Пьесы - Эдвард Радзинский

Она. Ты знаешь…

Он (шепотом). Тогда почему же…

Она. Я не хочу об этом! Перестань! Перестань! (И тут же после паузы почти испуганно целует.)

Он. Нет! Нет! Так нельзя! Получается так печально… Видимо, когда-то я еще недовообразил! (Задумчиво оглядывая.) Теща… тут… И тесть на месте… «Тени минувшего, счастья уснувшего». Геныч — под боком… Нет, нужно что-то повеселее… Ну конечно же, Нептуна! Он! Он всегда улыбался! (Призывно кричит.) Нептуна.

И тотчас, расталкивая нашу лирическую пару, на сцену врывается новое Действующее лицо. Официантка тотчас срывается со своего стула навстречу ему с криком «Нету мест, гражданин», но появившееся столь внезапно лицо с ответными криками «Почему нет, я, может, диссертацию защитил — и справляю! Я, может, в министерство опаздываю и поужинать пришел!» убегает от Официантки. Внезапно Он останавливается и с криком «А я материально тебя заинтересую!» хватает стул Официантки и с этим стулом, победно восклицая «А мне заняли! А меня здесь ждут!» устремляется к нашему герою.

Лицо (плюхаясь на стул). Кто это? Как фамилия? Уж не Жареный ли это?

Он. Нептун?! (В восторге. Хохочет) В столице?

Нептун. Обижаешь!

Он. Вообразился?!

Нептун. Обижаешь!

Он (официантке). Это Нептун… Мы с ним сидели на одной парте в четвертом классе. (Растроганно.) Здорово, Нептун!

Нептун. Здорово, Жареный! (Целуются)

Он (официантке). «Жареный» — это потому что я — Жариков. А Нептун…

Нептун. Обижаешь, я сам речь тяпну. (Официантке) А Нептун, потому что я в четвертом классе выпил на спор чернила за три рубля шестьдесят две копейки…

Ее мать. Какой милый молодой человек!

Он. Нептуша, ты совсем не изменился. И как ты вовремя! Мне надо обязательно кому-то все рассказать. (На официантку) Я вон к девушке приставал…

Нептун. Ах ты Мопассан!

Он. Дон Жуан.

Нептун. Ну да, Мопассана у меня в четвертом классе Троллейбус отобрала… Ты помнишь, старый, нашу классную руководительницу Троллейбус? Еще ее звали «Ампиратырь» — за толщину.

Он. Нет, как хорошо, что я тебя вообразил! Я вон девушке все надоедал своими «лирическими» воспоминаниями… Я боялся, что просто недотяну тут один. Нет, как ты вовремя! Нептуша, ты пришел ко мне на помощь из детства.

Нептун. Прямиком оттуда! (Элегически) И даже пораньше: мы ведь ходили с тобой в один детсадик.

Он. Да, мы оба были в продленке…

Нептун. А ты помнишь — город-курорт, детсадик номер три. Вечер. Лунный свет. Нас всех высадили на гор-точки, и я сижу на своем и придумываю считал очку: «Как дам по башке, так уедешь на горшке…» И тут же проверяю ее на тебе, сидящем рядом…

Он. Игры детства! Женат?

Нептун. Был комендант.

Он. Значит, тоже развелся?

Нептун (хохочет). Ну! И Фирсов из «Б» тоже… И Ко-ляныч Грязнов тоже. Разведенка какая-то! Високосный год… Но многие женились!.. Вот братья Двоскины — они ледчиками теперь работают, лед возят на мотороллере… Так братья Двоскины, наоборот, женились…

Он. Братья Двоскины?!

Нептун. Ну! И завели себе говорящих попугаев на халтуру — «Для дома, для семьи». Ходили себе с попугаями в выходные по школам, по яслям, концерты давали… Ну а потом братьям Двоскиным дали новую квартиру, напротив судового профсоюза, а окна не закрываются — город-курорт. И повело: раньше попугаи все советовали детишкам: «Лена, учись на пятерку»… Такие хорошие были попугаи… А как судовой профсоюз въехал, про пятерки и про Лену скажут и прибавят… Ну детки мрут от смеха… РОНО вмешалось…

Он (хохочет). Ну, Нептуша… Ну какой судовой профсоюз?! Ну какие попугаи?! Ну почему ты такой врун?

Нептун. Обижаешь… Как говорит мой дружок шофер первого класса Ромашко: «В городе-курорте врунов нет, в нем — фантазеры». Но на одном настаиваю: братья Двоскины женились!

Она выражает явные признаки нетерпения, демонстративно громко отодвигает стул, нервно передвигает столик.

