Хороший немец - Джозеф Кэнон

Шевелись. Он приподнял голову — ощущение влаги на затылке, приступ тошноты — и слабо попытался повернуться на бок, зажмурившись от резкой боли. Ноги, кажется, в порядке — лишь в одной лодыжке пульсировала тупая боль от удара, но перелома нет.

Белую рубашку в темноте заметит кто угодно. Он подкатился к стене и, опираясь на нее, встал так, чтобы упасть назад, если потеряет сознание, а не в сектор обстрела из окна. Крики стали громче — наверное, охрана. Он прокрался к углублению дверного проема, все еще прячась в тени, и вздрогнул от выстрелов — во двор наобум палили из автомата. Первое, что он узнал о бое — как звук взрывается в ушах, такой громкий, что проникает внутрь тебя, прямо в кровь.

Он вжался в нишу двери, подальше от пуль. Не заперта? Но отель — ловушка, последнее место, где он будет в безопасности. А что, если они еще не ушли? Надо двигаться в сторону от Линден, отвлечь внимание еще на несколько секунд. Он оглядел двор, пытаясь определить его форму. Стена, уцелевшая до самого угла, дальше другая, тоже сплошная. Нет, там, где в нее попал снаряд, есть провал. Который, возможно, никуда не ведет, крысиная нора. Но двор исключается — мелькни он своей белой рубашкой, и его достанут пули. А тут и света стало больше. Тонкие лучи фонариков, беспорядочно пометавшись, стали размеренно обшаривать развалины. Достаточно сильные, чтобы проникать в углы, они выхватывали из темноты груды мусора и тускло отсвечивающую трубу, приближаясь к нему. Через минуту он окажется в луче света, пойманный, как один из тех мальчишек, которых согнали под волжские утесы. Легкая учебная мишень.

Нагнувшись, он схватил кусок кирпича и швырнул его в сломанную трубу. Отчаянный бросок в кольцо. Попал. Резкий лязг, лучи фонариков метнулись назад, автоматная очередь. Не думая о лодыжке, он рванул влево, к пролому, слыша хруст осыпающейся штукатурки под ногами и новые крики на русском. Еще несколько шагов. Бесконечно много. Луч фонаря вернулся, высветив стену и брешь от снаряда и вызвав новые очереди. Он присел, прячась, луч света метнулся за ним. Джейк выскочил из него и нырнул в пролом, перекатившись через поврежденное плечо, прикрывая голову руками, пока пули, влетая в расщелину, рвали штукатурку, с яростным свистом рикошетили всего лишь футом выше. Его всего трясло. Наконец на войне.

Он перекатился подальше от пролома, на пол, усеянный битым стеклом и рваной бумагой, канцелярским мусором. Пули продолжали влетать в комнату, одна из них ударилась о металл, гулко звякнула. Он убрал с затылка руку, липкую от крови, которая пошла после удара о землю. Вспомнил горло Лиз, из которого хлестала кровь. Всего одна пуля. Все, что для этого нужно.

Вдруг свист пуль прекратился, сменившись новыми криками. Джейк перекатился дальше, пока не добрался до громоздкого металлического корпуса — картотечного шкафа — спрятался за него и высунул голову, чтобы оглядеться. Теперь изо всех окон выглядывали головы, осматривая двор и перекрикиваясь. Но в окне Сикорского никого не было, автоматчики передислоцировались, безо всякого сомнения, мчались вниз по лестнице, уже за ним.

Он ощупью выбрался из этой темной комнаты в соседнюю, направляясь, по его расчетам, в сторону Вильгельмштрассе, по диагонали от крыла «Адлона». По-прежнему удаляясь от Линден. В этом помещении оказалось светлее, над головой было небо. Он увидел, что оставил уцелевшую часть здания позади. Перед ним была только небольшая груда обломков, за ней открытый участок до разрушенного фасада здания. Он побежал в сторону улицы. Они уже шли через двор. У него было несколько секунд, чтобы выбраться отсюда и раствориться среди развалин, пока они будут обыскивать заднюю часть «Адлона». Но когда Джейк приблизился к открытому участку, готовый преодолеть его одним прыжком, услышал топот сапог по улице. И впереди, и позади.

Он переместился правее, обогнув еще одну груду кирпичей, по-прежнему двигаясь параллельно улице. Сначала они бросятся в комнату с картотечным ящиком, надеясь найти его там мертвым, а не к Вильгельмштрассе. Он снова оглядел Вильгельмштрассе из-за каркаса здания. Главное не останавливаться. Еще одна комната, большая, с перекрученными балками, торчащими, как остовы индейских вигвамов. Сзади послышался топот входящих в здание людей. Все? Следующая комната. Тихо. Он остановился. Не просто обломки; небольшая гора, даже остов обрушился внутрь, тупик в лабиринте. Надо идти назад. Но тут снова послышался топот сапог и хруст. Они прочесывают здание. Он посмотрел вверх, в темное небо. Единственный выход — наверху.

