<4D6963726F736F667420576F7264202D20D4E8EDCFEEF0F2C0F0F2F3F02DD2EEEAE8EE2E646F63> - Admin

всему, Куропаткин был готов отступать хоть до Харбина, хоть бы и дальше, лишь бы

получить как минимум двукратное превосходство в пехоте и кавалерии, а о таком именно

численном сочетании, как необходимом для победы, командующий не раз и не два говорил

вполне определенно.

Вскоре он ждал прибытия в армию нескольких новых крупных частей из западных

губерний страны, пулеметных команд, артиллерийских, гаубичных и бомбометных батарей,

а также полного укомплектования заявленной потребности в боеприпасах, патронах, зимнем

фураже и много чего еще. Благо Кругобайкальская железная дорога должна была вот-вот

начать пропускать эшелоны в режиме общего графика.

Пока же, в ожидании этого светлого будущего, подобающий чести русского флага и

имени ответ на растущее день ото дня японское давление, в планы штаба Куропаткина, явно

не входил. Нужно ли говорить, как это отражалось на умонастроениях большинства

офицеров, на боевом духе русских войск? Поговаривали о возможном вскоре оставлении

Ляояна, о том, что на такой случай, якобы уже заготовлены приказы, что под Мукденом

готовятся новые позиции и т.п.

Но случилось все иначе. И весьма неожиданно. Как для самого командующего, так и

для всей остальной Маньчжурской армии. Да и не только для нее…

8-го сентября в Москве, где Император находился проездом в Севастополь, он принял

генералов Гриппенберга, Мищенко и Зарубаева.

При их разговоре присутствовал также вызванный государем из Киева генерал-

лейтенант Сухомлинов. В итоге произошло нечто совсем удивительное, а для понимания

некоторых – даже невероятное: 17-го сентября они все четверо появились в ляоянской ставке

вместе с наместником Алексеевым. Евгений Иванович сразу же после взаимных

приветствий, не медля ни минуты вручил генералу Куропаткину именной Указ Государя об

отрешении того от командования и срочном выезде в столицу.

Гриппенберг по решению Императора становился командующим Маньчжурской

армией, Бильдерлинг – начальником его штаба, Флуг – генерал-квартирмейстером. Мищенко

получил звание генерал-лейтенанта и формировал 2-й кавалерийский корпус. Зарубаев стал

командующим 1-ой армией, а не вполне еще оправившийся от своих ран, но уже севший в

седло граф Келлер - 2-й. Генерал-лейтенант Реннекампф получил под свою команду 1-й

кавалерийский корпус.

В Мукдене генерал-лейтенант Сухомлинов немедленно приступил к формированию из

вновь прибывающих кавчастей «ударной» Конной армии двухкорпусного состава, в нее в

частности вошли сводная гвардейская кавдивизия и т.н. Дикая дивизия из представителей

горских народов Кавказа. На долю генерала Грулева выпола тяжкая работа по подготовке

тылового расположения армии в военно-инженерном отношении, и в частности, создание

Мукденского оборонительного района на принципах, изложенных в наставлении Великого

князя Михаила. Достаточно сказать, что за три месяца одних только временных железных

дорог было проложено более 400-т километров.

Он же занимался приемом, расквартированием и запуском учебного процесса

прибывающих из России пехотных и артиллерийских пополнений. Так что удивляться тому,

что в декабре Гриппенберг именно ему приказал возглавить 3-ю армию, из этих частей, в

основном, и составленную, не приходится.

Новый вождь Маньчжурской армии особое внимание уделял тому, что происходило в

армейских тылах. Многим запомнился самый первый приказ, который издал Гриппенберг в

качестве командующего: генерал Шуваев был назначен им начальником службы тыла –

главным интендантом действующей армии. Теперь ему предстояло на ходу реорганизовать

систему снабжения войск всем необходимым от печки-буржуйки, тушенки и зубного

порошка до сапог, плащ-палаток и конского фуража.

Такая должность вводилась в русской армии впервые, но, судя по всему, Гриппенберг

знал, что ему предстоит, ибо из России в помощь Шуваеву прибыли не только интенданты-

спецы из главного штаба, но и несколько жандармских офицеров.

