Критская Телица - Эрик Хелм

— Полтора месяца назад, — послушно повторила Береника.

— Когда бывшая государыня... впервые овладела тобою?

Береника сделалась пунцовой, потупилась и, как ни уговаривала, верховная жрица, а ни единого нового слова, могшего послужить уликой против Арсинои, от молодой женщины добиться не удалось.

— Понимаю, — со вздохом сказала Алькандра, отпустив свидетельницу — Стыдливость по-прежнему крепка в ней, ибо слишком немного времени провела несчастная в этом логове... Что ж, мы выслушаем по тому же поводу показания третьего лица...

Упомянутое лицо оказалось не кем иным, как развязной тирренкой Ликой. Бойко и подробно соплеменница архипирата Расенны уведомила судей и «присяжных» о строптивости, которую проявила прелестная полонянка, об изнасиловании в царской купальне, о последовавших за оным непрерывных оргиях, где Береника по-прежнему оставалась главной фигурой и предметом всеобщих неустанных забот...

— Надлежит ли толковать услышанное как признание в противозаконных соитиях, да еще и совершенных путем принуждения? — грозно осведомилась Алькандра.

— И да и нет, — невозмутимо возразила этрурянка.

Воспоследовала мгновенная пауза.

— Принуждение и впрямь наличествовало, — с неподражаемой наглостью продолжила прекрасная Лика. — Государыня...

— Бывшая государыня!

Понятие «презумпция невиновности» возникло без малого два тысячелетия спустя.

Затем, в средние века, оно исчезло вновь, и окончательно возродилось лишь в новейшую эпоху. Посему верховная жрица Алькандра не колеблясь упоминала царственный сан Арсинои в прошедшем времени.

Погрешности против правил тогдашнего правосудия здесь не наблюдалось.

— Бывшая государыня, — охотно повторила тирренка, — пригрозила всем нам ужасной расправой, ежели пугливая дурочка не станет мягче промытого овечьего руна... Вот мы и старались... По мере сил...

— Так, — протянула Алькандра — Тебя-то, во всяком случае, пугливой дурочкой не назовешь...

И тут наложница Арсинои выпустила остро отточенную, умело отравленную стрелу.

— Я была некогда столь же, если не более целомудренна, чем Береника, — возразила тирренка с великолепно разыгранной обидой — Увы, после несчетных надругательств, коим я поневоле подверглась в первые же недели пребывания на острове Крит, оставалось либо рассудок утратить, либо стыд отринуть!

«Браво!» — мысленно сказала Алькандра.

«Гадина!» — мысленно воскликнула Арсиноя.

Ибо уж если кто из гарема и поражал ее разнузданностью и бесстыдством (а читатель, вероятно, понимает: поразить Арсиною в постели было весьма и весьма непросто), если кто и утомлял царицу безудержными натисками, то это Лика...

Причем Арсиноя убедилась в выдающихся способностях тирренки немедленно, сразу по прибытии той на Кефтиу...

«Браво! — опять подумала Алькандра. — Как видно, девочки поняли свое положение и решили спасаться сообща. Дружно винить во всем одну лишь повелительницу... Разумно».

По недосмотру ли, намеренно ли, но верховная жрица отнюдь не препятствовала свидетельницам общаться и советоваться.

Она вполне резонно рассудила: так будет гораздо лучше.

Оторванные от родины, беззащитные, по сути, никому не нужные пленницы могли рассчитывать на мягкость местных законов лишь выступая в роли пострадавших.

Оправдываясь безвыходным заточением.

Насилием.

Ссылаясь на угрозы и принуждение.

И, таким образом, неопровержимо доказывая: царица Арсиноя споспешествовала отвратительнейшей разновидности морского разбоя — работорговле.

Причем сама, вопреки священнейшим законам и вековым обычаям, чтимым и соблюдаемым любым и всяким настоящим критянином, владела тремя десятками рабынь, которых подвергала унижению, караемому смертной казнью.

Однако, царей кефты не казнили. В худшем случае (а иного уже и быть не могло), венценосной чете вместе с отпрыском грозило пожизненное лишение земли, воды и огня.

Сиречь, позорное изгнание.

Двадцать дней подряд, без отдыха и перерыва, длилось разбирательство...

Усердное.

Подробное.

Пристрастное.

Поникшая, ко всему притерпевшаяся Арсиноя почти равнодушно выслушала бойкую речь Сильвии.

Вполне и всецело пришедшая в себя после постельной трепки, полученной от Рефия, Ревда, Клейта и Кодо, красавица долго распространялась о том, как ее, неопытную семнадцатилетнюю девушку, едва успевшую выйти замуж, соблазнила и заставила остаться в гареме искушенная развратница, только по неведению подданных продолжавшая числиться государыней.

