Золотой сокол - Елизавета Дворецкая

— И кем же это я буду побежден? — насмешливо откликнулся Буяр. — Кто ты такой, чтобы я с тобой сражался? Из какого болота выпрыгнул?

— Меня зовут Ледич. Я десятник из дружины князя Столпомира. Ну, ты выходишь? Или сражаться с мужчиной не так приятно, как хватать беззащитных девок прямо с посиделок?

Буяр оглянулся на своего старого десятника Звана — и расставшись с Секачом, который остался в Смоленске, он сохранил привычку в трудных случаях искать взглядом кого-нибудь постарше и поумнее. А Зван выглядел на редкость мрачно и избегал его взгляда.

— Иди снаряжайся, — хмуро посоветовал он. — На поединке, может, еще одолеешь, а если всем войском навалятся — сомнут, мало нас. Ступай. Да помни: бьешься за голову свою. Проиграешь — мы все не жильцы.

— Чего так? — изумился Буяр, но Зван только рявкнул:

— Ну, ступай одевайся, не слышал, что ли?

— А ты на меня не ори! — Буяр покраснел от досады. — Ты здесь кто такой? Ошалел совсем!

— Что, ругаться будете, как бабы на торгу? — крикнул им другой десятник, Суровица. — Чтобы эти там смеялись? Иди, княже, снаряжайся. Журавка, ступай помоги!

Зван молчал и только сжимал рукоять собственного меча. Полочанин спокойно ждал перед воротами, слегка разминался, чтобы не мерзнуть, и каждое его движение, поворот головы, рост, голос, фигура — все это было так знакомо старому десятнику, что он уже и не сомневался. Что там этот варяжский шлем с полумаской — знакомое лицо всегда узнаешь и под шлемом, поскольку видел не раз, и именно в шлеме. Зван уже понял, с кем они опять имеют дело и чем это грозит. Но Буяру он ничего говорить не стал. Если сразу брата не узнал, то и сам дурак. А чем позже он догадается, тем лучше будет для него. Меньше будут колени дрожать.

Вскоре ворота открылись, и Буяр вышел на дорогу. Оба противника сбросили полушубки, и на полочанине действительно оказалась кольчуга. Поверх кольев тына на них смотрели кмети Буяра, из-за реки — дружина Столпомира.

Но в сторону чужого войска Буяр бросил только один беглый взгляд. Гораздо больше его интересовал противник. Все в нем было чужое: и одежда, и оружие, и шлем, почти полностью закрывавший лицо, но в фигуре и в каждом его движении чувствовалось нечто настолько знакомое, что Буяр, несмотря на весь его задор, невольно терялся. Он не мог понять, в чем тут дело, и от этого чувствовал себя неуверенно.

Они обменялись первыми ударами. Как вполне опытный для своих лет боец, Буяр видел, что ему достался серьезный противник, сильный и умелый. Перед глазами его огромным красным пятном мелькал щит с белыми соколами, и отчего-то казалось, что ему снится этот поединок, и этот заснеженный берег, и лес, и город Оршанск за спиной. Как будто не было этой зимы, не было осени в Смоленске, и лета тоже не было. Как будто он заснул еще весной, и ему приснилось все, начиная со смерти отца...

Почему он вдруг подумал об отце? Почему ему кажется знакомым каждый выпад, каждый удар сильной руки этого полочанина? Буяр уже забыл, каким именем тот назвался, но с каждым мгновением все больше и больше убеждался, что все это с ним уже бывало.

Секач выучил его хорошо: даже в растерянности он продолжал сражаться так, что победа над ним никому не показалась бы легкой. Но его странный противник угадывал каждое его движение, как будто видел все наперед. Как будто их учили вместе...

— Держись, князь Буяр, на тебя же люди смотрят! — насмешливо проговорил он. — Княгиня Избрана тебе поражения не простит.

— Тебе-то какое дело! — огрызнулся Буяр и тут осознал еще одну странность: выговор у полочанина был смоленский. И голос! Голос был настолько знаком, что это было невероятно! Можно подумать, что это... он... если бы только Буяр не привык, не разрешил себе думать, что он убит и его больше никогда не будет...

— А такое, что я тебя вообще убил бы за такие выходки!

И едва Буяр успел услышать эти наглые слова, как полочанин бросился на него, щитом отбил удар меча, ногой подбил ему ногу и опрокинул на утоптанный снег. Все случилось так быстро, что Буяр не успел опомниться, как увидел прямо над собой бледно-голубое небо, щит противника впечатал в обжигающий холодом снег его правую руку, а стальной клинок меча коснулся горла.

— Говорил же тебе Секач: за ногами следи! — услышал Буяр знакомый голос, и последние сомнения исчезли. — А ты все так же, вяз червленый тебе в ухо!

Сквозь железные кольца полумаски на него смотрели такие знакомые светло-карие глаза, и взгляд этих глаз, пристальный и сердитый, тоже был ему знаком. И наводил ужас. Буяру очень редко случалось видеть своего веселого старшего брата разгневанным, но если уж это случалось, значит, причина была серьезной и виновным оставалось только прятаться.

Буяр вдруг ощутил себя нашалившим мальчишкой. Старший брат вернулся с того света, и вернулся очень сердитым! От недоумения и ужаса Буяр не мог даже моргнуть. И как только он не узнал его сразу! Узнал бы, если бы мог допустить мысль, что брат, исчезнувший на Княжьем поле ночью перед погребением отца, вдруг объявится, как из-под земли, больше полугода спустя в заснеженных лесах на самых межах с двинскими кривичами.

Князь Столпомир тем временем сделал знак своей дружине и первым пошел вперед, к воротам. Ворота раскрылись: у Звана и Суровицы хватало ума сдаться, раз уж старший княжич воскрес, взял в плен младшего, да еще и привел с собой значительное войско.

Князь Столпомир занял Оршанск, но даже половина его дружины не могла там поместиться. Ни новые постройки городка, еще не обжитые, даже без печей, ни избы всех трех родовых поселков не вмещали столько народу. Прямо на улицах внутри городка и снаружи под стенами разводили костры, варили кашу, жарили мясо.

Оставаться здесь долго из-за холода и недостатка припасов было невозможно, и князь Столпомир в тот же день принялся за поиски дочери. Из угнанных жителей Радегоща ему сразу смогли представить не больше десятка человек, которых Буяр раздарил местным старейшинам. Все это были молодые парни и девки, но Дивины среди них не оказалось. Сам Столпомир не видел дочь десять лет и не взялся бы сейчас узнать ее, но Зимобор качал головой: не она, не она, и это тоже не она.

— Да знаю, ты Дивину ищешь! — сказала Ярочка, которая обнаружилась тут же, в клети новопостроенного воеводского двора. — Только ее тут с нами нету. Я ее вообще с той ночи и не видела.

— А где все остальные? Вас же человек сто было!

— Остальных уже по Днепру увели. — Ярочка всхлипнула и махнула рукой на восток. — И батьку моего тоже, и наших всех. Может, и она там. Не знаю.

Челядь и кмети подтвердили ее слова: основную часть радегощских пленников на другой же день угнали по Днепру, откуда лежал путь в Смоленск. После голодных зим, проредивших население, работники были нужны везде, потому что какой прок князю с земель, где никто не живет, не пашет, не собирает урожай, не бьет дичи, не собирает мед и не платит дани?