Холодное блюдо - Павел Ганжа

Заворачивая за угол дома, Артем оглянулся. Как и ожидалось, никто его не преследовал, никто на него даже не смотрел. И в окнах Величевской квартиры – отсутствие движения. Очевидно, бандит внял доброму предупреждению и суетиться не стал. Неудивительно. Если Стрельцова самого мутило от воспоминаний о том, что он за последние два дня делал с Величевым, то каково тогда пришлось несчастному ублюдку? Едва ли Величев ныне в состоянии думать о мести, преследовании и прочей чепухе. Ему сейчас впору не об ответном ударе, а о квалифицированной медицинской помощи мечтать. Чем он, наверное, и занимается. Развязался, поди, уже болезный…

Артем ошибался. Величев не отвязал ногу от чугунного корыта, он и не начинал распутывать узлы. Серега сидел в той же позе, в которой его оставил Стрельцов, и не шевелился, опасаясь, что измывавшийся над ним психопат может вернуться. Величев боялся, что псих его обманывает. Сказал, что убивать не собирается и уходит, снял наручники, велел отвязываться, а сам просто издевается. Затаился в квартире и ждет, когда Серега, словно доверчивый дурачок, выйдет из ванной. И снова начнет тесаком размахивать. А Серега не дурачок, он психа провоцировать не будет, а пока тут на полу посидит тихонько.

Величев слышал, как открывалась входная дверь, но не верил своему счастью. И предпочитал не шевелиться. И мечтал он совсем не о медицинской помощи, а о том, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах больше не встречаться с человеком по фамилии Стрельцов.

ГЛАВА 11

На шикарном "директорском" кресло, возвышающемся монументом над не менее грандиозным столом в просторном депутатском кабинете, вопреки обыкновению, никто не сидел. Хозяин кабинета, а по совместительству – стола и кресла, с хмурым видом прохаживался от окна до стены и обратно и слушал доклад своего главного охранника. Другие предметы мебели, в том числе бездонное, "экзекуционное" кресло, тоже пустовали – в кабинете патрона Масальский предпочитал не задерживаться и…не рассиживаться. Поэтому Константин докладывал Туманову свежую информацию в положении, которую старый кадровый военный счел бы подобием стойки "вольно".

– …и еще: последние дни вокруг какая-то непонятная суета происходит…

– Костя выражайся яснее!- перебил Масальского Туманов.- И без того голова пухнет!

– Вчера возле кабинета какой-то мутный тип крутился, Вадик его тряхнул…в смысле, культурно поинтересовался, чего…он тут забыл, но кекс отбрехался, что на прием пришел.

– Какой прием?! – возмутился депутат.- На то общественные приемные есть. Здесь никто никого… И вообще, вахта на что? Через нее прошел?

– Неизвестно, я интересовался, в журнале данных нет.

– Твою мать! Неизвестно, поинтересовался…- передразнил Масальского Туманов.- А что тебе известно?! Может, этот урод – мент и тут ошивался, чтобы "жучков" наставить!

– Да вряд ли. Он в приемную не заходил, даже за дверную ручку не брался, где бы ему "жучков" ставить?

– Ты много знаешь о прослушке?!- едва не заорал Туманов, но сам себя одернул и гораздо тише добавил:- Вдруг это новейшие разработки, какую-нибудь ерунду к стене приклеил и слушает теперь меня с утра до вечера.

– Вряд ли…- начал было Константин, но поймав глазами бешеный взгляд патрона, скис и заткнулся.

– А почему сразу не сказал, у тебя что, ручник на полную мощность включен?

– Шеф,- Масальский судорожно сглотнул внезапно скопившуюся во рту слюну,- я сам только сегодня…мне как Вадик, так я сразу…

– Дебилы! Недоумки! С кем работать приходиться!

Туманов нервно схватил телефонную трубку.

– Денисюк! Тащи сюда своих технарей, пусть мне кабинет и приемную проверят. И вокруг тоже… Вчера проверяли? А сегодня утром? Ну и что, пусть еще раз посмотрят.- Алексей Михайлович положил трубку и уже более спокойным голосом обратился к Масальскому:- Вот что, Костя… А не пойти ли нам с тобой покурить? Ребята пока тут все проверят, а мы разговор закончим…

"Курили" в туалете. По мнению Туманова, вероятность установки микрофонов спецслужбами именно тут приближалась к нулю. Однако для полной страховки, Алексей Михайлович пустил воду из крана, включил устройство для сушки рук и говорил очень тихо.

– …если твои ребята еще кого-то подозрительного или что-то непонятное, странное и так далее заметят, сразу докладывай! Выборы выборами, а…бдительность терять нельзя. Сейчас тем более нельзя. Не дай бог, это мент был, или еще кто похуже…- Туманов неопределенно повертел ладонью в воздухе, заставляя Масальского гадать, кого записывать в категорию "похуже": конкурентов шефа, ФСБешников или архаровцев из УБОПа.- Еще что-нибудь есть?

