Изнанка - Ян Войк

Он замолчал, тяжело дыша. Некоторое время в вагоне звучали только перестук колёс да гул ветра по туннелю. Своей внезапной вспышкой ярости Иван удивил и Андрея, и Сашку – девочка забыла о собственных обидах и смотрела на него во все глаза – однако больше всего удивился сам.

– Так ты… был в дурдоме? – спросил через некоторое время Милавин.

– Нет. Сообразил, врубить задний ход и от всего отказаться. Потом… – теперь уже Поводырь отвечал нехотя, уткнув глаза в пол. – Я три месяца, пока лежал в госпитале, был под наблюдением у психиатра. Он мне и диагноз поставил… какой-то там посттравматический синдром, и командованию рекомендовал меня списать. Вот они и списали. Сунули на прощание мизерную пенсию и списали.

– Мне жаль…

– Плевать мне на твою жалость, – он вскинулся, встрепенулся, снова становясь самим собой, – Просто запомни, нельзя никому рассказывать о том, что здесь видел. Даже собственной жене. Никто тебе не поверит. И ничего хорошего из этого не выйдет.

– Всё равно ты не прав, – упрямо покачал головой Милавин. – Я должен был, так или иначе, передать эти письма.

– Неважно, – отмахнулся Иван. – Что сделано, то сделано. Всё остальное – лирика.

Теперь уже Андрей вздохнул и сел на диван рядом с напарником.

– Я обещал Людмиле… – ни к кому не обращаясь, с досадой произнёс он.

– Ты обещал, потому что не мог отказать. А я избавил тебя от исполнения обещания.

Милавин ничего не ответил. Легче от этих слов ему совсем не стало…

Через несколько минут поезд начал сбавлять скорость. Мелькавшие в отсветах за окном силуэты тюбингов и жгуты проводов стали проплывать медленно, торжественно.

– Мы приехали! – Сашка соскочила со своего места и подбежала к двери.

Подтверждая её слова, стены туннеля по левой стороне сменила платформа с четырёхугольными колоннами, а справа за окнами поплыла белая керамическая плитка облицовки. Последние десятки метров поезд прошёл по инерции, потом нехотя заскрипели тормоза, и состав остановился, конвульсивно дёрнувшись напоследок.

– Станция «Парк Культуры». Переход на кольцевую линию, – это был всё тот же необъяснимо жизнерадостный голос. – Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны!

– Зажигайте свечи! – коротко приказал Иван одновременно с шипением открывающихся дверей. Пока Андрей и подошедшая на помощь Сашка возились со свечками, Поводырь стоял в дверях вагона, прижав приклад автомата к плечу, и осторожно обшаривал станцию лучом подствольного фонаря, пол, стены, колонны и, конечно же, потолок.

– Готово.

У каждого из них теперь было по толстой свече из красного воска, упакованной в стеклянный стакан подсвечника.

– Ты замыкающий, – предупредил Милавина Иван. – Пошли.

Андрей кивнул и вытащил из кобуры ПМ. Друг за другом они вышли на платформу, миновали ряд колонн, облицованных коричнево-серым камнем, и оказались в центральном вестибюле между двумя лестницами переходов. Огляделись по сторонам. Станция была пуста. Тут не было ни столов, ни свечей, красно-синяя информационная колонна одиноко торчала посреди вестибюля, искрящейся пирамиды вокруг неё тоже не было. Но станция отнюдь не казалась заброшенной. Андрею стало не по себе, снова это ощущение, что ещё минуту назад здесь было множество людей, которые жили своей обычной суетливой жизнью… и никуда не исчезнувшее предчувствие близкой беды, которое уже начало изрядно раздражать.

– Давай направо Пора выбираться отсюда, – Ивану тоже здесь не нравилось, он так и не опустил автомат, несмотря на то, что в левой руке ему приходилось держать свечу.

В этот момент разом погасли окна поезда, отсветы которых проникали на станцию между колонн. Сашка ойкнула, Милавин вздрогнул, а Поводырь дёрнулся и направил туда луч фонаря. В ярком световом пятне все трое увидели по ту сторону платформы лишь керамическую плитку на стенах туннеля. Никаких вагонов. Поезд-призрак исчез, будто его и не было.

Подъём на поверхность не занял много времени и оказался совершенно безопасным. Только раз, когда они карабкались по неподвижному эскалатору, шедший, как обычно, замыкающим Милавин услышал за спиной тягостный то ли всхлип, то ли стон, но, оглянувшись, никого не увидел. Свечи, что дали им в дорогу обитатели Лубянки, исправно выполняли свою работу. Кто бы не прятался там, в темноте, напасть или даже просто выйти на свет он так и не решился.

