Крадущаяся Тьма - Линн Флевелинг

в темноте под перевернутым верстаком он увидел что-то…

Рапира Алека.

Серегил вытащил ее и внимательно осмотрел. Темные пятна на клинке говорили о том, что Алек сражался до того, как лишился оружия. Стиснув рукоять, Серегил сам удивился собственному бессмысленному гневу:

«Я же велел ему остаться в Уотермиде!» Дверь в его спальню была закрыта, но туда вели кровавые отпечатки ног. Серегил взял горшок со светящимися камнями с полки и швырнул содержимое внутрь комнаты.

Оттуда раздался жуткий вой, и Серегил в ужасе взмахнул клинком. Вой раздался снова, затем сменился низким рычанием. Взглянув туда, откуда доносился звук, Серегил увидел Руету, ощетинившуюся на гардеробе; ее глаза горели, как болотные огни. Кошка зашипела, потом соскочила на пол и метнулась к двери.

В спальне, казалось, все оставалось как было, за исключением зеленых бархатных занавесей вокруг кровати. Серегил никогда их не задергивал, но сейчас кто-то опустил полотнища. Кто-то, чьи кровавые следы остались на ковре Собственное дыхание показалось Серегилу невероятно громким, когда он все же заставил себя пересечь комнату, заранее зная, чье тело обнаружит, когда отдернет занавеси.

— Нет, — хрипло простонал он, не сознавая, что говорит вслух. — Нет, пожалуйста, нет…

Стиснув зубы, он откинул в сторону зеленый бархат.

На кровати не было ничего, кроме кинжала — кинжала с обвивающей его прядью золотых волос. Серегил трясущимися руками поднял клинок; он узнал черную костяную рукоятку, инкрустированную серебром, — это был нож, который он подарил Алеку в Вольде.

На какую-то ослепительную секунду Серегил почувствовал прикосновение пальца Алека к своей щеке — тот замаскировал золой чистое пятнышко.

— Где он? — прошипел Серегил. Стиснув рапиру, он вновь выбежал в гостиную. — Вы, ублюдки! Что вы с ним сделали?

Рядом раздалось гнусное хихиканье, и Серегил замер на месте, оглядывая комнату. Смешок послышался снова; волосы на голове Серегила зашевелились от ужаса. Он узнал этот голос.

Голос призрака, преследовавшего его по дороге через Майсену; призрака, с которым он сражался в своем лихорадочном сне той ночью, когда Алек сорвал с него деревянный диск.

Но на этот раз черное бесформенное чудовище не предстало перед ним. Смеялись дергающиеся губы отрубленной головы Силлы.

— Серегил из Римини и Ауренена! — Ее остекленевшие глаза повернулись в глазницах, ища его. — Наконец-то мы нашли тебя, вор!

Челюсти Диомиса дрогнули, и он заговорил тем же жутким голосом:

— Уж не думал ли ты, что мы позволим тебе скрыться? Тебе, осквернившему святилище Сериамайуса, похитившему его реликвии!

— Око и Корону. — Теперь говорил Рири, при жизни не произнесший ни единого слова.

— Вор! Святотатец! — бросила Триис; ее ссохшиеся губы раздвинулись в мерзкой усмешке.

— Аура Элустри малреи, — выдохнул Серегил, глядя на гротескный спектакль со смесью ужаса и отвращения. — Что вы сделали с Алеком? Где он?

Ответа не последовало, но голова Рири скатилась на пол и, щелкая зубами и смеясь, попыталась вцепиться Серегилу в ногу; остальные головы сделали то же.

— Простите меня, друзья. — Чувствуя себя так, словно не в силах вырваться из ужасного кошмара, Серегил поднял клинок и наносил удары до тех пор, пока от голов не осталось разбросанной по полу мешанины волос и мозгов. В кровавом месиве Серегил нашел четыре маленьких амулета — обугленные человеческие пальцы, обмотанные веточками паслена.

Подавив позыв к рвоте, Серегил с подозрением оглядел тела, сидящие на кушетке.

— Вы заслуживали лучшей участи, — хрипло прошептал он. — Я как— нибудь… Не знаю как, но я отплачу за вас.

Вернувшись в спальню, Серегил вытащил свой старый кожаный дорожный мешок и побросал в него самое необходимое, потом бережно завернул кинжал Алека в шарф и сунул за пазуху.

В гостиной он снял с крюка лук и колчан Алека и положил их у двери, не позволяя себе думать о том, пригодятся ли они когда-нибудь хозяину. Рапиру Алека он сунул в собственные ножны: было ясно, что свой клинок он будет держать наготове еще долго, пока не удалится от зловещего места.

Обойдя кровавое месиво перед камином, Серегил взял с каминной полки шкатулку с драгоценностями, выудив ее из лужицы засохшей крови, и высыпал содержимое в свой мешок. Добыча многих лет засверкала в лучах колдовского огня, горящего в камине. Совсем недавно Алек, во время урока по оценке камней, рассортировал их. Горсть блистающих рубинов рассыпалась, заполняя промежутки между дорожной одеждой и припасами, за ними последовали изумруды, опалы, аметисты, золотые с бриллиантами пуговицы, использовавшиеся как фишки для игры.

Руки Серегила начали дрожать. Драгоценности, которых хватило бы на выкуп за вельможу, просыпались мимо, но Серегил не стал их собирать. Завязав мешок, он отнес его к двери, потом обернулся и бросил последний взгляд на то, что было ему домом больше трех десятков лет. Здесь он был счастлив — возможно, счастливее, чем где-нибудь еще за всю свою жизнь. Теперь же все это — книги, оружие, гобелены, статуи, диковинки, заполняющие полки, — стало не более чем декорацией для издевательской сцены, разыгрываемой изуродованными трупами перед камином.

Прошептав краткую молитву, Серегил взял со стола большую лампу и вылил масло из нее на тела. Затем он разбил все лампы, стоявшие в комнате, об стену и бросил горючие камни в разлившееся масло. Вспыхнуло пламя, голодный очищающий огонь быстро охватил комнату.

Перебросив через плечо мешок и прихватив оружие, Серегил кинулся вниз по лестнице, оставляя все двери открытыми.

Однако когда он пробегал мимо комнаты Силлы, тихий плач заставил его замереть на месте. Бросив у порога все, кроме рапиры, Серегил ворвался в комнату и отшвырнул в сторону упавшее кресло. За ним оказалась колыбель и в ней Лутас, плотно запеленутый в одеяла, чтобы заглушить его крик.

Силла услышала, как приближаются убийцы. За те немногие секунды, что у нее оставались, она спрятала сына — опрокинула кресло и бросила на него одеяло, чтобы колыбель не была видна.

«Должно быть, он спал, когда я раньше сюда заглядывал, — подумал Серегил, беря на руки возмущенного малыша. — А если бы он сейчас не заревел…»

Повернувшись к выходу, Серегил увидел свое отражение в зеркале Силлы. Бледного как смерть, с глазами, пылающими гневом, его можно было принять за мстительный призрак.

Сквозь щели в потолке начал просачиваться дым, и Серегил поспешно вынес Лутаса и свою поклажу вниз. В первых робких лучах рассвета знакомый задний двор выглядел как что-то нереальное, словно что-то привычное, увиденное во сне и готовое превратиться в нечто зловещее. Вес мешка, оружия и ребенка, казалось, истощил силы Серегила.