Стоунхендж - Юрий Никитин

Она говорила еще, а Томас ошалело кивал, соглашался, поддакивал, наконец, когда с ее слов у него начал прорисовываться знакомый образ, он едва не заорал, что вспомнил. Это ж она, мать знаменитого богатыря Турка, от которого пошел сильный и злой народ, и которому предначертано потеснить веру Христа... Бедный калика! Хорошо хоть не узнает, если та злополучная ночь в пещере под Киевом опять дала начало каким-нибудь новым туркам!

Он огромным усилием воли заставил себя смолчать. Ей не обязательно знать жуткие и сверхъестественные тайны. Иначе больше будет чтить не Христа, а богопротивных демонов, те выглядят сильнее.

— И еще у нее темные глаза, — добавил он небрежно. — Коричневые, но такие темные, что почти черные...

— Это ты по духам определил? — спросила Яра уважительно.

— Да нет, по запаху.

Они вывели коней из кустов и пустили по свежему следу. Теперь Томасу казалось, что и он улавливает едва слышный аромат женщины — восточной, теперь, может быть, даже ставшей сарацинкой, знатной и богатой, и этот запах может рассказать очень многое тому, что умеет читать такие следы.

Глава 7

Когда Яра проснулась, край неба уже алел. Томас лежал как мертвец, лицо было бледным, скулы заострились. Он спал крепко, и она без помех могла рассмотреть его. Бородка курчавилась, ей показалось, что среди волос блеснула серебряная нить. Высокомерный и невежественный, он, однако, выглядел воплощением силы и мощи, но теперь она со страхом видела, что сила рыцаря все-таки на исходе.

Странно, таким он не казался слабее или униженнее. До этого был, как железная статуя, смех был подобен реву быка, а движения размашисты и небрежны. А теперь лежал исхудавший, выжженный солнцем. Кожа была цвета темного дерева, темно-коричневая, но гладкая и чистая. Ресницы его затрепетали, он что-то видел во сне, пальцы сжались, а с губ слетел вздох.

Яра насторожилась. Почудилось или в самом деле он произнес чье-то имя? Женское?

Она наклонилась, вслушиваясь в его неровное дыхание. Губы иногда двигались, но, к ее разочарованию, больше он ничего не сказал.

В маленькой веси, куда зашли купить еды и соли, была даже корчма на развилке дорог. Томас заплатил за мясо, спросил, как побыстрее перебраться через перевал. Горы были невысокие, старые, но он не хотел терять целый день на поиски короткой дороги.

В корчме на них смотрели как на обреченных. Яра улавливала жалостливые взгляды. Томас хмурился, знал, что будут отговаривать, рассказывать, какие ужасы у них впереди. Местные не знают, что у них в самом деле впереди ужасы, и эти ужасы намного серьезнее, чем их детские страхи перед горными гномами и лешими.

Когда они наскоро обедали, Томас обостренным чутьем уловил нечто сзади. Быстро обернулся, схватил мальчишку хозяина. Тот как раз снял с решетки его сапоги, которые он поставил сушиться.

— Ты куда?

— Ну... — прохрипел мальчишка: ворот давил ему горло, — на улицу...

— А сапоги зачем унес?

— Вы не дойдете даже до перевала... А хорошие сапоги пропадут...

Томас сердито выдернул сапоги, дал пинка маленькому вору. Тот вылетел в раскрытые двери. На рыцаря смотрели неодобрительно. Кроме сапог, которые сгниют зазря, еще и железа сколько унесет на себе. Все поржавеет! А сколько бы можно сковородок наделать, кастрюль, подков и даже гвоздей! Глупые люди по свету шатаются. Умные дома сидят.

Но мальчишка был прав. Они не дошли даже до перевала, когда сзади услышали грохот копыт. Земля затряслась, со скал посыпались мелкие камешки. Томас привстал в стременах, выглянул через заросли орешника, мимо которого ехали.

По их следам скакали всадники, каждый из которых был впятеро крупнее человека, а вместо коней под ними были чудовищные звери, больше похожие на носорогов. На великанах не было доспехов, но Томас с тоской понял, что их толстую шкуру стрелами не прошибешь, а на длину меча с их длинными руками они сами не подпустят.

— Прячься! — прошипел он, спрыгивая с коня.

— Драться не будешь?

— Не с такими же мордоворотами! — огрызнулся он. — Калика говорил: не плюй в колодец бодливой корове!

Они завели коней в щель между скалами, там был каменный навес, зажали им ноздри. Вскоре прогремели копыта. Не только кусты — деревья бы не скрыли скачущих носорогов с великанами на спинах. У каждого в руке был зажат топор, Томас ощутил, как кровь превратилась в мелкие ледяные шарики. Такими топорами можно рубить столетние сосны, как хворост!

Когда грохот утих, Яра сделала попытку шевельнуться, но тяжелая рука придавила к земле. Она покосилась на его напряженное лицо.

— Что-то случилось?

— Воздух, — ответил он лаконично.

Она понюхала воздух, посмотрел на рыцаря подозрительно. Ничего нового, кроме мощного запаха мужского пота, а это похоже на то, будто табун коней после долгой скачки валялся здесь на траве.

— Вверх смотри... женщина, — процедил он.

По земле промелькнули огромные тени с растопыренными когтистыми крыльями. Яра даже пригнула голову — такой мощный запах рыбы обрушился сверху. Прямо перед лицом звякнуло. На камне подскочило и свалилось в щель перо, больше похожее на оперенную стрелу. Еще три стрелы, просекая листву на кустах, вонзились в землю на шаг дальше.

— Кровь Господня! — выругался Томас. — На, прикройся щитом, женщина!

— Ты считаешь, что мое платье слишком коротко? — спросила Яра негодующе. — Или у меня кривые ноги? Или волосатые, как у тебя?

— С ногами все в порядке, как и с платьем. Ум короток!

Она успела подумать о конях: только бы не вышли из-под каменного козырька, — как вдруг рыцарь схватил ее в объятия, бросил на землю и навалился сверху. У нее перехватило дыхание. Даже сквозь железо доспехов она чувствовала жар его сильного мужского тела, чувствовала сильные мышцы, слышала биение сердца, учащенное и страстное. От него пахло крепким потом как от табуна жеребцов, что скакал с утра до вечера по жаре, а потом катался здесь по траве и камнях. Дыхание его было горячим, и она успокоенно расслабилась, чувствуя, как тепло разливается по всему телу, наполняет мышцы, тело становится тяжелым и горячим, а руки наполнились настолько странным теплом, что кончики пальцев слегка пощипывало.

Она услышала свой стон, тело ее непроизвольно выгнулось, прижимаясь к нему сильнее, ибо рыцарь все-таки держался на растопыренных локтях, упершись ими в землю, не давил со всей дури. Его толстое железо не могло скрыть того жара, что разгорался в нем, и Яра понимала, что доспех сбросить так же легко и быстро, как и одежку попроще...

Внезапно рыцарь сдавленно выругался сквозь зубы. Она услышала звон, потом еще звонкий щелчок, стук и шорох покатившихся камешков.