Творец слез - Эрин Дум

— ледяным тоном сообщил Ригель, и я подумала, что сейчас он сломает Лайонелу запястье. — Нет, я никогда не был хорошим парнем. Хочешь увидеть, насколько я плохой?

Ригель сильнее прижал руку Лайонела к земле.

Я всхлипнула от испуга. Ригель сжал губы и метнул на меня пронзительный взгляд. Казалось, он только сейчас вспомнил, что я стою неподалеку. Он смотрел на меня исподлобья несколько секунд, а потом сжал кулаки и снял ногу с руки Лайонела. Тот со стоном перекатился на другой бок и подтянул колени к груди. Ригель отвернулся и направился в мою сторону, грозный, как черный ангел.

Щелкнула дверная ручка, я оказалась в прихожей. Глаза уже привыкли к темноте. Позади меня возник силуэт Ригеля: он встал, прислонившись спиной к двери. Волосы закрывали его лицо, был виден только подбородок.

Я вздрогнула, услышав его дыхание. Близость к нему возродила во мне все то, что я так старательно пыталась в себе подавить. Я превратилась в статую из плоти и желаний, которая в любую секунду готова была разбиться на кусочки. Интересно, вдруг подумала я, сможем ли мы когда-нибудь жить вместе, не истекая кровью? Наступит ли когда-нибудь день, когда мы перестанем причинять друг другу боль?

— Ты прав. Я… обманываю сама себя. — Я опустила голову, потому что больше не могла себе лгать. — Я всегда хотела жить в сказке со счастливым концом. Я искала сказку, ждала ее и надеялась, что однажды она со мной случится. Я мечтала о ней с тех пор, как она… Маргарет… начала меня мучить. Но правда… правда в том, что ты, Ригель… ты — часть сказки. — Слезы застилали мне глаза. — Может, ты был в ней с самого начала, но мне не хватало смелости увидеть это, потому что я боялась все потерять.

Ригель стоял неподвижно, окутанный тишиной. Я отвернулась, пытаясь сдержать эмоции, от которых разрывалось сердце. Не в силах стоять так дальше, я пошла в глубь дома.

В гостиной тускло поблескивал рояль. Какое-то мгновение я смотрела на инструмент, а потом почувствовала, как ноги сами собой несут меня к нему. Коснулась белых клавиш, словно они еще хранили тепло его рук.

Было грустно думать о том, что он сказал Лайонелу.

— Неправда, что ты плохой. Я знаю, какой ты, и в этом нет ничего стыдного или страшного. Ты совсем не плохой, — прошептала я, — я вижу в тебе то хорошее, чего ты не видишь.

— Это так на тебя похоже, — услышала я голос за спиной, — всегда во всем искать свет, как бабочка.

На пороге гостиной стоял Ригель. В полумраке его лицо было особенно красивым, но взгляд казался тусклым и безжизненным.

— Ты ищешь его даже там, где его нет, — тихо сказал он, — даже там, где никогда не было.

Я с грустью смотрела на Ригеля, качая головой.

— Ты прав, я всегда ищу во всем что-то хорошее. Ригель, в каждом из нас есть свет. В тебе его очень много. Я разглядела. И проблема в том, что единственный свет, который я вижу сейчас, это ты. Куда ни посмотрю, в любую секунду — я вижу только тебя.

Радужки его глаз медленно поблескивали в темноте. Я подумала, что, наверное, никогда не забуду его взгляд. Я как будто увидела его сердце. Увидела, каким измученным и окровавленным оно было. Но и сияющим, живым, отчаявшимся. Мы оба были чем-то невозможным для окружающего мира, и знали это.

— Сказок не бывает, Ника. По крайней мере, они не придуманы для таких, как я.

Ну вот, подумала я, видимо, мне действительно пора посмотреть правде в глаза.

Не существовало страниц, написанных для нас, страниц, рассказывающих нашу историю тишины и дрожи. Хотели мы того или нет, но мы с Ригелем следовали друг за другом всю жизнь и теперь добрались до конечного пункта назначения. Мы не вписывались в жизнь за пределами Склепа, потому что не похожи на обычных людей. Язык таких, как мы, никто не понимает, язык наших сердец.

— Мне не нужна сказка, в которой не будет тебя, — наконец я нашла в себе силы признаться ему вслух. Пусть это звучало слишком откровенно, но мне все равно, потому что я хотела говорить только правду. — Ты прав, мы сломанные и в трещинах… мы не такие, как все. Но, Ригель, может, мы раскололись на части, чтобы сложиться заново и стать счастливыми?

Никто не знал моих демонов лучше, чем он. Никто не знал о моих шрамах, травмах и страхах лучше, чем он. И я тоже научилась видеть его, как никто другой, потому что наши сердца говорили на одном языке. Возможно, именно поэтому мы так крепко связаны. А может, правда и то, что по природе своей мы склонны разрушать все, к чему ни прикоснемся. Но в этом разрушительном стремлении есть то, что делает нас самими собой.

Ужас и удивление. Озноб и спасение.

Мы буйство нот пронзительной и неземной мелодии.

Наши судьбы уже давно переплелись, как нити в ткани, как слова в тексте. А мне потребовалось так много времени, чтобы это понять.

Я подошла к нему. Его радужки сверкали так, как будто все небо было в этой комнате. Он внимательно следил за каждым моим движением и стоял неподвижно, будто на месте его удерживало мое признание.

Не отводя взгляда, я коснулась его руки. Пальцы напряглись, словно он вот-вот собирался меня оттолкнуть, но я нежно обхватила его ладонь и медленно поднесла ее к своей щеке. Ригель стиснул зубы, на его скулах заходили желваки. Его прикосновение согревало душу. Я вздохнула, мои слезы упали ему на пальцы. Он как будто еще не разрешил себе коснуться меня. Ригель смотрел так, словно я была чем-то безмерно хрупким, что в любой момент могло раскрошиться от его прикосновения.

— Когда-то ты боялась меня, — прошептал он.

Да, когда еще не научилась тебя видеть. — Слезы катились по моим щекам, и я вспомнила момент, когда все разрушила. — Прости, — выдохнула я, — Ригель, прости!

Мы как будто впервые смотрели друг на друга.

Затем, о чудо, его пальцы на моей щеке стали мягкими. Ригель провел ладонью по моему лицу, большим пальцем коснулся уголка моих губ, словно проверяя, настоящие ли они, да и вообще, я ли стою перед ним в гостиной посреди ночи.

— Ника, я не птичка и не букашка, —