Холодное блюдо - Павел Ганжа

Конечно, прикованный к батарее человек, над которым вторые сутки измываются и регулярно отрубают пальцы, увидев приближающегося мучителя, должен как-то реагировать. Мелко задрожать, например, или заплакать, или попытаться закричать. И в обморок хлопнуться допустимо, и глаза выпучивать из орбит не возбраняется, и икать, но…чтобы все сразу, все одновременно… Это, мягко выражаясь, перебор. Особенно возмутительно загрязнение атмосферы… сероводородом. И без того воздух спертый. Как вообще столь впечатлительные неврастеники в бандиты попадают? Ведь третий раз за два дня сознание теряет. Ладно еще вчера – сознание вместе с пальцами терял, сейчас-то от одного вида ножа…обмочился и вырубился. Потёк, во всех смыслах, что, прямо скажем, плохо соотносится с имиджем "крутого пацана" и гангстера. Как там следователь говорил: "бригадир низового звена". Не валенок из подворотни, а бригадир. Звучит громко. И пистолеты у него есть, и наручники, и дубинка, да и сам "гангстер" про свои подвиги много чего напел. Аль Капоне – не меньше. А на поверку оказалось…слабоват. То ли он трус по натуре, что с учетом рода деятельности и "авторитета" представляется маловероятным, то ли испугался до…усра…кхе…до беспамятства.

Впрочем, причины несоответствия реакции имиджу пленника "экзекутора" интересовали мало. Куда больше его беспокоило, а не даст ли он сам слабину, не дрогнет ли у него рука?

И по всему получалось, что рука дрогнет. Ну как ему бандита наказывать? Прикажете бесчувственное, обос… обгаженное тело на куски крошить? На извращение смахивает. Редкое и малоизученное. Или в сознание привести для начала, пусть осознает свою участь и помучается? Тоже веселье для маньяка-затейника. А если бандит опять в обморок грохнется? Вновь его откачивать? Нет, наверное, Артему с собой не справиться… Видимо, бандиту суждено продолжить свое никчемное существование, и даже клешни он безвременно не лишится. И что здесь более уместно, радоваться или расстраиваться, Стрельцов не знал.

От безысходности и переизбытка эмоций Артем пнул несуразную кучу по…филейной части туловища.

Несуразная куча даже не вздрогнула, только…снова издала характерный звук. Сопровождающийся не менее характерным запахом. Ситуация стала настолько смешной и нелепой, что новоявленный палач-экзекутор захохотал. Вернее, громко и заливисто заржал откормленным на казенных харчах жеребцом. А кто бы остался серьезным? Тут судьба злодея решается, можно сказать, по канонам, завещанным классиком жанра, то бишь Вильямом нашим Шекспиром, а негодяй, вместо того, чтобы проявить толику уважения к палачу-экзекутору и преисполниться важностью момента, в обморок грохнулся и в себя приходить не желает, выражая отношение к происходящему самозабвенным…пусканием ветров.

Хохот согнул самозваного экзекутора пополам и душил его, пока по щекам не побежали слезы. Когда приступ смеха закончился, Артем разогнулся, промокнул тыльной стороной ладони скопившуюся на ресницах солоноватую влагу, посмотрел на бренное бандитское тело и глубокомысленно изрек:

– Живи, засранец!

Вышеупомянутое тело, пребывая в глубоком ауте, отношение к данному соизволению выразить не соблаговолило. К счастью, а то в последнее время оно, то есть тело, реагировало на все слишком…экспрессивно. Хоть форточки с окнами настежь открывай.

Осознав, что уподобиться мяснику на бойне и хладнокровно добить беспомощного человека или даже, пардон, на худой конец, отрубить ему руку, он не сумеет, Артем неожиданно испытал облегчение. Словно в жаркий апрельский день опостылевшую за зиму меховую куртку с плеч сбросил. И хотя исполнить собственный приговор не получилось, жалеть об этом не стоит. Все же, наверное, хорошо, что кроваво-красный плащ палача оказался Артему не по плечу; меньше грязи – чище совесть. Клешни поганцу посек, и довольно. Неплохо бы, конечно, вдобавок ампутировать еще какую-нибудь лишнюю, невостребованную деталь организма, лапу отчекрыжить или кастрировать для острастки и назидания, но…запала не хватит. Сразу не пришиб, а теперь поздно – размяк. Интеллигентские замашки не позволят. И ладно. И без того урок Величев получил…наглядный. Пусть дальше небо коптит поганец.

