, о которых и не подозревал. Во время службы в РККА Николай не раз наблюдал в своём подразделении волшебную трансформацию. Приходили новые сотрудники: кто с гонором, кто нелюдим и весь в себе, въедливые попадались — любители искать соломинку в чужом глазу — выявлять воображаемые недочёты в работе товарищей. Спустя полгода-год, глядишь, — замкнутый общается, шутит, гонористый научился самокритике, вредный занят своим делом и не дёргает товарищей из-за пустяков.

Но перевоспитание хорошо удаётся зрелому коллективу. А для юного, становящегося — паршивая овца губительна. Тем более две, когда они заодно.

«Болезнь взросления… — часто вспоминал Бродов слова старого чекиста. — Переменится. Вот юный человек уж всех любит и каждому рад…»

Маргарита Андреевна кончила излагать факты, и Бродов принялся их проверять, вызывая сотрудников по одному. Это — для порядка, поскольку с самого начала понимал, что всё подтвердится.

Итак, двоих смутьянов необходимо изолировать от формирующегося коллектива лаборатории. Жалко. Способные. Но способности не перекроют вреда. Надо увольнять.

Да только уволить из подразделения, где каждая вторая бумажка имеет гриф «особой важности», к тому же уволить с формулировкой о несоответствии… Да с любой формулировкой — в нынешних условиях повышенной бдительности к скрытым врагам — это значит уволить в лагерь на десять лет без права переписки или в смерть.

Не уволить — будут и дальше сеять разброд и шатание в складывающийся коллектив. Привыкли.

Надо убирать.

«Надо», — сказал себе Николай и быстро, твердой рукой подписал готовый приказ.

Отдав подписанный приказ, он распорядился вызвать к