Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

сквозняк, который нещадно сметает на пол документы. Заявление остается лежать на столе, придерживаемое рукой.

Сима закрывает глаза.

«Нет, папа, – произносит она мысленно. – Твой голос в моей голове – все это в прошлом. А прошлого больше нет».

– Ты что, меня не слышишь? – Фролыч выхватывает у нее ручку и закидывает куда-то в угол. Комкает одной рукой документ и отбрасывает его тоже, как ненужный хлам. Его глаза горят, и сейчас он вовсе не напоминает беспомощного, больного и униженного человека, с которым можно сделать все, что пожелаешь.

Сима мельком смотрит на Валерия Романовича. Тот выпучил глаза и только беззвучно открывает рот.

– Зачем вы пришли? – шепчет она. – Уходите. Скорее.

– Только с тобой, – говорит он.

– Нет, – Сима боится повысить голос, чтобы не привлекать внимание Валерия Романовича, который уже начал приходить в себя и хмурится все больше и больше. – Уходите. Пожалейте меня. И… себя тоже.

63 глава

Назарий с ужасом наблюдает за происходящим.

Он все продумал. Предполагал, что Сима может не прийти, и это казалось ему худшим из всех зол. Но мысли, что Фролыч придет прямо сюда, он, конечно, не допускал. Ведь это абсурд, прямая дорога, чтобы оказаться на улице или чего еще похуже. И он это знает. Это одно из многочисленных ограничений, которые наложил на него папаша, и Фролыч до этого времени вел себя благоразумно, не злил «босса».

Отец постепенно приходит в себя. По его лицу видно, как он судорожно обдумывает решение. Ведь здесь друг-юрист. И Сима. Но злость все же в нем превозмогает.

– А, Фролыч, – издевательски протягивает он. – Что, забыл, где твое место? Чего ты приперся?

Наверняка, если бы здесь не было Симы, отец не скупился бы в выражениях, он и так еле сдерживается.

– По вашу душу, – мрачно отвечает незваный гость.

– Чего? – презрительно кривит мину папаша. – Давай отсюда и по-быстрому, если не хочешь проблем.

– Чья это картина? – Фролыч кивает на огромного сияющего ангела, украшающего стену над диваном.

Неожиданный выпад выбивает папашу из колеи. Он открывает и закрывает рот, наверное, обалдев от столь невиданной дерзости.

Фролыч же, наоборот, обретает почву под ногами.

– Вы, кажется, забыли, кто ее автор, – говорит он. – Так вот, я пришел напомнить о себе и забрать то, что вам никогда не принадлежало.

– Что здесь делает этот псих? – папаша недобро щурит глаза и поворачивается к Назарию, как будто это он все устроил.

– Ничего, папа, сейчас он уйдет, – спешит ответить он как можно спокойнее, хотя внутри все дрожит. Несмотря на нарастающий страх, Назарий не может не восхищаться Фролычем. Он держится так хорошо, как никогда раньше. На фоне папаши, который напоминает сейчас оглупевшего вороватого медведя, он выглядит благородно и мужественно.

Именно таким всегда хотел быть Назарий. Но перед глазами, увы, был совсем другой пример.

– Ты должен быть благодарен, что я не оставил тебя подыхать в больнице, а после не отправил на помойку, – гнет свою линию папаша.

– Я ничего вам не должен, – в глазах Фролыча загорается огонь. – За столько лет я сполна отработал кров и еду. Картину оставьте себе. Сима, пойдем отсюда.

– Она не Сима, а Сара, и вообще – это моя дочь, – грозно произносит папаша. – Кто ты такой, чтобы ей приказывать и вообще ей что-то говорить?

– Я – ее родной отец, – говорит Фролыч, отчего у Назария сильнее бьется сердце. В самой глубине, в недрах своей души он хотел, чтобы все решилось именно так.

– Что за бред, – морщится папаша. – Моя дочь и этот урод? Не вижу не единой связи.

– Связь никогда и не рвалась. Она знает мое имя.

– Твое имя? – визгливо всплескивается папаша. – Да ты – никто! Ни паспорта, не прописки! Чем докажешь, что у тебя вообще есть имя, ты, бомж из бомжей?

Фролыч отпускает руку Симы и лезет в потайной карман своего пальто. Через секунду выуживает паспорт. Самый настоящий паспорт, которого у него никогда не было.

– Я времени даром не терял, – насмешливо произносит он. – В архивах нашли мою дату рождения. И меня самого. Так что я – не никто. И хочу, чтобы ты, прежде всего, это понимала, – он показывает паспорт опешившей Симе.

Та к удивлению Назария отворачивается.

– Пожалуйста, – шепчет она еле слышно. – Не мучайте меня. Уходите. Я не могу поступить иначе…

– Может быть, объяснишь мне, в чем дело? – Фролыч смотрит ей в глаза. – Все дело в деньгах, так ведь? В том, что я не смогу тебя обеспечить и вообще бесполезное существо? Да, я до этого боялся выйти на улицу, прятал свое лицо под воротником, а поход в магазин был для меня сущим испытанием… Но это было до того, как я встретил тебя. Теперь мне плевать, что обо мне подумают. Я на весь свет заявлю о себе, все узнают, кто настоящий автор моих картин. Как я это сделаю? Да я легко докажу это, нарисую хоть десять таких же картин прилюдно. А если эти, – он неопределенно машет рукой, – думают, что я умру с голода на улице, то они меня плохо знают. И вы, – он переводит взгляд на папашу, что очень напрасно: тот просто взвинчивается, он и так уже на пределе. – Вы не знаете, как сильно я хотел иметь семью. Я давно уже мог заполучить сына. Вашего сына. И не просто так, на словах, а официально. Если бы захотел… это было бы несложно, ведь Назарий сам меня об этом просил. Но я не мог. И не потому, что боялся проблем, – теперь Фролыч смотрит на него самого. – Просто не мог отобрать ребенка у живого отца. Я знаю, что чувствует человек, когда у него отнимают самое дорогое, даже если он и не заслуживает ничего хорошего. Врагу этого не пожелаю.

Его голос затихает в конце.

– Я чувствую, что ты не по своей воле это делаешь, – с новой силой продолжает он, глядя на Симу, которая боком стоит к нему и не смеет поднять глаза. – Что ты на самом деле этого не хочешь. Просто скажи им, как меня зовут, и кто я тебе. А я тебя не подведу.

– Я… я не могу, – шепчет несчастная Сима. Назарий порывается к ним, но тут же удерживает себя. Если бы не папаша, который весьма непредсказуем, ситуацию можно было бы давно решить. Подумать только, у Фролыча уже есть паспорт! Назарий недооценил его способности.

– Но почему? Скажи мне правду!

– Вот что, хватит разводить эту канитель, – папаша решительно выходит из-за стола. – Отойди от моей дочери,