Потопленная «Чайка» - Ордэ Соломонович Дгебуадзе

бездыханный, свалился на землю. Тория, не переставая стрелять, крикнул капитану, чтобы тот побыстрее слезал.

Всадники пытались повернуть назад, но на узкой тропе сразу сделать это было невозможно. Пока нападавшие осаживали коней, капитан прыгнул с дерева прямо в седло и, выхватив саблю, ринулся на замешкавшегося противника. Оставив троих убитых, казаки отступили.

Наступившую было тишину опять нарушили выстрелы и крики. К нам приближался новый отряд Шкуро. Георгий Васильевич крикнул, чтобы мы следовали за ним, и погнал коня в бурлящую реку. Течением нас снесло далеко в сторону, но в конце концов мы выбрались на противоположный берег и, едва не загнав лошадей, прибыли в свою дивизию. Георгий Васильевич доложил о происшедшем командиру дивизии. Тот сообщил верховному командованию. На второй день пришло распоряжение распределить нас по разным дивизиям.

Нам пришлось расстаться. Не знаю, куда направили капитана и Георгия Тория, но я оказался на Северном Кавказе.

Здесь мне жилось лучше. Наш отряд собирал крупный рогатый скот и отправлял его на Кубань, в тылы армии Деникина. Отряду часто приходилось пускать в ход оружие в стычках с горцами, но я своего хорошо укрепленного пункта по должности не покидал и в перестрелках не участвовал.

Однажды ночью вернувшиеся с очередного задания солдаты привели с собой человека небольшого роста, в шинели. Задержали его в деревне Таралка, где накануне мы подавили яростное сопротивление горцев. Большевистские агитаторы умело настраивали против нас местное население.

Командир отряда почему-то решил, что пленник — большевистский лазутчик. Сам задержанный клялся и божился, что с красными у него нет ничего общего, что он бежал от них, собираясь перейти через границу в Грузию. Командир торопился. Пленного поручил мне: «Постарайся заставить его говорить. А если будет упорствовать, расстреляй». Допрашиваемый упорно твердил свое. Ясно было, что произошла ошибка. Я пожалел его и решил не расстреливать.

Рассветало, когда я вывел его из сарая. Мы ушли далеко от деревни. И там я показал ему путь в Грузию, дал ему денег, револьвер и пожелал счастливого пути. Этот человек, — продолжал Елхатов, — и был тот самый Сигуа, который протянул тебе руку помощи.

— Как, Сигуа?! — у Марии округлились глаза от удивления.

— Я подарил ему жизнь, так неужели он не мог отблагодарить меня за это, спасая тебя?

— Да, но... Как ты очутился в Сухуми? И что ты ему сказал? Кто я тебе?.. — Она не закончила фразы, смешалась.

— Что я мог сказать? — Николай вздохнул. — Тебе интересно, как я очутился тогда в Сухуми? Красные разгромили наши части на Северном Кавказе. Наш отряд очень ловко выскользнул из рук врага. Мы спокойно перешли границу и сдались грузинским пограничникам. Меньшевики приняли нас с почетом. Одели, обули, устроили и хорошо платили. Как и остальные офицеры, я без дела шатался по городу. Ждал, когда англичане перебросят наш отряд в Крым. Там, — ты, наверно, знаешь об этом, — укрепился генерал Врангель. Однажды, выйдя ранним утром в город, я услышал о происшествии на «Чайке». Любопытство толкнуло меня к пристани, и что ж я увидел! Боже мой! Вместе с матросами к зданию особого отряда вели под конвоем и тебя. Я сразу узнал тебя, Мария... Некоторое время стоял ошеломленный. Думал, что я во сне. Наконец очнулся и побежал к Сигуа. Рассказал ему обо всем, сказал, и кто такой Георгий и почему он преследует тебя. Комендант успокоил меня. Сказал, что припрячет тебя в надежном месте, и, как видишь, честно выполнил данное слово.

— Почему же он ничего не говорил про тебя?

— Так было лучше. Пока у меня не было возможности вывезти тебя отсюда, я не хотел, чтобы ты понапрасну волновалась.

— А сейчас?

— Сейчас я приехал, чтобы увезти тебя отсюда в безопасное место, туда, где ты будешь недосягаема для Тория.

— Куда же это?

— В Крым. Завтра на рассвете на военном катере мы уходим в Поти, оттуда на английском пароходе в Крым, к Врангелю... Наш начальник уже осведомлен, что с нами будешь и ты.

— А что мне делать у Врангеля? Бежать от собак, чтобы попасть к волкам? Нет, Николай, я никуда не уеду. — Мария опустила голову.

— Ты не хочешь ехать со мной, Мария?

Она не ответила. Еще ниже опустила голову. Елхатову все стало ясно. До сих пор в душе его еще тлела какая-то надежда. Сейчас ее не стало.

— Значит, остаешься? Как же ты будешь одна в чужой стране?... Ну, что же, как знаешь! — Он с трудом сделал несколько шагов, будто ноги не подчинялись ему. — Ну, прощай, может, когда-нибудь и встретимся.

Мария вышла провожать его. Елхатов взял ее за руки, смотрел молча, не отрываясь. Потом резко повернулся и ушел.

— Счастливого пути! — крикнула Мария с террасы.

Вскоре топот коней затих вдали.

Глава двадцать вторая

В ПОИСКАХ ДАТА

Человек, с помощью которого Ваган надеялся найти Дата, был молодой абхазец, друг его семьи, Джокия Кецба.

Джокия Кецба не было еще восьми лет, когда отец привез его с гор и поместил в двухгодичную школу неподалеку от дома Данелянцев. Маленький абхазец четыре года прожил в семье Ованеса, привязался к Данелянцам и полюбил их. После смерти отца Джокия, вернувшийся в отчий дом, часто навещал семью Ованеса, не забывая приносить подарки — то овцу пригонит, то сыр притащит.

Сейчас Ваган, задумав идти на поиски Дата, надеялся именно на Джокия, который, как истый горец, знал все, что делается в горах.

Найти деревню Кецба Вагану было нетрудно. Ованес часто посылал туда сына летом, и горцы брали его с собой на пастбище.

Ваган сказал родным, что едет в Тбилиси, к тетке, а сам преспокойно направился по знакомым дорогам и тропам в горную деревеньку.

Целый день шел он без передышки, поигрывая увесистой дубинкой, сторонясь людей. Нес в мешке немного хлеба и сыра. На всякий случай в кармане у него лежал браунинг.

Хотя деревня была расположена не так уж и далеко, в каких-нибудь сорока верстах от плантаций Ованеса, но крутой подъем, узкие, будто висячие тропки, протоптанные среди холмов и гор, отвесные скалы, непроходимые кустарники не давали возможности идти быстрее, и поэтому путь к ней оказался довольно долгим.

Деревня называлась Ацаги и лежала на зеленом склоне перевала между Бзыбью и Маруха... Ваган оставил позади один из самых крутых подъемов и остановился отдохнуть у речушки, которую