Он стал взбираться на груду, с ужасом думая, что одно неверное движение обрушит кирпичи, и они посыплются вниз, подняв тревогу. Если он долезет до верха, то сможет перебраться в соседний дом и перевести дух, пока они ищут его здесь. Он лез вверх, цепляясь всеми четырьмя конечностями, плечо ныло. Кирпичи двигались, оседали и осыпались, пока он искал опору поочередно то для одной, то для другой ноги, однако стук был негромким, тише голосов русских, перекликающихся из разных комнат. А что, если груда, подпираемая торчащей стеной, обрушится в ту сторону?

Она не обрушилась. Когда он добрался до вершины и приник к камням, то увидел, что оказался на одной из тех куч мусора, что языком выплеснулась на улицу, но с соседним домом не соединяется. Свесив голову, он также увидел выметнувшиеся из-за угла лучи света. Открытый военный автомобиль русских. Из него с пистолетом в руке выпрыгнул Сикорский и жестом показал ехать дальше, в сторону, противоположную Линден. Сикорский с минуту постоял, озираясь, но вверх не посмотрел. Джейку пришло в голову, что он может просто лежать здесь, взгромоздясь на эту гору — единственное место, куда они никогда не заглянут. И до каких пор? Утреннее солнце осветит его белую рубашку, и они окружат его с автоматами в руках? Подъехал еще один автомобиль, притормозил, не выключая двигателя, пока Сикорский давал указания, и двинулся дальше по направлению к Беренштрассе, следующей поперечной улице, блокируя этот путь. Теперь единственный выход — западная, неповрежденная сторона Вильгельмштрассе, если он сможет добраться туда, прежде чем фары высветят улицу. Он увидел, как Сикорский взял одного солдата и направился в здание. Вперед, пока автомобиль поворачивает на Беренштрассе.

Он стал медленно сползать на спине по обломкам, словно съезжая с песчаной дюны, но кирпичи покатились вместе с ним, небольшая лавина, но не из песка. Через пару секунд грохот кирпичей перекроет шум двигателя. Он согнулся, сделал вдох и бросился вниз по склону, увлекаемый силой тяжести, летел, думая, что сейчас врежется лицом в мостовую. Он пошатнулся, ударившись ногами о ровную поверхность, и рванул вниз по улице. Сколько еще до того, как они повернут? Шлепая ботинками по асфальту, прячась в тени, он бежал на юг, увеличивая дистанцию между собой и разрушенным министерством. Выходя сухим из воды. Пока воздух снова не взорвался веером пуль. Машина на Беренштрассе высветила фарами его рубашку. Он пригнулся, но продолжал бежать, отчаянно выискивая новый просвет в сплошной стене из щебня. Крики позади, снова топот — очевидно, Сикорский и его люди, услышав пальбу, вернулись на улицу.

Длинный темный участок, в конце еще одна машина русских, стоит посередине перекрестка с Фоссштрассе, у Рейхсканцелярии. Уходи куда-нибудь вправо, за здания, на пустошь около бункера Гитлера. Но развалины здесь тянулись сплошной линией. Крики в темноте. Бункер охраняют даже ночью — от мародеров. За кого они примут его, убегающего от выстрелов? В любую секунду улица упрется в блокпост, и кто-то снова подымет стрельбу, может быть, наугад, а может быть, целясь в бледное пятно его рубашки.

Он метнулся вправо с проезжей части в темную брешь среди руин. Тупик — как лунный кратер, один его край примыкает к Рейхсканцелярии. Он вспомнил, как Лиз делала тут снимки. Длинная галерея и разрушенный кабинет, выходящий на задний двор. Любителей сувениров сейчас там точно нет. Он взобрался на плоский верх груды обломков, достигающей окон первого этажа, и спрыгнул внутрь, исчезнув наконец с улицы. Постояв внизу с минуту, чтобы глаза привыкли к темноте, стал пробираться через помещение, стукнулся голенью о перевернутое кресло, потом вернулся к стене и двинулся к соседнему окну. Тут было светлее, достаточно, чтобы рассмотреть, что в галерее по-прежнему беспорядок, минное поле из поломанной мебели и упавших люстр. Он стал пробираться дальше вдоль стены, обходя ловушки из мусора посередине. Снаружи опять послышались крики. Русские, очевидно, дошли до блокпоста и, повернув назад, пробираются теперь сквозь руины, крысиная охота. Надо как-то добраться до конца зала, идти в сторону бункера. Может, часовые там еще не знают в чем дело. Элемент внезапности.

Он напоролся на другое кресло. Из разорванной обшивки вылезла вся набивка. И тут с грохотом распахнулись створки высоких дверей. Джейк нырнул за кресло, затаил дыхание, боясь, что даже малейший звук может его выдать. Сикорский с несколькими людьми, один из них — часовой-азиат с наружного поста. Дула автоматов и лучи фонариков безмолвно шарят по всему залу. Сикорский жестами показал своим рассыпаться в цепь. Еще секунду никто не двигался, давая утихнуть шумному эху. Затем Сикорский сделал шаг к стене, у которой валялось кресло, и Джейк замер. Шея сзади у него просто зудела. Не от страха; кровь струйкой сбегала вниз, пропитывая рубашку. Сколько он потерял?