Но свечи стремительно таяли. Они сочились расплавленным воском, оплывали и проседали как снеговик, угодивший на газовую плиту. Такого просто не могло быть, но всё происходило настолько быстро, что Андрей уже в середине подъёма начал сомневаться, успеют ли они выбраться наверх до того, как погаснет последний светильник. Иван, похоже, думал о том же самом. Он явно торопился, всё быстрее преодолевая ступеньку за ступенькой, так что шедшая следом Сашка уже едва поспевала за ним. Но девочка отнюдь не жаловалась, она тоже постоянно поглядывала на стеклянный подсвечник в своих руках, где в лужице расплавленного воска ещё теплился огонёк.

Просторный вестибюль между эскалаторами и стеклянными дверями они пересекли почти бегом, проскочили ряд безжизненных турникетов и, наконец, вывалились на улицу.

– Успели, – тяжело дыша, Сашка привалилась спиной к одной из колонн перед входом в метро.

– Да уж, – Поводырь поставил стеклянный подсвечник на землю. Огонёк внутри вспыхнул последний раз и исчез, оставив после себя только тонкую струйку дыма. Иван скинул ранец со спины, присел на одно колено и расстегнул верхний клапан.

Поверхность встречала их серым пасмурным утром и моросящим дождём. В первую секунду Милавин даже успел удивиться: оказывается, на Изнанке может идти дождь… Но тут же вспомнил, что Иван с самого начала говорил ему взять с собой непромокаемую одежду. Специально для этих целей у Андрея в рюкзаке был упакован болоньевый плащ-пончо. Вот только плащ этот вместе с рюкзаком достался банде людоедов. Теперь на случай подобной погоды у него осталась только кожаная куртка, что дал ему Иван.

Милавин подошёл к дочери.

– Как ты? Устала?

– Нет. Всё хорошо. Только чуть-чуть отдышусь, и пойдём дальше.

– Андрей, возьми – Иван протянул ему свёрнутую в тугой рулон плащ-палатку и кивнул в сторону Сашки. – Накинь на неё, а то вымокнет вся.

– Спасибо.

Плащ-палатка оказалась великовата для девочки. Милавину пришлось свернуть брезент вдвое и только после этого обернуть им Сашку, как одеялом.

– Мне так неудобно, – пожаловалась она, поддерживая руками длинные полы.

– Зато сухо! – отрезал Андрей тоном, не терпящим возражений.

К ним подошёл Поводырь, в руках он держал карту.

– Куда нам дальше?

– Вот туда, – девочка махнула рукой, даже не взглянув на план.

– Хорошо, – Ивану понадобилось несколько секунд, чтобы свериться. – Тогда сейчас переберёмся на другую сторону реки, а потом уже двинем на юг. Годится?

– Годится, – откликнулась Сашка, было видно, как ей нравится, что взрослые с ней советуются и спрашивают дорогу.

– Тогда пошли. Не стоит тут рассиживаться, – Иван натянул на голову капюшон горки.

Догоревшие свечи они оставили перед входом в метро, а сами пересекли небольшую площадь, нырнули под Крымскую эстакаду и стали потихоньку выбираться на мост.

С центра моста им открылась панорама города. Дождь лишил Изнанку последних красок, затянув всё мутной струящейся пеленой. Как будто кто-то плеснул водой на карандашный эскиз, и рисунок от этого расплылся потёками и кляксами. Если ближайшие дома ещё можно было различить, то дальше всё терялось в серой дымке, где лишь угадывались массивы зелени в парке Горького, да рубленые прямоугольники зданий по сторонам от него.

После моста Иван принял вправо, направившись к парку. Там, на вершине арчатой колоннады центрального входа Андрей заметил несколько нахохлившихся от дождя ворон. Поводырь, наверняка, тоже их видел, но не обратил внимания, продолжая шагать вперёд.

– Думаешь, Кукловод забыл про нас? – задал ему Милавин вполне резонный вопрос.

– Забыл? Нет, вряд ли, – Иван тоже глянул на птиц. – Но, скорее всего он нас уже не ищет.

– Почему?

– Ему впадлу. Он, конечно, на нас сильно обиделся. И при случае обязательно отмстит так, что мало не покажется. Но вести затяжную охоту ему слишком лениво. Это ведь требует много внимания и сил, а у него какая-нибудь новая одалиска появилась. И потом, Лёха вообще мог решить, что мы подохли в метро.

– Ты в этом уверен? – Милавин никак не мог отделаться от чувства тревоги.

– Брось, Андрей. Мы всё равно не сможем прятаться от каждой вороны в этом городе. Придётся рискнуть.

После нескольких секунд раздумий всё же Андрей кивнул. Выбора действительно не было.

Они миновали арку без всяких происшествий. Птицы вообще не обратили на них внимания, так и жались друг к другу боками, стараясь согреться.