Русское военное искусство Первой мировой - Алексей Владимирович Олейников

Принятое германским командованием в январе 1918 г. Наставление указывало, что части должны вести наступательный бой до полного истощения своих сил. Так, Э. фон Людендорф писал в своих указаниях, что атака должна быть выполнена одной и той же дивизией – беспрерывным движением на глубину 8 километров и более. Причем он подчеркивал, что следует отбросить мысль о замене одной атакующей дивизии после одного дня боя – пехота, искусно руководимая, должна сохранить свою боеспособность, чтобы вести наступательный бой в продолжение многих дней и продвинуться как можно больше вперед.

Напротив, русское командование, увидев к чему приводит гибель кадров воинских частей в ходе летней кампании 1915 г., более бережно относилось к своим войскам. Записка по поводу выполнения операций на Юго-Западном фронте в декабре 1915 г. и Северном и Западном в марте

1916 г. соглашалась на более медленное развитие операции – если это поможет избежать больших жертв. А Наставление для борьбы за укрепленные полосы, изданное штабом 5-й армии, указывало, что части, осуществившие прорыв, должны закрепиться на достигнутом рубеже (т. е. не продвигаясь вперед до полного истощения), предоставив возможность действовать вводимым в прорыв частям развития успеха (маневренным частям).

Русская армия в 1916 г. располагала значительно меньшими возможностями в отношении использования артиллерии и боеприпасов при прорыве позиционной обороны противника, чем английская, французская или германская армии. В условиях позиционного периода войны большинство русских корпусов занимало фронт в 20 км и более, т. е. фронт, на котором в случае начала наступательной операции должны были действовать 1–2 армии. Низкие плотности войск, также как и проблемы в сфере артиллерийского вооружения и снабжения боеприпасами, оказывали более чем существенное влияние на результативность оборонительных и наступательных операций в обстановке позиционной войны.

Поэтому в русской армии особое внимание обращалось на выбор наиболее эффективной формы прорыва. Именно русский генералитет, поставленный перед необходимостью экономить ресурсы, разработал самобытные и эффективные способы преодоления позиционного тупика (А. А. Брусилов, Р. Д. Радко-Дмитриев. Н. Н. Юденича в данном контексте не упоминаем, т. к. на Кавказском фронте единый позиционный фронт отсутствовал).

Позиционная война предъявляла совершенно особые требования к командованию. Бой в условиях позиционной войны был особенно труден для командования, прежде всего, с точки зрения возможности осуществления непрерывного управления войсковыми массами. Направление в бой крупных единиц пехоты имело следствием перемешивание частей, потерю направления движения, т. е. ослабляло устойчивость командования, лишавшееся возможности не только управлять, но зачастую даже знать положение своих частей. Чем дальше продвигалась наступающая пехота, тем все более усложнялось управление боем. Кроме того, требовалось обеспечить ювелирное взаимодействие всех родов войск.

Согласование боевого взаимодействия пехоты, артиллерии и приданных специальных войск составляло обязанность начальника дивизии. В начале боя его непосредственное влияние на первую линию атакующей пехоты ограничивалось лишь наблюдением (сам бой вели полковые и батальонные командиры). На этом этапе начальник дивизии вмешивался в сферу деятельности подчиненных лишь тогда, когда такое вмешательство было оправдано исправлением замеченных ошибок. Если боевая линия остановилась до достижения намеченного рубежа, он обеспечивал дальнейшее продвижение, руководя действиями артиллерийских масс и вводя в дело свои резервы.

В условиях маневренной войны именно дивизия располагала всеми необходимыми средствами, достаточными для решения поставленных задач. В обстановке же позиционной войны, несмотря на средства усиления, мощности дивизии уже было недостаточно.

В условиях наступательного боя периода позиционной войны армейский корпус являлся той боевой единицей, в рамках которой объединялись все тактические средства для организации операции прорыва. Командир корпуса, помимо осуществления общего руководства, оперировал действиями своих резервов и корпусной артиллерии. Боевой мощи корпуса хватало лишь на 3–4 дня непрерывного боя в условиях позиционной войны.

Лишь армия являлась наименьшей оперативной единицей, достаточной для выполнения наступательной операции в позиционной войне.

Таким образом, армия являлась объединением, реализующим операцию, корпус был соединением, в котором объединялись тактические средства для организации наступления, а дивизия являлась боевой единицей.

Характеризуется позиционная война и широким привлечением технических специалистов – например, при ведении химической войны. Для организации газовых атак строились специальные окопы, выносимые впереди передовой линии (между ней и искусственными препятствиями). Нормативы устанавливали расход не менее чем 150 кг отравляющего вещества на 1 гектар площади. Как правило, 1 газомет устанавливался на каждые 5—10 метров по фронту и 400–800 метров в глубину. Газометы устанавливались на уровне второй линии окопов.

Русское военное искусство в период позиционной войны постоянно совершенствовалось и в целом соответствовало уровню Французского фронта. Например, если при подготовке наступательной операции в Шампани на 32-км фронте французами было вынуто 200 тыс. куб. м. грунта, то при подготовке операции 2-го армейского корпуса русской 7-й армии в мае 1916 г. на 7-км фронте наступления было вынуто 169 700 куб. м. грунта.

Формы прорыва позиционного фронта получили наиболее яркое развитие именно на Русском фронте. Если в начале позиционной войны русское командование исходило из концепции нанесения сильного удара на одном участке фронта, то уже в марте 1916 г. в рамках одной (Нарочской) операции оно нанесло два одновременных (но разделенных пассивными участками) удара – на Северном фронте из якобштадтского района на Поневеж (5-я армия) и на Западном фронте – из района Поставы – оз. Вишневское в направлении на Вилькомир (2-я армия). Летом 1916 г. также были осуществлены 2 фронтовых операции – Западного и Юго-Западного фронтов. Причем последняя, в свою очередь, состояла из ряда одновременных армейских ударов на широком фронте.

Роль возросшего материально-технического обеспечения русской армии в кампании 1916 г. во многом способствовала первоначальным успехам Юго-Западного фронта, и в то же время расход этих ресурсов привел к неудачам осенней кампании. А. А. Брусилов в этой связи писал, что относительная малоуспешность боевых действий армий Юго-Западного фронта в этот период, по сравнению с майским наступлением, заключается главным образом в том, что тогда были накоплены снаряды тяжелой артиллерии, и мы могли подавлять артиллерийский огонь противника, в то время как в настоящее время неприятель превосходит русские войска силой огня тяжелой артиллерии, в то время как последние испытывают недостаток снарядов для гаубичной и тяжелой артиллерии.

Начальник штаба Юго-Западного фронта также писал, что уже в июле действия на Юго-Западном фронте приняли «какой-то случайный характер»: одни части вели атаки, в то время как другие стояли; общего руководства не было; потери были довольно серьезные, снаряды расходовались в огромном количестве, а результаты были ничтожны – в т. ч. и потому, что атаки производились с нарушением основных принципов, выработанных боевым опытом.

Усиливая артиллерию прорыва батареями с пассивных боевых участков, Юго-Западному фронту удавалось доводить общее количество легких и тяжелых орудий до 45–50 на 1 км фронта главного удара (например, 11-й армейский корпус в мае 1916 г.). В некоторых случаях прорыв имел успех и при 30–40 орудиях на 1 км ударного участка – но