Элирис. Книга 1. Должник - Валентин Якимов

Он сделал паузу, напряженно смотря мне прямо в глаза. Я смотрел в ответ, без особого, в общем-то, выражения - просто ожидая, пока он закончит и уйдет. С этими свиньями уже все ясно. Жизнь такая - ну да, конечно. Я ведь теперь буквально кожей чувствую, как вы, мрази, своей властью упиваетесь. И это чувство позволяет мне даже в полутьме комнаты подмечать и кривые ухмылки, и довольный сальный взгляд, и дешевые попытки подавить меня позой и размером бицепсов, невзначай демонстрируемых самым здоровым.

Почему все так? Почему я - одаренный сын выдающейся матери, так много сделавшей для науки, для, мать его, прогресса человечества, теперь стою здесь, посреди убогой халупы соцжилья, по соседству с нищими, алкашней, каким-то сбродом, только и способным ныть и жаловаться - о, за прошедшие два дня я остро это ощутил - жалкий и никчемный, а надо мной смеются выродки, способные только орудовать вздутыми мышцами и сводить дебет с кредитом?!

У всех свое место в жизни? О да, и мое место - не здесь, вся жизнь моя была подготовкой к блестящему будущему в ярком мире передовых игр, огромных денег и достижений, по которым снимают кино. Чистая случайность оборвала этот путь! Не вы такие, жизнь такая? О да, и вам, твари, такая жизнь очень нравится…

Видимо, вся эта кипящая ярость все-таки считалась в моем пустом взгляде, или же Виктор Олегович просто заметил, как теперь выглядят мои глаза… Так или иначе, он спокойно кивнул чему-то, а потом коротко бросил:

—Дайте-ка ему [цензура]. Че-то больно борзо он пялится. Нам такое не надо. Аккуратней только.

Не знаю уж, как было бы «неаккуратно» - но боюсь даже представить. Да, конечно, я давно играл в игры со стопроцентными ощущениями и прочувствовал всякое - один только удар топором от Кровавого Орла чего стоит. Но, когда ты осознаешь, что все происходящее виртуально, даже на уровне мозгов это воспринимается куда проще, чем реальная боль. А боль была адская.

Удар! Удар! Пинок! Еще с десяток ударов!

Явно хорошо обученные, трое уродов били так, чтобы ничего мне не сломать, но чтобы было очень больно. Я словно лежал в бушующем вихре кулаков и грязных ботинок, жалко трясся, закрывая руками то голову, то бока.

И к вихрю физической боли присовокупился вихрь эмоций, исходящих от бьющих. О, как они наслаждались. Вот что значит «любить свою работу»! Жизнь у них такая, конечно. Они натурально кайфовали, нанося все новые удары по моему откровенно тщедушному в сравнении с ними телу. Страх, боль, чувство позора и унижения… Все это постепенно перегнивало во мне, кристаллизуясь только в одно чувство, вскоре затопившее меня с головой. В дикую слепую ненависть.

Они били и били - уже явно просто в удовольствие и с целью унизить - они прижали меня к полу, не давая пошевелиться, и мерно отвешивали тупые удары локтями и ладонями, оставляющие во всем теле ноющую боль. И я понимал, что теперь, с такими синяками, которые покроют все мое тело уже сегодня, из дома я выйти просто не смогу. Если вообще смогу встать в ближайшие часы.

В такие моменты иногда почему-то приходят очень отвлеченные мысли. Я вспомнил, как, когда я был подростком, мать смотрела со мной старый фильм. Доисторический, можно сказать, еще тех времен, когда страна была каким-то там союзом. Про некоего Шурика, который, за счет своей смекалки и находчивости, проучил на стройке тупого и наглого амбала, желавшего жить за счет чужого труда.

О, как мне тогда понравился этот фильм - это ведь буквально про нас, хилых интеллектуалов, которых всякое быдло унижает, но на стороне которых правда и будущее, где тупая обезьянья сила уже совсем не в цене, а потому победа обязательно будет за нами. Мы ведь не такие, как они, мы мыслим оригинально, творчески. Сколько раз эта идея подтверждалась в играх, когда я, за счет знаний и находчивости, уделывал кратно превосходящего противника, желающего действовать только в лоб, грубой силой.

Но теперь, лежа в луже грязи и текущей из носа крови, придавленный к кривому полу убогой халупы, почти не чувствующий конечностей и боков от тупой обжигающей боли, слыша довольный глумеж над собой, я жаждал только одного. Силы. Тупой мощи какой угодно природы. Я жаждал убить их всех. Не «победить», не «уделать» и не «утереть нос». Убить. Кровавая пелена застлала мне глаза. Твари. Жалкие сволочи, меряющие всю жизнь в чужих деньгах. Ненавижу.

—Не… на…

—Ля, оно еще чето там бухтит. Чего-чего, Сема? Не слышим! - хохотнул Виктор Олегович.

—Не… Нена… Ненавижу. Ненавижу вас!

Крикнул я, резко вскинувшись на локтях, отталкиваясь от земли.

Попытавшись вскинуться. Увы, «второе дыхание» у людей в отчаянии открывается только в кино. Я задергался, чуть приподнялся - и тут же получил болезненный пинок в бок, поваливший меня обратно в грязь.

—Сема-Сема. Пора уже перестать смотреть детские мультики и понять, что в реальной жизни решают две вещи. Сила и связи. Вот, связи твоей мамаши помогли тебе получить эту капсулу. Без них ты давно бы очень удобно разошелся по частям в тела уважаемых и богатых граждан. Мы пробили, органы у тебя ничего, группа крови популярная. А теперь ты бычишь на тех, по чьей воле все еще жив. Смирись, пацан. Ждем бабки, короче. Скоро увидимся.

—С… Стойте. - я сам уже не понимал, что несу, сознание еле держалось в теле. Но они остановились, вновь повернувшись ко мне.

Сила… Связи. О, если бы только был кто-то, кто мог бы помочь мне!

Уже мало что соображая, я просто стал детально представлять все происходящее, попытался прочувствовать всю творящуюся несправедливость - и, пожалуй, впервые в жизни, молился. Черт, да я даже не знал, кому. Кому-нибудь, кто карает всяких выродков…

В глазах стало темнеть… Да нет, постойте. Это в комнате еще сильней стемнело! Коллекторы встрепенулись и заозирались, тоже не понимая, куда делся свет.

Если бы я мог еще шевелить руками, я потер бы себе глаза - ибо произошедшее дальше явно походило на обман зрения.

Из заполнившей комнату темнот… соткалась? Сплелась? Появилась непроглядно черная линия, рассекшая комнату от пола до потолка. Воздух загудел, а затем, с громким хлопком, похожим на локальный раскат грома, из черноты в комнату словно выплюнуло рослую человеческую фигуру.

—Слышь… Че за…

Надо отдать браткам должное. Попятившись в изумлении к