Кстати, бывшие жандармы и полицейские-добровольцы должны были составить и до

30% личного состава пяти рот вновь созданного армейского управления полевой

жандармерии, командовать которым был назначен приехавший из Киева вместе с

Сухомлиновым свежеиспеченный полковник Бонч-Бруевич.

Землетрясение в головах случилось полное. Кто-то из старших офицеров, а особливо –

интендантов, готовился паковать чемоданы, подавляющее же большинство окопного

офицерства ликовало…

Куропаткин уехал из Мукдена 20-го числа, когда до армии дошел Указ о назначении

его сопредседателем с российской строны вновь созданного Постоянного Консультативного

комитета русского и французского военных министерств, вернее нашего Главного и их

генерального штабов.

Несмотря на драматические для него лично обстоятельства, Алексей Николаевич как

мог бодрился, держался молодцом, с кем мог тепло и сердечно попрощался. До поезда

Гриппенберг его проводил лично. Пожимая руку своему преемнику у двери вагона,

Куропаткин сказал: «Удачи Тебе, Оскар Казимирович. Армию нашу воевать мы научили.

Даст бог, Тебе теперь проще будет новую славу нашим знаменам стяжать. Знай: обид на

Тебя не держу, волю же Императора всегда наивысшей справедливостью почитаю...» Они

обнялись, и Куропаткин вошел в вагон. Больше в Маньчжурии он не был. Никогда.

***

Со слов очевидцев известно, что сразу после отбытия Куропаткина, британский

военный агент полковник Уотерс, поздравляя Гриппенберга с вступлением в командование

армией заявил: «Теперь, генерал, у Вас есть все для того, чтобы стать русским Китченером!»

На что, не отличавшийся особой дипломатичностью и не лезущий в корман за словом Оскар

Казимирович, ответил англичанину известной фразой, которую потом растиражировали в

прессе: «Вы и вправду думаете, что я пришел довоевывать выигранную не мной кампанию и

загонять гражданских в концлагеря?»

Годы спустя, роль генерал-адъютанта Куропаткина в русско-японской войне некоторые

российские и зарубежные военные историки упорно пытались сравнить с ролью Барклая де

Толли в Отечественной войне 1812-го года, а самого Алексея Николаевича полагали

безвинно пострадавшим.

Возможно, что в этом и были бы определенные резоны, если бы не результат Гайпин-

Дашицаоского сражения, которое японцы дали Маньчжурской армии спустя всего три

недели после отъезда его в Петербург. Ибо эта серьезная неудача русских войск во многом

была предопределена оставленным после себя «наследством» генерала Куропаткина:

численной расстановкой, расположением их и позициями, чего Гриппенберг и Сухомлинов

просто не успели вполне изменить до начала наступления неприятеля.

Пока наши войска приводили себя в порядок, а в штабах происходила смена

командования и решались различные сопутствующие этому многочисленные вопросы,

японцы тоже не дремали. После высадки у Дагушаня 4-й армии Нодзу, они оперативно

подтянули тылы, завезли боеприпасы и пополнили части первой линии. После чего, ударив

по Штакельбергу с фронта и во фланг превосходящими силами, японские 2-я и 4-я армии в

ходе трехдневных упорных боев вынудили его перед лицом перспективы возможного

окружения в прибрежном районе, простреливаемом с залива японским флотом, очистить

позиции у Инкоу и начать отход к Ляояну.

Попытка Гриппенберга восстановить положение стремительным броском на Инкоу еще

не закончившего формирование корпуса Мищенко провалилась из-за флангового давления

частей Куроки и Нодзу. Конечно, нельзя сказать, что усилия Павла Ивановича и его

кавалеристов пропали даром: их действия существенно облегчили маневр Штакельберга,

отошедшего в относительном порядке вдоль восточного берега Ляохэ и не оставившего

противнику ни одного исправного орудия. Но итог все равно был не в нашу пользу:

взорванный при отступлении форт и портовый город Инкоу был потеряны, всякая

физическая связь Маньчжурской армии с Порт-Артуром прервалась.

Из-за начавшихся в ночь на 15-е октября проливных дождей, генерал Гриппенберг

отказался от намерения быстро перегруппировать свои войска и немедленно нанести

контрудар во фланг армии Куроки, на чем настаивали некоторые участники военного совета

в Ляояне. Время показало, что он был полностью прав, поскольку десятидневное ненастье