Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой - Бенгт Янгфельдт

Утром 25 декабря на улицу Ури пришли Йоте Карлсон, Маргарета Бауэр и Аста Нильсон. Позже в тот же день появился Ингве Экмарк. Согласно Эржебет Кассер, некоторые шведские дипломаты, включая Валленберга, собрались потом на рождественский обед у них дома. “Пришли почти все приглашенные, несмотря на то что многие накануне едва вырвались из лап нилашистов”, – вспоминает госпожа Кассер, добавляя, что участники обеда “были преисполнены надежд” и “говорили о том, что планируют делать после войны”. Кольцо Красной армии вокруг Будапешта вот-вот должно было сомкнуться, и конец войны казался совсем близким.

В ходе кризисного заседания, состоявшегося 26 декабря, было решено, что Йоте Карлсон и Пер Ангер останутся в убежище на улице Ури. Валленберг и Лангле, объекты особой ненависти нилашистов, будут продолжать свою деятельность, помогая подзащитным в Пеште. Берг с его немецкими охранными документами мог свободно перемещаться по городу, так что ему поручили позаботиться о здании миссии, которое было освобождено в тот же день. Даниэльсон, Экмарк, Бауэр и Нильсон должны были оставаться в помещении швейцарской миссии, которую от убежища на улице Ури отделяло всего несколько домов: швейцарцы, главная канцелярия которых находилась в Пеште, в середине ноября перед приходом русских открыли филиал в Буде. Филиал размещался во флигеле дворца графа Морица Эстерхази на улице Тарнок[68]. “Жили с посланником, Экмарком, Денешем [фон Мезеи] в двух комнатках в швейцар. мис.”, – записала в дневнике за 25 декабря Бауэр. И далее: “Получила шифровки для расшифровывания, для поднятия настроения – увлекательно”.

Двадцать шестого декабря они перебрались в главное здание, где пробыли шесть недель[69]. С Даниэльсоном была его греческая знакомая, Кристин Влахос, с удостоверением, свидетельствующим, что она работает в отделе репатриации.

После нападений на здания миссии Валленберг добился охраны шведских домов от венгерской жандармерии, но охранников, которые были предоставлены в его распоряжение, оказалось недостаточно. Поэтому он перевел своих ближайших сотрудников в помещение Hazai Bank. Теперь там находилось около 50 человек, как шведских подзащитных евреев, так и сотрудников банка. Ночевали в банковском подземном хранилище.

На помощь приходит нилашист

Начиная с 24 декабря любая коммуникация между Стокгольмом и Будапештом была прервана. Стало невозможно отправить телеграмму, диппочту, не было телефонной связи. Единственным способом для МИДа осведомляться о судьбе шведской миссии было обращаться к немецким властям. Двадцать восьмого декабря МИД направил просьбу Министерству иностранных дел Германии выяснить у военных властей Будапешта, что сталось с шведской миссией. Согласно телефонному сообщению, поступившему на следующий день, Даниэльсон скрывался “в неизвестном месте в Будапеште, а секретарь миссии Валленберг поставил себя под защиту германских войск”. Днем позже, 30 декабря, появилась более подробная информация: Даниэльсон находится в помещении нунциатуры, как (по всей вероятности) и Пер Ангер, Ларс Берг и Маргарета Бауэр. О Валленберге никаких новых сведений не поступало.

Информация была скудной, но содержала интересную подробность: Валленберг поставил себя под германскую защиту. Это, по всей вероятности, означало, что ему выдали охранный документ такого же типа, что и Ларсу Бергу. В обстановке хаоса, воцарившегося в городе, статус шведского дипломата не давал достаточных гарантий безопасности.

Отто Флейшмана и других шведских подзащитных спас из гетто 28-летний венгр, чинивший пишущие машинки в конторах миссии. Блондин Карой Сабо не только был арийцем, но и обладал ярко выраженной арийской внешностью, производя глубокое впечатление как на нилашистов, так и на немцев: в тирольской шляпе, одетый в длинное черное кожаное пальто, он был похож на венгерского или немецкого офицера полиции. Кроме того, он запасся различными удостоверениями личности, позволявшими ему свободно передвигаться по городу. Фальшивыми документами его снабдил Пал Салаи, знакомый ему с конца 1920-х, со времен скаутского детства. Ранее работавший продавцом в фирме по изготовлению плетеных корзин, Салаи занимал высокий пост в Партии скрещенных стрел и был представителем партии в полиции[70].

Со временем Салаи начал испытывать все большее отвращение к преследованиям евреев и стал тайным противником режима. Он решил связаться с Валленбергом, который сначала колебался, соглашаться ли на встречу. Но, когда он узнал, что Сабо и Салаи помогли освободить из Большого гетто шведских подзащитных, он решился с ним увидеться. Поздно вечером 26 декабря Флейшман и Сабо заехали за Салаи к зданию Ратуши, где находилась его контора, и вместе отправились в шведскую миссию. Салаи вспоминал:

Уже в прихожей я объяснил Валленбергу, что он не должен вести со мной переговоры как с официальным лицом, а должен видеть во мне друга, желающего помочь. Я сообщил, что в Будапеште свирепствуют различные легальные и нелегальные банды нилашистов, не очень разборчивые в выборе методов. В настоящий момент жизнь каждого висит на волоске, и, поскольку ситуация меняется ежесекундно, мы должны находиться друг с другом в постоянном контакте. Мы решили, что мой добрый знакомый Карой Сабо поживет у меня в маленькой каморке в помещении Ратуши и будет нашим связным.

Пал Салаи.

По словам Отто Флейшмана, Салаи объяснил, что решительно осуждает методы нилашистов и что и раньше, еще до того, как вступить в контакт со шведской миссией, использовал свое положение для помощи преследуемым людям. Для Валленберга Салаи стал бесценным соратником. Валленберг, в свою очередь, произвел большое впечатление на Салаи как единственный представитель нейтральных стран, не делавший различия между своими подзащитными и прочими евреями и проявлявший равную готовность помогать как первым, так и вторым. Валленберг, в частности, попросил Салаи попробовать добиться увеличения количества разрешений на выход из Большого гетто. До сих пор такое разрешение было всего лишь у десяти человек, но, поскольку положение со снабжением ухудшалось с каждым днем, Валленберг хотел, чтобы правом покидать гетто и доставлять в него продукты и воду обладало 100 человек. Салаи подписал 100 доверенностей, несмотря на то что не имел на это права.

Валленберг также попросил Салаи съездить с ним в Большое гетто, чтобы получить представление о ситуации с продовольственным снабжением. Они поехали туда 30 декабря. “Когда распахнулись двери гетто, мне показалось, что я перенесся в Средневековье”, – вспоминал Салаи. Дневная норма в гетто состояла из миски супа с тоненьким кусочком хлеба, что соответствовало 900 килокалориям, четверти суточной потребности. Прочие жители Будапешта, разумеется, тоже страдали от карточной системы, но у них была возможность раздобыть пропитание иными способами, в то время как евреи оставались запертыми в гетто. По соглашению с городскими властями миссия получила разрешение доставлять продовольствие в гетто, но только после того, как получат свои пайки все прочие нуждающиеся. Для этого Валленберг, в частности, пообещал устроить по всему городу суповые кухни.