Иного Арсиноя и не ждала.

— Почему же ты не уведомила Великий Совет о свершившемся злодеянии? — строго спросила Алькандра.

— Ты забываешь, о госпожа, — возразила Сильвия, — про существование начальника дворцовой стражи Рефия. Существование, которое, благодаря Апису, уже прервано... Мы страшились коронного телохранителя пуще всего на свете.

Ложь и правда переплетались в рассказе Сильвии с великолепным искусством. Хмыкая про себя, Алькандра не могла не восхищаться бойкостью женщины.

Поведав о запретном соитии царицы с Эврибатом, во время коего странную парочку застигли нежеланные свидетели, Сильвия обвинила в последовавшем убийстве Элеаны и Алкмены лишь коронного телохранителя.

Арсиною провозгласила виновной в прямом и предерзостном подстрекательстве.

Наследник престола оставался в стороне — согласно недвусмысленному намеку, брошенному Алькандрой, предварительно допросившей Сильвию наедине и узнавшей полную правду.

— Рассказывай так, чтобы по этому обвинению царевич вышел сухим из воды, — приказала верховная жрица. »

Для изгнания уже и без того набралось достаточно поводов. А прямое нападение на верховную жрицу, учиненное малолетним отроком, потребовало бы отдельного следствия и надолго затянуло суд...

Стражники, получив предварительное прощение былых грехов, также валили все исключительно на Арсиною и покойного Рефия. Прежде послушные псы наперебой облаивали бывших господ и хозяев, приписывая убитому командиру преступления как действительные, так и выдуманные на ходу.

О катакомбах и странном их обитателе уже проведала целая Кидония. Теперь оказывалось: Рефий понуждал подчиненных преступать закон под страхом встречи с андротавром...

— Вот и меня, и его, и его, и его, — частил курчавый, смуглокожий крепыш, стремившийся выпалить побольше и поподробнее, — заставили помогать мастеру Эпею, вытесавшему и установившему в Розовом зале деревянную телицу... А бедняга Приск отказался — и отправился на съедение...

То, что бедняга Приск отправился на съедение за несколько лет до начала тайных работ, никто из членов суда, кроме самой Алькандры, понятия не имел.

Слабые возражения Арсинои были немедленно прерваны.

— Мастер Эпей, к сожалению, отсутствует, — вздохнула верховная жрица. — Однако, судя по тому, что умелец, проживший на острове двадцать три года и ни в чем не знавший недостатка, бежал по воздуху, подобно древнему Дедалу, свидетельствует о многом... Обо всем!

Тихий ропот пронесся по собранию.

— А погибшие пентеконтеры? — взвился не выдержавший Идоменей. — Кто виноват в этом? Не ваш ли хваленый мастер, оснастивший паскудную пиратскую посудину страшным оружием?

— Умолкни! — велела Алькандра.

— Да еще, насколько понимаю, натравивший окаянного этруска на моих людей!..

— Оснастивший под страхом расправы, — надменно парировала Алькандра, — и натравивший справедливо! И более не смей перебивать! Настанет и твой черед объясниться...

Идоменеев черед настал гораздо позже — на девятнадцатый день судилища.

— Мы знаем о прискорбной гибели критского посланника в Афинах и оплакали ее вместе со всеми честными критянами, — сказала Алькандра. — Также считаем, что в подобных случаях провинившиеся должны быть наказаны по всей строгости...

Жрица умолкла и обвела собравшихся внимательным взглядом.

— Однако Идоменей избрал весьма странную кару! Заложники, повинные смерти на острове Крит... Семь юношей и семь девушек... Поскольку иных свидетелей в этом деле нет, я буду свидетельствовать сама.

Судьи насторожились.

— Перед тем, как Рефий погиб, мы — двое посвященных в еще недавно запретнейшую тайну острова, — беседовали наедине...

По зеленой прогалине буквально стон пронесся, когда Алькандра, возложив руки на чело стеатитовой бычьей головы и двуострую секиру, пересказала памятный читателю разговор.

— ...Следует неизбежный вывод, — завершила свою недолгую повесть верховная жрица: — девушки предназначались Арсиное, с которой Идоменей состоял в заранее обдуманном преступном сговоре. А юноши должны были послужить пищей андротавру. Задаю вопрос: если государь, по сути, снарядил целую морскую экспедицию, дабы потакать кровожадным наклонностям главного стражника...

— Ложь! — заревел Идоменей.