Невообразимая жалостливость! Никчемный человечишка ведь, насекомое, инфузория, а рука больше на него не поднимается. Стрельцов сам себе удивлялся, с каких пор он добреньким и мягкосердечным стал. В порыве милосердия он не только решил оставить Велика живым и относительно целым (руки – 2 штуки, голова, ноги, яйца – полный комплект, лишь пальцев недобор), но и освободить бедолагу от наручников. Казалось бы, глупость несусветная, но Артем почему-то был уверен, что изрядно – вплоть до членовредительства – пострадавший от него бандит, освободившись из плена, о мести и помыслить не посмеет. И к дружкам-отморозкам за помощью не побежит, и в милицию обращаться не станет, и сам в темной подворотне с пистолетом в руке караулить мучителя не будет. Разве что в больницу помчится вприпрыжку (или ползком сподобится), но данное деяние к мести имеет примерно такое же отношение, как поедание маринованных устриц к хоровому пению.

Не посмеет он мстить, и точка. Наоборот, Величев, постарается забыть про Стрельцова и все, что с ним связано, словно страшный сон. На чем основывалась эта беспричинная уверенность, Артем и сам не понимал, но в том, что Величев теперь в его сторону и посмотреть косо побоится, убежден был твердо. Кишка тонка у бравого парня, не осмелится. Убедить в обратном Стрельцова не сподобился бы и красноречивый лауреат конкурса проповедников. Он не обращал внимания на изъяны собственной логики и был готов отдать пару пальцев на отсечение, что Величев даже исподтишка ударить не рискнет. Залог чего – аккуратная лужа на кафельном полу и…аромат. Отнюдь не гладиолусов или ландышей.

Милосердие милосердием, но бдительность – местами даже близкую к паранойе – Стрельцов не утратил. Наручники расстегнул, а вот ногу отвязывать не стал. Очухается – сам развяжется. И кляп – обрывок полотенца – изо рта пленника вытащить не соизволил. Чай не в пятизвездочном отеле, пусть займется самообслуживанием. Стальные браслеты и использовавшиеся для усмирения и устрашения ножи, то бишь "тесак" с "рыборезкой", Артем присовокупил к ранее упакованным пистолетам. С одной стороны, вроде как лишние улики, а с дрогой – сувениры на память. Хотя зачем ему они понадобились, особенно нож для разделки рыбы, Стрельцов и сам не знал. Прихватил машинально. Вместе с тем забирать отрубленные фаланги пальцев – тоже ведь улики и сувениры не из последних – не стал, побрезговал.

Существует много точек зрения на то, как должно покидать чужой дом. Одни считают, что воспитанному гостю лучше уйти тихо, по-английски, другие, напротив, полагают верхом изысканности долгие церемонные прощания. Стрельцов поначалу склонялся к первому варианту, уже обулся и взял пакеты с подарками (два пистолета, две коробки патронов, наручники и далее по списку), но затем передумал и решил напоследок пообщаться с хозяином гостеприимной берлоги. Выразить сердечную благодарность за прием, заверить в лучших дружеских чувствах, произнести слова соболезнования и утешения и откланяться. Для чего Артем, не разуваясь и не возвращая пакеты на законное место у порога, вернулся в ванную комнату.

Владелец уютного трехкомнатного гнездышка валялся на полу и признаков активности не подавал. Невзирая на отсутствие наручников. Иными словами, развязать ноги не пытался, более того, глаз не открывал и не шевелился. И беседовать с кем-либо не намеревался. Впрочем, намерения товарища Величева Артема заботили мало, поэтому для приведения бандита в чувства по сложившейся традиции он прибег к водно-массажным процедурам. Однако, в отличие от предшествующих случаев, отказался от пинков и поливания водой, а вполне культурно намочил тряпочку – все тот же обрывок полотенца – и от души хлестанул товарища по морде. По прислоненной к холодной кафельной стене морде. Вернее даже – по той части морды, которая была не прислонена к стене.

Эффект оказался предсказуемым – Величев дернулся и открыл глаза. И не просто открыл, а сразу выпучил. А едва разглядев, кто перед ним стоит, обхватил покалеченными голову руками, замычал и забился еще глубже под ванну. Стремление оказаться под ванной Артему было непонятно, не таракан ведь, за плинтусом не спрячется, не затаится – вон туша какая здоровая, и при необходимости из облюбованной щели этого придурка можно извлечь на "раз-два". К счастью для придурка, вытаскивать его из-под ванны Стрельцову не требовалось. Он же лишь попрощаться зашел.

– Ты это…не мельтеши…- поморщился Артем.- Никто тебя уже кончать не собирается.

Величев мыкнул что-то сквозь кляп и попытался засунуть голову в промежуток между стеной и ванной. Он и раньше неоднократно пытался проделать нечто в подобном духе, но не получалось – мешали наручники, а теперь, обладая относительной свободой движения, бандит практически наполовину протиснулся в узкий промежуток.