Просто друзья - Робин Сисман

И в этот момент его мысли о книге и о Фрее взаимно переплелись, соединились и родили искру, озарившую все каким-то неземным светом. Он увидел свою книгу. Целиком. Всю. Понял, что, заботясь о стройности сюжета, забыл о человеческом сердце — о живом, бьющемся сердце своего романа, забыл, потому что до сих пор не желал заглянуть в свое собственное. Ни один писатель не напишет и сотни слов, не вложив в них что-то от себя — от своего видения мира. Джек понял, что причина его кризиса — его упрямое нежелание признать очевидное. Он сел на голую скалу, внезапно ощутив усталость от всего, что на него свалилось. И в то же время — облегчение и подъем. Он не станет больше загонять вглубь и подавлять неприятные эмоции — чувство вины, зависть, гордыню, сомнения, — будет смотреть им в глаза, противостоять, обуздает их, запряжет и заставит вытащить сюжет. Это будет его книга, и ничья больше. Ему наплевать, что скажут о ней рецензенты или что подумает его отец, он не станет даже прислушиваться к голосу чревоточащего сомнения, который живет в нем самом. Мысли, сцены, эпизоды, целые главы и диалоги вдруг ожили и натянулись, как леска на удилище, когда на крючок поймалась крупная рыба.

Джек вернулся уже к вечеру. Наскоро умылся, скинул одежду, опрокинул на голову ведро ключевой воды, оделся и бросился к столу, на ходу схватив кусок хлеба с сыром. Мускулы ныли, но мозг работал, как заведенный. Он поставил зажженные лампы по обеим сторонам от машинки, не желая экономить на керосине. Когда он садился за машинку, сюжетные нити уже связывались в узор, цеплялись одна за другую. Мелькнула мысль о Фрее. Чем она, интересно, сейчас занимается? Затем все, что связано с этим миром, померкло. Его увлекал за собой завораживающий поток слов.

Фрея была в Челси. Полдня провела, осматривая пустующие гаражи и заброшенные склады. Две недели назад Лола объявила о своем намерении перевести галерею из Сохо, который усилиями дизайнеров и рабочих стремительно превращался в райские кущи с соответственной рентой. Некоторые сноровистые дилеры уже переезжали в Челси, и Лола не хотела отставать. Фрее она поручила представить список вариантов возможного размещения галереи.

В пять вечера возвращаться в офис не имело смысла, и Фрея завернула за угол, гадая, где лучше поймать такси, чтобы доехать до своей крохотной квартирки. Но день выдался отличный, солнечный и не очень жаркий, и возвращаться домой не хотелось. Нет, решила она, надо немного погулять, просто побродить по улицам.

Она дошла до конца причала, немного постояла, полюбовалась рекой, затем повернула обратно по узеньким тенистым улочкам в направлении станции метро. Все здесь было таким знакомым — кованые невысокие ограды, тротуар в колдобинах, о которые она постоянно спотыкалась, мужчина, учивший своего сына принимать мяч, восторженные крики ребятишек, обливающих друг друга из пластиковых бутылок на игровых площадках. На самом деле на этой улице жил Джек. Она надеялась, что он не смотрит сейчас в окно. Она не желала его видеть. Но повернуться и уйти было бы глупо. Просто надо идти по другой стороне улицы, и тогда можно чувствовать себя в безопасности.

Бросив взгляд на противоположную сторону, она увидела троих мужчин в рабочей одежде, загромоздивших тротуар деревянными планками, носилками с цементной смесью и прочими строительными причиндалами. Жаль, что еще один дом перестраивают на новый лад. Вскоре весь район заселят банкиры и атмосфера изменится до неузнаваемости. Но когда она подошла ближе, ностальгия сменилась удивлением. Реконструкции подвергался дом, в котором жил Джек, и именно его квартиру выворачивали наизнанку. Что происходит?

Не долго думая Фрея перебежала дорогу и спросила у строителей, не на мистера ли Мэдисона они работают. Однако никто не знал фамилии нанимателя, кроме прораба, а тот как раз отлучился, точнее, пораньше ушел домой. Но рабочие с уверенностью сообщили, что сюда въехали новые жильцы, из этих скороспелок-нуворишей, судя по тем наво-ротам, которые предстояло установить в доме.

Фрея подтянулась на перилах, идущих по фронтону, и заглянула в окно. Гулкая пустота — осталась только шелуха хорошо знакомой ей квартиры. Оправившись от шока, она осознала, что нет ничего удивительного в том, что Джек съехал. Он говорил, что не может себе позволить остаться в этой квартире. Однако ее поразила стремительность его действий. Интересно, куда он подался?

Фрея шла по улице, погруженная в собственные мысли, пока некий звук — среднее между ворчанием и приветствием — не заставил ее поднять голову. Тот самый старый итальянец в майке поднял бутылку пива в знак приветствия.

Фрея помахала ему рукой и подошла, заслоняя глаза от солнца.

— Вы помните моего друга Джека? — спросила она. — Большой светловолосый парень лет тридцати, который раньше жил в квартире, где идет ремонт, — уточнила она.

— Конечно.

— И что с ним произошло?

— Съехал, — ответил старик, глотнув пива.

— Давно?

— Недели три… четыре назад.

— Не знаете, случайно, куда? Вы с ним говорили?

— Я сказал ему: «Уезжаете?» Он в ответ: «Да, из города».

— Из города? — Фрея была в шоке. — Но зачем? Куда?

Старик угрюмо смотрел на нее:

— Люди приезжают, уезжают. Это Нью-Йорк.

Фрея вежливо поблагодарила его и пошла дальше. Она говорила себе, что глупо так волноваться. Ей нет никакого дела до того, куда и зачем уехал Джек. Негодяй, она никогда его не простит. И не желает больше видеть. Она сама ему об этом сказала. Никогда. Слово гулко ударило в грудь. Июль, август, сентябрь… В сентябре он должен вернуться. У него работа.

Что, если он вообще не вернется? Если она прогнала его навсегда? Фрея никак не могла вспомнить название города, откуда Джек родом. Оуквилл? Окленд?

О, да какая разница! Она ступила на проезжую часть и чуть было не столкнулась с велосипедистом, выразительно покрутившим пальцем у виска. Как поступил Джек с Росинантом? «Где ты?» — сердито воскликнула она про себя. Но ответа не последовало.

Жизнь Джека вошла в рабочую колею. Он вставал на рассвете вместе с птицами, умывался, одевался, делал необходимую работу по дому. До пяти сидел за машинкой, потом отправлялся на вечернюю прогулку, плавал в быстрой речке, иногда ловил форель на ужин. По вечерам разводил огонь в очаге и перечитывал написанное. Делал пометки на завтра. Потом забирался в гамак и засыпал еще до десяти. Скучновато, но он чувствовал себя здоровым и сильным. Кроме того, строгий распорядок способствовал сосредоточению. Медленно, но верно стопка напечатанного росла на его столе.

В субботу после обеда он садился в пикап и возвращался в цивилизацию. Он так привык к затворничеству, что поездка в сонный крохотный городишко казалась ему не менее захватывающей, чем прогулка по Пятой авеню. «Эй, пиццерия! Женщины! Телевизор!» Повсюду приходилось задерживаться подолгу: здесь люди любили поговорить, и он считал, что хотя бы из дружелюбия должен поддержать разговор.