Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

Фролыч меняется в лице.

– Я разрешил вам пользоваться своим трудом потому, что был раздавлен и имел сил бороться. Но ее я никому не отдам. Это мой ребенок.

Он снова берет ее за руку и теперь уже силой отводит от стола.

– Нет, вы не понимаете, что делаете! – Сима упирается. В ее глазах виден страх, не за себя, а за него.

Назарий чувствует себя ничтожеством. Ведь это он завязал этот узел, а теперь как бы он хотел, чтобы он развязался!

– Если ты от меня откажешься – я умру, – слышит он Фролыча. – Я не могу потерять тебя снова… Мне жить будет незачем.

– Могу тебе в этом помочь, – папаша рывком открывает ящик стола и вынимает пистолет. – Давно пора было это сделать, я и так слишком долго тебя терпел.

Молчавший все это время юрист медленно лезет под стол.

Папаша поднимает пистолет и направляет на Фролыча.

– Папа! – Сима бросается к Фролычу и заслоняет его собой.

В этот момент отец нажимает на курок.

Это происходит за доли секунды, Назарий не успевает перехватить его руку или остановить Симу. Он видит, как враз бледнеет Фролыч, какой смертельный ужас появляется в его глазах. Как растерянно смотрит Сима, словно не понимает, что произошло.

А на самом деле ничего не произошло, просто пистолет почему-то не выстрелил.

Назарий, опомнившись, бросается к отцу и хватает его за руку. Пистолет падает на пол. И сам он начинает медленно оседать с отсутствующим выражением лица.

– Папа? – Назарий придерживает его, а потом опускается рядом с ним. Раньше с отцом такого не случалось.

Подоспевает юрист.

– Может, вызвать врача? – спрашивает он, проверяя его пульс.

Назарий тщетно пытается разглядеть в глазах отца то, что видел там раньше – самоуверенность, пренебрежение, надменность. Пусть даже ненависть. Но теперь в его взгляде сквозит растерянность маленького ребенка, который потерял игрушку и никак не может ее найти. Он беспорядочно блуждает глазами по стенам, шкафам, забитыми горами папок с документами. Как будто минуту назад здесь был один человек, а стал совсем другой, ни капли на него не похожий.

Назарий берет его за руки, чувствуя, как постепенно утекает жизнь. Не та, физическая жизнь – сердце по-прежнему бьется исправно, на зависть многим. Но то, что двигало им, что наполняло его сердце: мечты о дочери, которая вернется к нему и станет его любить – все это постепенно застилается траурной пеленой, окутывая рассудок беспощадным мраком.

Назарий ощущает в своей душе такой же мрак, хотя мозг работает ясно, как никогда.

– Звоните в больницу, – говорит он юристу.

***

Сима уходит из дома, который чуть было не стал ее тюрьмой. Она идет, как во сне, и ей не верится, что все это закончилось. Рядом с ней папа, который поддерживает ее и не дает упасть. Он очень сильный, на него можно положиться. Он такой же, как и много лет назад. Странно, что Сима сразу его не узнала.

Она поднимает на него глаза. Отец все еще хмурится. В ответ на ее взгляд он сильнее прижимает ее к себе, подчеркивая, что никто, абсолютно никто не имеет права претендовать на нее. И он наверняка забыл о пистолете, он уже не помнит и просто сердится, что она ушла и ничего не объяснила, чуть не стала жертвой манипуляций. А Сима нет, она все помнит – она не забыла. Каждую секунду, каждый шаг, сделанный вместе с отцом. Помнит, как нажимался курок. Как тихо и зловеще палил пистолет. Взгляд отца, исполненный ужаса от мысли, что с ней могло произойти что-то ужасное. Его угрожающий шаг в сторону Валерия Романовича, который больше не нападал и выглядел каким-то больным и несчастным. И только просьба Назария остановила и отрезвила его.

– Забирай ее скорее и уходи! – срывающимся голосом сказал парень. Он был напуган не меньше Симы, и она осталась бы рядом, чтобы поддержать его. Но рядом с ней был папа. И он нуждался в ней больше. Намного больше. Он, не говоря ни слова, обхватил ее одной рукой и повел к выходу.

Даже на улице Сима продолжает держаться за него, как утопающая. У самых ворот она отпускает его. Ее охватывает небывалое доселе чувство полного счастья, легкости, пьянящей эйфории. Сейчас самое время сказать отцу, как она сильно его любит, что они не расстанутся теперь, что годы одиночества, неопределенности, тоски остались позади, а впереди – только счастье… Но что это? Блеклый снег начинает кружиться, и небо вдруг меняется местами с землей. Сима падает на что-то твердое и очень холодное, и не в силах подняться. Только чьи-то горячие руки поначалу не дают ей провалиться в забытье, а родной голос, зовущий ее по имени, постепенно отдаляется и затихает.

Эпилог

Осеннее солнце. Оно не жарит так сильно, как летом, а нежно согревает, отбрасывает блики на цветные листья сквозь поредевшие ветки деревьев. Сима выходит из старого здания, захлопнув за собой тяжелую пружинную дверь, и улыбается солнечному дню.

Хотя в художественном училище хорошо, больше всего сейчас ей хочется оказаться дома. Сбросить тяжелую сумку с набросками, карандашами, кистями, сменной обувью и упасть в душистую гору листьев, собранную во дворе милым Федотом, которого теперь уже и не назовешь бомжом – ведь у него теперь есть свой маленький флигель и вполне сносная работа.

С Федотом все решилось еще давно, когда в тот страшный день Сима потеряла сознание. У нее диагностировали серьезное нервное потрясение, после чего она пролежала несколько недель.

Папе нужно было заниматься документацией и делать все возможное, чтобы удочерить ее как можно скорее. Ведь вопрос об отъезде теперь стоял остро: Сима не хотела оставаться в этом городе ни дня. Хотя Валерий Романович стал недееспособным, он мог прийти в себя в любой момент, и тогда ее отцу угрожала бы опасность. Пока она болела, а папа часто отлучался, с ней проводил время Федот – разогревал еду, подавал воду и таблетки. Он не пил в эти дни, вел себя, как примерная сиделка. Появилась надежда, что в его жизни все еще может измениться к лучшему.

А потом они уехали. Федота, конечно, взяли с собой, хотя отец поглядывал на него недоверчиво.

Все, о чем Сима мечтала, исполнилось.

И вот теперь, распахнув калитку, она весело вбегает во двор, в который раз засматривается на двухэтажный дом из красного кирпича, с балконом и просторной террасой.

Хотя Симе этот дом изначально казался великоватым