Прямухин: Особенности Национальной Магии - Максим Злобин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ох ё-ё-ё-ё.
А там, на натянутой якорной цепи, болталась подлодка. Будто бумажный кораблик на верёвочке, летающая кухня тащила его вдоль по Волге. В тот момент Пиксаров подумал о том, что у его внучка настоящий талант. Чтобы вот так, с первого раза, да не глядя забагрить подводную лодку…
— Петя! — закричал он. — Жми красную кнопку!
— Ыы-ы-ы-ыы!
— Жми, я сказал! Жми, жирная жопа, жми!
Пиксаров снова посмотрел вниз. Люк подводной лодки открылся и из него вылезла голова человечка. Человечек явно негодовал; орал что-то.
— ЧЕГО⁉
Тут человечек перестал орать и рядом с его головой возникло гигантское белое облачко, будто бы в комиксах. «ОТСТЕГНИ ЯКОРЬ СКОТИНА» — проступили на облачке крупные печатные буквы.
— Да как же я его тебе отстегну-то? — сказал Пиксаров, тяжело вздохнул и посмотрел на внука. — Петя, твою мать! Ты там жмёшь или нет⁉
— Жму-жму!
ПХ-Х-Х-Х-Х! — зашипели горелки. Кухня вновь начала набирать высоту.
— Жми, не отпускай!
— Жму!
ПХ-Х-Х-Х-Х! — очередной рывок и пол наконец-то вернулся в нормальное положение. Пиксаров утёр со лба холодный пол и снова выглянул в лючок. Теперь подлодка болталась уже над водой. «НЕ ОТСТЁГИВАЙ!» — было написано на облачке, — «ПОЖАЛУЙСТА НЕ ОТСТЁГИВАЙ!»
— Ну да, конечно, — сказал Пиксаров. — Щаззз…
* * *
ВНИЗ
Пу-пу-пу, блядь…
Стало быть, улететь из города — не такая уж неосуществимая затея. Вот только как⁉ Как, блядь⁉ На подводной лодке⁉ Как такое вообще возможно⁉ Ну почему на пути к титулу эрцгерцога я вечно следую по самым всратым; самым упоротым маршрутам⁉ Ну почему дорога к богатству и благоденствию вымощена болью и чепухой⁉ НУ ПОЧЕМУ⁉
А впрочем… похуй.
Попробую хотя бы разок просто расслабиться и посмотреть, что будет дальше. Бля буду, это ещё не конец.
— Не бойся, Вась, — сказал я сестре и улыбнулся. — Всё будет хорошо, вот увидишь.
— Не будет! — закричала Васька. — Не будет! — и тыкнула пальчиком в иллюминатор. — Смотри туда! Смотри!
Я посмотрел.
Ох пу-пу-пу…
Ох пу-пу-ру-пу-пу…
Внизу, прямо под нами, я увидел тот самый ужас, который до этого уже успел повидать в роликах местных жителей. Да, это он. Гигантский улей. Сотни, а может быть даже тысячи хитиновых тел, которые ползают друг по другу, пинаются, переплетаются, а может быть даже и эт-самое… ласкаются?
Сейчас мы пролетали ровно над ульем.
— Моё личное бусидо, — прошептал я вслух, еле слышно. — Дорога чепухи и боли, — и ни на миг не удивился, когда в этот самый момент…
* * *
ВВЕРХ
— Э-э-Эх! — Пиксаров размахнулся что есть мочи и в очередной раз рубанул пожарным топором по дереву. Балка чуть хрустнула, подумала о своём, — о балочьем, — затем прогнулась; тут уж затрещала от души, надломилась окончательно и нехилый кусок пола вместе с цепью, якорем и подлодкой полетел вниз…
* * *
ВНИЗ
Мы вошли в улей с омерзительным чвяканьем. Хрустел хитин, ломались панцири и кости, плоть заражённых клонов плющилась под тяжестью подлодки. С каждой секундой мы погружались в эту жужжащую мясную трясину всё глубже и глубже. Глубже и глубже.
Бах! — а это, кажется, была крыша НИИ.
В какой-то момент мы наконец-то перестали падать и остановились. Вышегор выключил двигатели; винты перестали вращаться.
Темнота. Духота. Шебуршание панцирей по металлической обшивке подлодки и мерный гул пчелиного улья со всех сторон. На секунду я подсветил иллюминатор фонариком от телефона — снаружи копошилось месиво из страшных, злющих пчелиных рож.
Васька прижалась ко мне что было мочи, и я почувствовал, как девочка дрожит от страха. Бомбожопки притихли, Вышегор перестал ругаться, Бигдик перестал молиться. Вот только Романов, сука, так и не перестал храпеть.
Все мысленно прощались с жизнью.
Вот только зря.
Ой, зря, ребята, зря.
Я-то в этот момент уже знал, что нужно делать. Последний кусочек мозаики встал на своё место. Подлодки, роды, якоря, боярышник, фургон, медведь, воздушный шар, НИИ и клоны. Ох. Это было похоже на религиозное откровение. Ну… насколько я его себе представляю.
