Холодное блюдо - Павел Ганжа

Надо признать, наличие в ванной комнате прикованного к батарее и малость покалеченного индивидуума градус душевного спокойствия не поднимало. Особенно с учетом того, что Артему требовалось определить дальнейшую судьбу этого индивидуума. Благо, что Стрельцов с самого начала спиртным эмоции приглушил, иначе от каждого постороннего звука вздрагивал бы. Пленника держать – дело хлопотное и нервное…

Решать нужно сейчас. И из квартиры выметаться. Во избежание…неловких ситуаций. И прибраться за собой обязательно, дабы лишние следы не возбуждали чье-то досужее воображение.

Правильно, для начала приберемся, займем руки делом, а по ходу не грех и голову занять – подумать: жить Величеву или умирать.

Артем порылся в платяном шкафу, выудил из нижнего ящика потрепанную белую футболку, соорудил из нее тряпку и приступил к уборке помещений. Импровизированная влажная уборка имела специфический характер; Стрельцов протирал тряпкой те части интерьера и предметы, на которых могли остаться отпечатки его пальцев. В процессе уничтожения следов выяснилось, что досконально и точно вспомнить, за что именно он хватался, какие поверхности "лапал", Артем не в состоянии, поэтому протирать пришлось едва ли не все подряд. Не подвергались санобработке только те предметы, в отношении которых Стрельцов был на двести процентов уверен, что их он не трогал, прочие беспощадно протирались.

Несмотря на выборочный характер, уборка растянулась на два часа. На закуску осталась ванная. И хотя помимо размахивания тряпкой все означенное время Артем потратил на размышления о том, убивать ему отдыхающего в ванной индивидуума или нет, решения так и не принял. Не придумав лучшего, зашел в ванную, дабы приступить к предпоследней стадии уборки (если за последнюю принимать…возможное умерщвление Величева).

Вышеозначенный отдыхающий индивидуум встретил Артема привычным восторженным мычанием, раздавшимся из-под кляпа. Наверное, рассчитывал, что Стрельцов, по сложившейся за сутки традиции, вытащит изо рта полотенце, даст попить и сопроводит в туалет. Ожидания пленника не оправдались, поить его и выводить "до ветру" никто не собирался, гарантом чего служил тот факт, что вместо необходимых для конвоирования спецсредств – тесака, например, или пистолета – в руках Стрельцова болталась тряпка.

На тряпку в руках своего мучителя пленник, очевидно, не обратил внимания и продолжил издавать невнятное мычание, что Артема почему-то не на шутку разозлило.

"Еще мычит, паскуда!" – Стрельцов швырнул тряпку на пол и отвел душу парой смачных пинков по величевскому боку. Бандит съежился и заткнулся. И пока Стрельцов смывал кровь с кафеля, протирал ручки, края ванной и раковины, Величев даже не шелохнулся, только сопровождал каждое движение тряпки испуганно-настороженным взглядом. Закончив уборку, Артем прополоскал еще более полинявшую футболку и обмотал ее вокруг кисти левой руки, чтобы ни к чему не прикасаться пальцами. Главное теперь – правой рукой за косяк какой-нибудь не схватится, иначе вся работа насмарку. А любые нехитрые манипуляции, вроде захлопывания дверей, вполне можно и обмотанной в тряпку клешней проделать. Конечно, еще Величева…

Словно угадав ход мыслей Артема, бандит что-то мекнул. Безобидный на первый взгляд звук прорвал последнюю линию обороны моральных запретов. У Артема в глазах потемнело от гнева. Этот недочеловек еще голос подать пытается, помалкивал бы!

Решено, кончать его! Где там тесак лежит?!

Зарычав от переизбытка переполняющих его эмоций и забыв о мерах предосторожности, на которые потратил столько времени и сил, Стрельцов содрал с руки тряпку, отшвырнул ее и ринулся на кухню за ножом. Выдернул ящик кухонного стола, схватил первый попавшийся нож и метнулся обратно в ванную. Лихо замахнулся, не глядя, рубанул бандита по шее…и нож ледышкой выскользнул из руки.

Что за дрянь?! От подлости верного, не единожды апробированного, оружия Артем опешил. От такого удара скорее голове должно слетать с плеч, а не ножу из руки вываливаться, шея у бандита ведь не стальная. И кровь не хлещет, хотя полагалось бы… И ощущения какие-то…не те. Когда Артем накануне тесаком пользовался, он казался продолжением руки, вонзался в плоть – только пальцы разлетались. А сейчас – будто скалкой по деревянной чурке засадил, разве что соответствующий стук не раздался.

