Потопленная «Чайка» - Ордэ Соломонович Дгебуадзе

едва не погиб. И предал его — кто бы ты думал — близкий ему человек, которого подкупили Тория и Арачемия. Разве я могу допустить, чтобы Дата рисковал еще раз?

— Что ты говоришь? Как это случилось? — встревожился Ваган.

— Ты ничего не знаешь?

— Ничего.

— Тогда завтра все расскажу, и ты убедишься, что я прав. — Джокия поднялся.

— Почему завтра, а не сегодня?

— Сегодня не до этого. Нас ждут. У нас гость — большая радость для хозяина и для всей деревни. Люди хотят выпить за твое здоровье.

...Во дворе в самом деле собрались сельчане. Под дубом играли на чонгури, и несколько человек негромко пели. На веранде молодежь играла в нарды. Перед кухней висел только что освежеванный теленок. Под открытым небом в огромных котлах варили коровье мясо и разрезанного на четыре части козленка. На кухне бойко стучали ступки.

Хозяин ввел гостя в маленькую комнату, показал на приготовленную постель.

— Отдохни, — сказал он, — а когда накроют на стол, я тебя разбужу.

Глава двадцать третья

ЭТОТ ТОСТ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ

Когда Ваган проснулся, солнце уже стояло высоко. В доме было тихо. Он выглянул в открытую дверь, увидел стол, за которым ночью пировало человек сорок. Болела голова — выпить пришлось много: нельзя было обидеть радушных хозяев, с таким почетом принявших его.

Под каштаном сидели несколько молодых парней и негромко, боясь потревожить гостя, беседовали. Хозяйка снова хлопотала на кухне, успевая и месить тесто, и давать указания своим помощницам, и отгонять собаку, вертевшуюся под ногами.

Вагану подали таз и полотенце. Он умылся. Пришел хозяин. Стол накрыли уже в доме. Кроме гостя и Джокия, никто за него не садился.

Закусили, опрокинули на похмелье по чарке, оживились. Хозяин поднял тост за героев, которых превратности жизни загнали в лес, как диких зверей. Ваган решил, что пора напомнить Джокия о его обещании. Джокия согласился.

— Они мне встретились на третий день после бегства из тюрьмы, — начал Джокия. — Хорошо помню, был субботний вечер. Я возвращался из Шуамта домой, чтобы захватить хлеба для пастухов на пастбище. Ты, наверное, не знаешь, что у меня осталось меньше половины стада, которым владел отец. В прошлом году, осенью, когда я гнал овец в долину, в пути на нас напал вооруженный отряд и отнял много скота. Нападение было неожиданным, мы не успели даже вскинуть ружья. Нас связали и бросили в пещеру. Хорошо еще, через два дня нас случайно обнаружил проходивший мимо охотник, не то бы просто умерли с голоду. По следам стада мы спустились в долину. В пути нам повстречались гвардейские офицеры. Они сказали, что преступники им уже известны, велели возвращаться домой и обещали найти и вернуть похищенное стадо.

Через неделю нас вызвали в Сухуми и сказали: ваш скот угнал перешедший границу с Северного Кавказа отряд большевиков, мы настигли его, часть стада отбили. Из моих двадцати голов скота вернули десять коров и одного быка. Но мы догадались, что на нас напали меньшевики-гвардейцы, а вину свалили на большевиков. Но кому пожалуешься? Разве у них правду найдешь? — Джокия прикусил губу, покачал головой. — В этом году мы с напарником погнали скот в горы рано, поселились в более удобном и укромном месте. Вниз теперь спускаемся по одному и никогда не оставляем стадо без присмотра.

Вошла хозяйка, принесла мацони[13] в мисках:

— Пейте, прохладнее станет!

— Раз, возвращаясь домой, я видел впереди себя трех незнакомых людей. У двоих за поясом торчало по револьверу, а у третьего, который был повыше, — даже два. Одеты они были легко, и видно было, что мерзли. Скоро я их догнал. Они не были похожи ни на милиционеров, ни на гвардейцев. На бандитов тоже не смахивали. Поздоровались, спросили — кто я. «Пасу скот на пастбище, теперь иду домой», — ответил я. «Послушай-ка, а поесть что-нибудь найдется в твоем хурджине?» — спросил высокий — это был Дата — и невесело улыбнулся. Я угостил их молодым сыром и творогом. Выяснилось, что они почти три дня ничего не ели. Закусив, оживились, разговорились. Я ни о чем их не спрашивал. Наконец Дата сказал: «Покажи нам дорогу, ведущую на Ставрополь, и больше мы у тебя ничего не попросим». Я догадывался, кто эти люди, и хотя это было рискованно, решил взять их к себе домой, грех оставлять измученных людей одних в горах. Я шел пешком, а они по очереди ехали на моем коне. Когда миновали половину пути, Дата сказал: «Я слышал, что пастухи люди надежные, на них можно положиться». «Верно, мы стоим друг за друга и умеем держать слово, а вы, похоже, попали в беду и вам нужна помощь?» — спросил я. «Ты прав, брат, мы беглецы, — просто сказал Дата, — и если ты ненадолго приютишь нас, никогда об этом не забудем». И он назвал себя.

О «Чайке» и о ее бесстрашном шкипере я много слышал и, по правде говоря, от души сочувствовал морякам. Больше месяца моя семья и вся деревня укрывала беглецов.

— О них знала вся деревня?! — удивленно воскликнул Ваган.

— Ну и что ж?! Наша деревня — что скала. Здесь все одинаково смелы, честны и ненавидят предательство. Друг с другом нас связывает родство, адат[14], обычаи и привычки. Среди нас изменнику не прожить, Ваган. — Джокия взял костяную ложку с длинной ручкой, принялся за мацони. Доев, продолжил свой рассказ: — Именно тогда мы поставили у моста сторожку и установили дежурство. С тех пор так и осталось... Теперь сторожа охраняют деревню от бандитов и в то же время оберегают меня.

— Тебя? От кого?! — удивился Ваган.

— Слушай, и все узнаешь в свое время, — ответил Джокия и продолжал: — Горный воздух, отдых, хорошее питание вернули беглецам здоровье и силы. Об отъезде они пока не думали. Дата хотел во что бы то ни стало помочь товарищам, оставшимся в заключении. Я считал, что он решил правильно.

Скоро пастухи погнали скот еще выше в горы, и я послал своих новых друзей вместе с ними. Скот пасут и стерегут, кроме меня, еще шесть сельчан. У меня скота меньше, чем у других, и за все лето мне пришлось бы пробыть на пастбище месяца полтора. Но я решил не оставлять беглецов, пока они не