Танцующая с Ауте - Анастасия Парфенова

На губах человека появляется знакомая сардоническая ухмылка, которую я уже научилась определять как насмешку над человеческой цивилизацией вообще и самим собой в частности.

– О, моя леди, чем дольше я общаюсь с вами и вашими соплеменниками, тем больше мне хочется вывалять в смоле и перьях того, кто впервые назвал эль-ин «дикарями».

– Все зависит от смысла, вкладываемого в слово «дикарь»… И раз уж вы сами заговорили о соплеменниках… как вы нашли… мою семью?

Тишина. Только когда начинает не хватать воздуха, понимаю, что затаила дыхание в ожидании ответа.

Тишина.

Затем:

– Они великолепны. Мне никогда не приходилось сталкиваться с подобными существами.

Какая обтекаемая формулировка. И в то же время какая емкая!

– Но вас не вдохновляет перспектива дальнейшего общения с ними.

– Общения с ними… Антея, ученый, ученик и просто любопытствующий тип во мне поет и исполняет пляску радости при одной мысли, что удастся еще хоть раз взглянуть на них. Но где-то в глубине моей трусливой личности есть еще голосок, ответственный за самосохранение. И он бьет. Громко. – Человек отворачивается, внимательно рассматривает какое-то особенно интересное сплетение. – Они слишком великолепны. Слишком сильны, слишком сложны и слишком чужды. Находясь рядом с подобными созданиями, ты невольно подпадаешь под магию их личностей, под неодолимую притягательность их ауры. Я – всего лишь человек, молодой и слабый. Я не уверен, что смогу сохранить свою целостность при длительном общении с чем-то подобным. Что я не растворюсь в них, как тонкий ручеек растворяется в соленом океане. – Он смотрит на меня серыми глазами, в которых нет ничего слабого или молодого. – Вообще-то, я думаю, что именно общение с подобными типами так здорово подпортило тебе самооценку. Ты бессознательно копируешь этакий обобщенный образ своей семейки как образец, какой должна быть Наследница клана. А поскольку сама упорно не желаешь вписываться ни в какие образцы, то и страдаешь от детского комплекса неполноценности.

Первое побуждение – врезать как следует этому болвану – сменяется желанием рассмеяться. Тоже мне, психоаналитик выискался!

– Аррек, предупреждаю в последний раз: не пристраивай закономерности человеческой психики к эль-ин! Они не работают, не подходят, понимаешь?

Он покладисто кивает. Безнадежен.

– Хочешь еще о чем-то спросить?

– О да!

И кто меня тянул за язык?

– Почему у Раниэля-Атеро такое имя? Сколько лет? Каково его положение в клане? Что…

Предупреждающе вскидываю уши:

– Тише, тише, не так быстро. Никто не знает, почему Раниэля-Атеро так зовут, имя не укладывается ни в один из кодов, используемых на Эль-онн, но я не слышала, чтобы у кого-то хватило наглости прямо его спросить об этом. Есть теория, что когда-то это были две личности, слившиеся в одно тело, но она ничем не подтверждена Достоверно могу лишь сказать, что Раниэль – эльфийское имя. Да, из тех, Древних, в чей город ты меня возил. И еще одно: никто никогда не называет его уменьшительными прозвищами. Даже для мамы он всегда Раниэль-Атеро. Допустимо также использование одного из титулов.

Возраст: понятия не имею. Но Много, причем Много с большой буквы.

В клане он наставник вене, старший аналитик и принц-консорт. Плюс выполняет кучу других функций, о многих из которых я ничего не знаю.

– Наставник вене?

– Да. Отчим – единственный вене-мужчина, с которым мне приходилось сталкиваться, и, пожалуй, единственный из вене, кого я готова признать лучше себя. Не в изменчивости, нет. Он опытен. Он умел изменяться, когда моя прабабушка в тысячном поколении еще впервые расправляла крылья. Он знает о танцах столько, сколько недоступно никому из женщин. И это дает ему преимущество, которое трудно переоценить. Мама – посредственная танцовщица, но и она за какие-то триста лет научилась откалывать такое! А Учитель…

– Учитель?

– Я же сказала, он наставник вене. А некоторых девочек он берет с самого рождения и воспитывает, как считает нужным. В том числе – меня. С Учителем я в детстве провела больше времени, чем со всеми остальными эль-ин, вместе взятыми. Он сделал из меня вене, затем курировал переход к осознающей себя личности. – Пожимаю плечами, не зная, как объяснить, – Он – мой Учитель.

– С большой буквы?

– С самой большой.

– Поня-ятно. А что вы подразумеваете под словом «аналитик»?

– У эль-ин нет компьютеров, нет каких-то универсальных способов перерабатывать огромные массивы информации, но сходные функции выполняют камни-имплантанты или, если дело действительно серьезное, аналитики. Я получила некоторую подготовку в данной области, но ранг Мастера мне здесь не светит.

– Ранг Мастера?

– Признание высшей квалификации в чем бы то ни было. Если эль-ин достигает звания Мастера в любой области, он может считать свою жизнь не напрасной.

– У твоего отца, кажется, несколько таких званий.

– Не только у него. Считается обычным добиваться совершенства во многих направлениях сразу, но папа, надо признать, совмещает практически несовместимое. Он Мастер Заклинаний и Мастер Чародей одновременно. Невероятно редкое сочетание.

Лицо Аррека сохраняет нейтральное выражение. Человек еще не совсем освоился с моей околомагической терминологией.

– Это сложно объяснить. В принципе чарами называется любой сен-образ, с заданной целью и программой ее достижения, а также наделенный энергией для выполнения этой программы. Создание и манипулирование подобными сен-образами – Чародейство. Оно отличается невероятными возможностями, огромной мощностью и некоторой неустойчивостью. С течением времени чары имеют привычку рассеиваться, хотя тут много зависит от того, кто их накладывал. Принципиально важно, что чародейство не требует ничего, кроме мысли и воли. Заклинательство же, напротив, оперирует в основном с материальными носителями. Заклинания намертво вплетаются в кристаллические решетки предметов (лучше, если это происходит прямо при их создании) и могут быть приведены в активность позже существом, весьма далеким от магии. Заклинания гораздо более стойки, прочны и надежны, но их наложение требует больших временных затрат и использования артефактов. Папа великолепен как в одном, так и в другом.

При упоминании отца глаза дарая приобретают остекленевшее выражение. Пытаюсь представить, каково для него, Ощущающего Истину, воспринимать сущность Дракона Ауте в хрупкой антропоморфной оболочке. Зрелище, должно быть, то еще.

Медленно наматываю на палец локон. Мы давно уже сидим в переплетении ветвей где-то неподалеку от… ну, люди назвали бы это оранжереей.