Русское военное искусство Первой мировой - Алексей Владимирович Олейников

4) Третья линия обороны должна состоять из совокупности групповых опорных пунктов, расположенных в 400 – 1000 шагах за второй линией.

В ходе декабрьской Митавской операции 1916 г. недостаток тяжелой артиллерии навел русское командование на мысль о возможности произвести прорыв позиционного фронта без предварительной артиллерийской подготовки.

Ставка была сделана на внезапную массовую пехотную атаку.

Как отмечалось, организация проходов в заграждениях противника артиллерийским огнем задолго до начала штурма открывает врагу наступательные намерения и позволяет ему произвести соответствующую перегруппировку огневых средств и резервов. Таким образом, новая схема прорыва основывалась в основном на действиях пехоты и должна была способствовать достижению тактической внезапности. В качестве инструментария, способного проложить проходы в искусственных препятствиях противника, назывались: 1) удлиненные заряды; 2) брезентные или проволочные мосты и лестницы; 3) большие топоры (секиры); 4) ножницы.

Удлиненный заряд состоял из шеста с привязанными к нему динамитными шашками или зарядами тола. Для устройства саженного (т. е. 2-метрового) прохода в трехрядном проволочном заграждении необходимо около 15 толовых или пироксилиновых шашек. В конец заряда вставлялся запал из капсюля с бикфордовым шнуром и зажигательным приспособлением. Такой удлиненный заряд закладывался внутрь проволочного заграждения. Для применения удлиненных зарядов требовались обученные солдаты – подрывники.

Брезентные мосты представляли собой навернутую на шест полосу брезента или проволочной сетки, набрасываемую на заграждение. Идея брезентных мостов зародилась в русских войсках, а затем была перенята немцами, заменившими брезент проволочными сетками

Мысль осуществить такой прорыв возникла у командующего 12-й армией генерала от инфантерии Р. Д. Радко-Дмитриева еще в июле 1916 г. Она встретила сочувствие у главнокомандующего армиями Северного фронта генерала от инфантерии А. Н. Куропаткина, который сообщал начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего генералу от инфантерии М. В. Алексееву: «…Нам нужно заменить систематическую артиллерийскую подготовку элементом внезапности… – сосредоточившись значительными силами в районе, где нас противник менее всего ожидает, атаковать стремительно без методической медлительной артиллерийской подготовки, ограничившись только ошеломляющим противника коротким ураганным огнем артиллерии»[202].

Предпосылкой успешности таких замыслов являлась позиционная специфика Северного фронта – на нем были такие участки, которые позволяли осуществить подобную внезапную атаку. Бассейн р. Аа, лесистый и болотистый, с чрезвычайно высоким уровнем грунтовых вод, не позволял строить глубоко вкопанную в землю укрепленную полосу. Только на отдельных песчаных буграх были созданы блокгаузы. В промежутках между ними окопы складывались из бревен на поверхности земли – зарываться в землю не получалось. Проволочные заграждения были развиты недостаточно – немецкие окопы прикрывались тремя полосами проволоки в 4–6 кольев. Густой лес и кустарник давали возможность подходить незаметно к немецким позициям.

Продвигая свою идею, в одном из своих докладов Р. Д. Радко-Дмитриев писал:

«Опыт… показал, что если позиция противника расположена на местности лесистой, то все, что находится за опушкой леса, почти неуловимо и неуязвимо для артиллерии, даже при громадной затрате снарядов… Методические атаки по существу своему всегда принимали длительный характер, затягиваясь на несколько дней. Они давали возможность противнику не только правильно ориентироваться, угадать пункт нашего удара, но и собрать резервы из весьма отдаленных районов.

В результате мы были свидетелями почти постоянно повторяющегося явления, что в то время когда мы, сильно ослабленные и изнуренные и физически и главное морально атакой первой линии, кидались дальше, неприятель нас встречал свежими силами и контратаками отбрасывал в исходное положение»[203].

Командующий 12-й армией не отрицал пользы методичной артиллерийской подготовки, но считал, что такая подготовка возможна лишь на открытой местности, когда вся укрепленная полоса противника видна насквозь, и ее обстрел возможен без перегруппировки артиллерии. В лесном же районе, несмотря на то, что укрепленные линии противника обычно расположены близко одна от другой, их методическое разрушение артиллерией, тем более при недостатке таковой, не может дать хороших результатов.

Р. Д. Радко-Дмитриев отмечал: «Если бы атакующему удалось посредством маневра собрать скрытно на каком-нибудь одном участке численно превосходные силы, если бы удалось убедить исполнителей, что внезапность является лучшей подготовкой удара, то не сомневаюсь, что, приняв решение во что бы то ни стало довести дело до конца, мы добьемся прорыва неприятельского фронта, а раз прорыв сделан, то явятся не только уязвимые фланги, но и крайне чувствительный тыл»[204].

Вместе с тем, генерал не отрицал необходимости артиллерийской подготовки и при внезапной атаке: «Я отнюдь не отвергаю артиллерийской подготовки, но мы должны ожидать от артиллерии не преувеличенной и непосильной… работы, а только того, что она может нам дать без ущерба для внезапности и в пределах имеющихся тяжелых снарядов. Для этого нам необходимо исподволь, незаметно для противника, собрать намеченные артиллерийские средства в районе атаки, подготовить все так, чтобы артиллерия могла в течение 3–4 часов сделать свою подготовку первой линии, а затем пустить сейчас же части в атаку, вселив во всех, от генерала до рядового, решимость и уверенность необходимости довести атаку до конца, сметая все перед собой. Я уверен, что предшествуемая мощным заградительным огнем пехота будет уничтожать все по дороге и, работая вручную, пробьет себе путь до неприятельской батареи»[205].

Р. Д. Радко-Дмитриев жаловался на официальные наставления, которые своими указаниями, что атака может иметь успех лишь после тщательной артиллерийской подготовки и точного подсчета снарядов и других технических средств, сковывают инициативу, решимость и творческую работу начальников. Он просил главнокомандующего армиями Северного фронта генерала от инфантерии Н. В. Рузского освободить 12-ю армию от стеснений и оков наставлений и разрешить произвести удар методом «ускоренной атаки», как он назвал свой метод внезапной атаки после короткой артиллерийской подготовки.

Необходимо также отметить, что метод внезапной атаки подходил в основном для операций с ограниченной целью – в них можно было привлечь меньшие силы, позволявшие легче реализовать принцип тактической внезапности.

В Митавской операции были задействованы: 110-я пехотная, 3-я, 5-я и 14-я Сибирские стрелковые дивизии, 6-я особая, 1-я и 2-я Латышские стрелковые бригады. В ходе завязавшихся боев ряд частей не смогли прорвать фронт противника и с потерями отошли на исходные позиции. Но Латышские стрелковые бригады, а также 56-й и 57-й Сибирские стрелковые полки прорвали германскую оборону.

Действия частей 2-й Латышской стрелковой бригады при прорыве позиционной обороны противника характеризовались следующим образом: «Подход полка к проволоке по заранее изученному подступу был обнаружен немцами, открывшими… огонь. Резчики проволоки во время движения сбились… к правому флангу. Момент был критический и только благодаря находчивости полковника Гоппера (К. Я. Гоппер – командир 7-го Баусского латышского стрелкового полка, кавалер ордена Св. Георгия 3-й степени) движение не остановилось… Хлынувшая масса людей топорами и ножницами прорвала проволоку и одним махом перескочила через бывший здесь забор-бруствер, захватив два пулемета в гнездах, устроенных в виде капонира для обстреливания подступов к брустверу»[206].

В