Несуразность ощущений вызвала легкий ступор, вследствие чего колыхавшаяся в глазах тьма отступила. Артем сдвинул брови, подобрал свое грозное орудие с пола и…едва не расхохотался. Первым попавшимся под руку ножом оказался не верный тесак для рубки мяса, а нож с длинным волнообразным лезвием, тупым до неприличия. Подобные ножи, если он не ошибается, предназначены для разделывания рыбы. Хотя, как таким тупым предметом вообще что-нибудь можно разделать, Стрельцов не представлял. По крайней мере, порезать человека, точнее говоря, нанести ему существенные телесные повреждения этой рыборезкой у Артема не получилось. Величев, целехонький и невредимый (если не учитывать вчерашние потери), корчился в углу, что-то безостановочно мыча и пытаясь спрятать голову под ванной. Разглядеть, есть ли у него отметина от удара на шее, было нереально. Если даже и есть, то наверняка царапина, не более, ведь даже кровь не течет.

Взвесив на ладони "рыбный нож" и уразумев, что им помимо разделки селедки впору только размягченное сливочное масло резать, а человека им убить очень сложно, разве что способом длительного и мучительного пиления, который однозначно отпадает как чрезмерно садистский, Артем отправился на кухню за верным тесаком. Или за другим ножом, но обязательно обладающим острым лезвием.

К сожалению, пока Стрельцов метался по квартире туда – обратно, решимость, простите за тавтологию, порешить бандита улетучилась. Данный факт Стрельцов вынужден был констатировать, добравшись до кухни и заменив "рыборезку" на полюбившийся тесак. И вроде нож удобно лег в ладонь, и тяжесть привычная придала уверенности, а вот всепоглощающий гнев выветрился. Нет, злость на Величева не исчезла, но пропала…праведная ярость, а без нее убивать, пусть даже и подонка, было противно. Будто обширное болото нужно форсировать: и в обход тащиться нет резона, и лезть в дурно пахнущую муть, рискуя запачкаться по уши, неохота. Одно дело, в драке или в горячке супротивника на свидание с праотцами отправить, а другое – представителя биологического вида Homo Sapiens Sapiens хладнокровно прирезать. Как жертву на алтаре, как свинью на бойне.

Тесак со свистом разрезал воздух и вонзился в дверной косяк, расщепив деревянную планку надвое.

– Эта тварь Настю не пожалела, а ты его жалеешь! Слабак несчастный, а ну, соберись, тряпка!- змеей зашипел, накручивая сам себя Артем. И еще раз рубанул ножом по косяку. Затем свободной рукой залепил себе пощечину. – Заколоть его, понял, заколоть! Как на скотобойне!

Своеобразный аутотренинг помогал, но слабо. Решимость убить негодяя снова появилась, но…какая-то робкая. Тысяча пятьсот извинений за очередную несуразность, нерешительная. С такой решимостью под танк не бросаются и на броневик не лезут. И на вежливо спрашивающих "покурить" хулиганов, размахивая кулаками, не кидаются. И даже с родителями невесты (жениха) знакомиться не идут. С подобной решимостью разве что билет на экзамене по плохо усвоенному предмету тянут. Принцип один и тот же: вытяну, а там поглядим. Авось что-нибудь выглядим. И кривая вывезет.

– Ладно, убивать не буду,- заявил окружающему пространству Стрельцов.- Не душегуб ведь. Руку подлюке отрублю, а дальше – воля божья… Жить будет – хорошо. А нет… На нет и суда нет.

Слова прозвучали приговором. Сухо и казенно, словно произнесли их чужие уста. Даже мурашки по телу побежали. Упитанные, каждая размером не меньше спичечной головки. Пока его вновь не одолели сомнения и ненужные вопросы (типа: а не слишком ли, батенька замахнулись – плащ судии примеривать, едва ли не с судьбой себя, ничтожного, ровнять?), Артем покрепче сжал тесак и потопал в ванную комнату.

Исполнять приговор.

Судья из Стрельцова получился неважный. Точнее, судья, вполне вероятно, и неплохой, а вот палач или, если желаете, экзекутор – аховый. Приговор-то вынес, а вот исполнить его…не сумел. Перешагнуть черту не смог. А все из-за неискоренимой мягкотелости. Когда Артем возник на пороге ванной комнаты с верным "мачете" наперевес, пленник повел себя…неприлично. Где-то даже неинтеллигентно. То ли он слышал и слишком близко к сердцу принял яростные вопли Стрельцова, то ли его сверх всякой меры возбудил вид не раз на собственной шкуре испытанного ножа, но вместо того, чтобы стоически перенести вынесенное судом наказание в виде усекновения длани или хотя бы изобразить героическое и безнадежное сопротивление, как положено примерной жертве, бандит выпучил глаза из орбит, икнул, громко испортил воздух и обмяк. Застыл нелепой, несуразной кучей. А из-под этой кучи по ровным прямоугольникам кафеля растеклась лужа. Специфического цвета.