– Есть… Сегодня за машиной Нигматулина "хвост" тащился. Грамотный "хвост". Рифат сказал, что случайно его просек: за сигаретами заехал и не там развернулся.

– Та-ак!…

– Синий "Форд-фокус", номер…

– Костя избавь меня от подробностей! Машину пробили?

Слегка растерявшийся от непоследовательного поведения шефа, то требующего незамедлительного и досконального уведомления обо всех странностях, то раздражающегося от, казалось бы, не обремененного деталями доклада, Масальский сделал паузу и продолжил:- Тачка оформлена на некоего Игнатова, пятьдесят девятого года рождения. И адрес имеется.

– На хрена мне его год рождения?!- раздраженно рявкнул Туманов.- Кто это такой, узнали? Мент?

– Выясняем, Алексей Михайлович. Не успели, только вот…

– Успевать надо! К вечеру доложи. У тебя все?

Масальский замялся.

– Та-ак,- процедил Туманов.- Давай, добивай контрольным.

– Тут это…С полчаса назад Гареев на выходе с опером знакомым столкнулся. Может, конечно, случайность, здание-то большое, но мало ли… Хотя вдруг он не по работе…

– Может, не может, вдруг, не вдруг… Ты, блин, начальник службы безопасности или телка с ромашкой? Знать должен, а не гадать! Что за опер, из чьей конторы?

Какое богоугодное заведение представляет оперативник, Константин не знал – Гареев о настоящем месте работы бывшего коллеги сведениями не обладал. Сказал только, что в его время опер в убойном отделе обретался, но собирался переводиться в управление по борьбе с организованной преступностью. Правда, пообещал к вечеру все выяснить. К сожалению, шеф проволочек не терпел, ни "до вечера", ни "до после обеда", поэтому Костику пришлось выдавать собственные догадки за проверенную информацию. В надежде, что это прискорбное обстоятельство не вскроется, а, не приведи аллах, вскроется, то спишется на неосведомленность Гареева.

– Из УБОПа…кх…-с языка чуть было не сорвалось сакраментальное "кажется", но Масальский вовремя прикусил оный, непоследовательный и склонный к предательству, орган человеческого организма. Прикусил и сделал вид, что поперхнулся.

– Мать твою через…туда-сюда и обратно…- сочно высказался народный избранник, демонстрируя то, что от народа он не настолько далек, как живописуют разнообразные недоброжелатели и злопыхатели. По крайней мере, на вербальном уровне.- Он точно по нашу душу, пасет, сволочь! Обложили! Как волка последнего, обложили!

– Может, другого кого пасут, Алексей Михайлович,- сделал вялую и заранее обреченную на провал попытку успокоить разнервничавшегося патрона Масальский.- Или вообще по делам приходил.

– Идиот! Какие у опера из УБОПа дела бывают, кроме нарыть что-нибудь и посадить кого-нибудь?! Бабочек ловить? Правильно, по делу он приходил, по уголовному делу. И кого тут пасти, кроме меня? Во всем здании, кроме наших офисов, одна шушера мелкая: клерки да риэлторы. По мою душу воронье слетелось. И как не вовремя! Сейчас бы за бугор укатить на всякий пожарный, и нельзя, выборы, будь они неладны! Надо легавых с хвоста сбросить… Мысли дельные имеются?

Масальский неопределенно пожал плечами и скромно потупил глазки, почти как застигнутая за списыванием отличница.

– Ясно. Помощи от тебя не дождешься.

Костя набрал в рот воздуха и приготовился выдать горячую, эмоциональную, наполненную местоимениями и междометиями тираду, в которой бы сплелись тема любви к шефу, уверения в готовности к самопожертвованию и сожаления по поводу несправедливых обвинений, но Туманов короткой фразой осадил его.

– Пасть закрой!- и, словно размышляя вслух, спросил:- Может, здесь больше не появляться? А вопросы решать в думе и в банке? Не спасет. Достанут даже в думе. Вместе с потрохами и долбанной депутатской неприкосновенностью, мать их растак!

Пожатием плеч и легким вздохом Костя выразил "папе" сочувствие и понимание.

– Что же они, козлы, нарыли?- то ли сам у себя, то ли у пространства, то ли у Масальского поинтересовался Алексей Михайлович.

Ничтоже сумняшесь, Константин решил, что для его же собственной безопасности (недаром же он свой хлеб ест – должность начальника службы с соответствующим названием обязывает) лучше сейчас не отсвечивать и на разные провокационные вопросы не отвечать. Хоть про козлов, хоть про кроликов, хоть про зеленых крокодилов. Поэтому он лишь едва заметно, чтобы не раздражать патрона, пожал плечами и преданно выпучил глаза. Авось сам разберется. На то он и Сам.