Он (ест). Сейчас… (воркующе) Ау!

Нептун. Кто такая?

Он (нежно). Она.

Нептун. Кобра?

Он. Кто?

Нептун. Это я так свою называл… Сначала — комендант, потом — кобра.

Он (негодующе). Замолчи!

Нептун. Ну это было просто кодовое название… Детки-то у тебя есть?

Он. Есть. А у тебя?

Нептун. Обижаешь: дочка. Сделал ее фотку. Я ведь в фотоателье работаю… И под стекло к себе на стол положил…

Он. И я — тоже!

Нептун. Разные Чебурашки иногда ко мне приходят — дочку под стеклом увидят, никаких претензиев… Живешь-то как в бытовом отношении?

Он. Раздельно.

Нептун. А мы сначала жили вместе. Дочь звала меня «любимый папочка Федя». А нового — «любимый папочка Ваня»… Но я терпел! Я три месяца терпел — не разменивался. Все ждал — думал пройдет у нее эта фаза!

Он. И я — тоже ждал!

Нептун. А теперь все — разменялся!

Он. И я тоже!

Нептун. Начал новую жизнь. Уделяю много внимания физкультуре, занимаюсь изотермической гимнастикой — руками стены двигаю. В институт готовлюсь. Пора! Ничего — выдержим, я оптимист!

Он. А я… какой я оптимист, Нептун!

Нептун. Ха-ха, Дима!

Он. Ха-ха, Федя! Он. Нет, как мы с тобой похожи! И как хорошо, что ты пришел вовремя!

Нептун. Обижаешь!

Он. Старый, сейчас нам надо держаться вместе!

Нептун. Будем кучковаться, Димьян!.. За кучку, за нее. (Пьют.)

Он (жене, нежно-нежно). Ау!

Нептун. А я думал, ты меня не признаешь! Большой ученый, творческий парень, в министерства, небось, разные — как к себе домой.

Он. Да, Нептуша, творец я… Творю все время. Просыпаюсь посреди ночи — плохо с сердцем — и первая мысль: утром не смогу творить. Засыпаю — и снова под утро вскакиваю в холодном поту: боже мой, не выспался, значит, не смогу творить! С женой поругаюсь — опять боюсь: выбьюсь из творческого состояния. И так все время: смогу творить — не смогу творить! Смогу — не смогу! Творить — не творить! А когда жить-то, Федя?

Нептун (о своем). Ну… Я ей не изменял! Потому что мне было хорошо с моей коброй… И я боялся встретить женщину получше ее и все испортить!

Он. И я тоже.

Она (смеется). Ап!

Он (ей). Рай! Перестань! Ты понимаешь — у нас рай!

Она смеется.

Нептун (продолжает упоенный). А вот вечерами… Я не знаю, чем сейчас заниматься вечерами… Вечерами я ведь прежде воспитывал дочку…

Он. И я тоже…

Нептун. А теперь как ее воспитывать — она теперь путает меня с дядей Ваней… Но когда я увидел его, я удовлетворился: во-первых, он ниже меня ростом, во-вторых, у меня техникум, а у него — «десять классов с братом на двоих», в-третьих, делает торшеры для халтуры, и я для смеха заказал ему торшер — и он взялся!

Он. И у меня — тоже.

Нептун. Как было хорошо вечерами, Димьян! Вечерами… я смотрел на свою кобру и законно желал ее в пределах Гражданского кодекса, вечерами я воспитывал свою дочку, читал научную фантастику, играл в домино с соседями, не выходя из дома… У нас хороший дом — такая слышимость, что запросто играли, не выходя из квартир, — всей лестницей… И футбол так же слушали: один телевизор включит… И дома мир — кобра не ругается, никуда не ухожу…

Он. Держись, Нептун… (Ей) Ау!

Нептун. Что это ты — «ау» да «ау»?

Он. «Ау» — это крик людей, ищущих друг друга… «Ау» — подай голосочек через темный лесочек… То, Нептун, то… (Ей. Совсем по-голубиному) «Ау»… Я приехал с картошки… я стою на вокзале… и звоню тебе… Рай! Эдем! Лилеи! И уже качается на ветке то самое яблоко…

Стук часов. Время. Телефонный звонок.

Она (поднимает трубку). Алло!

Он. Я приехал.

Она. Димка! Димка! Димка!

Он. Очень скучала?

Она. А ты? А ты?

Он. Да! Да!

Она. Тогда я тоже… А где ты сейчас?

Он. На вокзале. У меня отросла борода.

Она. Я знала! Ты должен был сделать эту глупость.