Я понял свой путь. Я понял его отчётливо, ясно и прям вот сразу целиком; одномоментно. Чепуха обрела изящество, а боли, — если уж разобраться, — никогда и не существовало. Я понял: если уж мне предстоит идти по самому всратому маршруту, то я пройду по нему спокойно, гордо и без истерик.
Ну и, конечно, с выдумкой.
Хах, блядь… Ну… Вот честно, в любой другой ситуации я бы сам себе за подобную выходку руки отрубил, но сейчас это было так органично. Так правильно. Логично, — если слово «логика» вообще применима к ситуации.
— Святопрост, — сказал я, — прямо за тобой акваланг. Видишь?
— Вижу.
— Надевай.
— Ага.
— Вышегор?
— Да, Илья Ильич?
— Подай-ка сюда зажигалку. Дедушка Бигдик?
— Ась?
— Тащи мешки со звездоцветом.
Спалить два ляма? Спалить к чертям две сотни квадратов в центре Москвы? Эх, блядь. Ну ничего. Заработаю ещё. Ну… если выживу. А вот если не выживу, то точно не заработаю.
Так что вывод простой, как мне кажется.
— Ну что, будем выкуривать этих тварей?
* * *
МОСКВА. КРЕМЛЬ.
Весь совет Императора таращился на экран здоровенного проектора. Почтенные эрцгерцоги боялись издать хотя бы малейший звук; люди понимали, что за неловкий чих сейчас можно схлопотать бессрочную командировку в Сибирь.
Всё внимание зала было устремлено на картинку.
Сам Император тоже был здесь. По обыкновению, монарх присутствовал через свою младшую дочку, — на лбу Ольги К о винской лежала чёрная рука опричника.
— Мы ведём наш репортаж с места событий…
Репортёрша Черепашкина переступила через тело своим массивным белым сапогом и мило поморщила носик. Позади неё виднелось здание НИИ ХИСИК, усеянное трупами уродливых клонов. Никакого шевеления. Никакого жужжания. Лишь тишина и странный густой дымок, который курился из приоткрытых окон института.
— Наша съёмочная группа пока что не понимает, что произошло, — сказала Апрелина Ониловна и двинулась дальше. — Но по неподтверждённым данным очевидцев, прямо в эпицентр заражения была сброшена… Ой!
Тут центральная дверь НИИ распахнулась и наружу вышли люди. Четыре взрослых мужчины, — один из них был без сознания, — маленькая девочка с коробкой в руках и абсолютно нормальный, ничем не заражённый клон с круглым стеклянным шлемом на голове.
— Кажется, это и есть наши герои! — крикнула Черепашкина и камера начала раскачиваться из стороны в сторону; оператор побежал вслед за репортёршей.
— Илья Ильич⁉ — восторженно закричала Апрелина. — Это снова вы⁉
— Агам. День добрый.
— Друзья! — тут Черепашкина собралась и обратилась в камеру. — Объясню вам, что происходит. Кажется, за героическим спасением Твери стоит наш недавний знакомый, помещик Илья Ильич Прямухин, который вместе со своими рабочими буквально на днях отразил нападение волны химер на Торжок. Илья Ильич?
— Да?
— Прошу вас, расскажите телезрителям, что произошло.
— О-о-о, нет, рыжик! — молодой помещик сально улыбнулся. — Я на это больше не куплюсь! Апрелька, душа моя, если хочешь интервью, то милости прошу ко мне в…
Пиу! — Ольга Ковинская нажала на пульт и экран погас.
— ПРЯМУХИН, — сказал Император.
Эрцгерцоги молчали.
— ДОЛОЖИТЕ.
И вновь тишина.
— ЗНАЧИТ ТАК, — Император не стал повышать голос; его спокойствие страшило людей ещё больше чем ярость. — ЕЩЁ РАЗ ВЫ ПРОПУСТИТЕ ПОДОБНОГО ПЕРСОНАЖА В ЭФИР, И Я ПОДУМАЮ О ПОЛНОЙ ЗАМЕНЕ СОСТАВА ИМПЕРАТОРСКОГО СОВЕТА.
— М-м-мы, — подал голос самый смелый. — Мы разберёмся.
— РАЗБИРАТЬСЯ НУЖНО БЫЛО СРАЗУ ПОСЛЕ ТОРЖКА, — сказал Император. — ТЕПЕРЬ УЖЕ ПОЗДНО РАЗБИРАТЬСЯ.
— К-к-к-какие будут распоряжения, Ваше Величество?
— ПРИСТАВЬТЕ К ПОМЕЩИКУ ЧЕЛОВЕКА, — сказал Император.
— Кого-нибудь из тайной канцелярии?
— ДА. ПУСТЬ ПРОСЛЕДИТ. И ЕСЛИ ВДРУГ НАША ЗВЕЗДА ВНОВЬ ЗАДУМАЕТ ЧТО-ТО ГЕРОИЧЕСКОЕ, Я ДОЛЖЕН ПЕРВЫМ ОБ ЭТОМ УЗНАТЬ. ВОЗМОЖНО, ПРИДЁТСЯ ПРИНИМАТЬ УПРЕЖДАЮЩИЕ МЕРЫ.
— Да, Ваше Величество. Всё сделаем. Что-то ещё?
— ПОКА ЧТО ВСЁ, — Император чуть подумал, а затем
