«Голубые Орхидеи» - Джулия Фэнтон

Аранью как будто ножом полоснуло по животу. Она оставалась в живых благодаря своим обостренным инстинктам, теперь ее инстинкт подсказывал, что этот человек таит в себе опасность. Он, несомненно, агент КГБ — она готова поклясться здоровьем своих детей.

Он подозревает ее.

Нужно что-то предпринять, а то он все испортит. Она гневно вздохнула. Теперь, когда она заключила контракт на убийство и выстроила искусный план, тщательно разработав каждую деталь на месте, она никому не позволит остановить себя, даже агенту КГБ!

ГЛАВА 25

Михаил вышел из дома Валентины и направился в гараж, расположенный в четырех кварталах от дома, где он оставил взятую напрокат машину.

К нему рысцой подбежал служащий. Обычно Михаил выводил машину сам, но сегодня отдал ключи служителю.

— Черный «олдсмобиль», второй уровень, место сто двадцать, — отдал он указание на своем безукоризненном английском.

— Да, сэр.

Расхаживая по маленькой зацементированной площадке, Михаил размышлял о постановке «Доктора Живаго», премьера в Бостоне должна состояться завтра вечером. Он еще четыре раза пытался связаться со штатом Уиллингема, но каждый раз получал резкий отпор. Уиллингем публично объявил, что посетит премьеру в Нью-Йорке, но Михаил случайно узнал, что сенатор намерен посетить и премьеру в Бостоне.

Возможно ли, что убийца нанесет удар здесь и не станет ждать Нью-Йорка? Если так, то осталось мало времени. Почему этот сварливый сенатор такой упрямый?

Громкий взрыв внезапно потряс площадку, на мгновение оглушив Михаила. Он донесся с того самого места, где стояла его машина. До него уже донесся отвратительный запах кордита [26], хорошо знакомый Михаилу по Афганистану.

В автомобиле установлено взрывное устройство.

Михаил повернулся, быстро вышел на улицу и нанял первое попавшееся такси. Не стоило предоставлять убийце, подложившему бомбу, второй шанс. Кто-то рассчитывал, что он сам выведет машину. Каким же он был дураком, беззаботным, но удачливым дураком.

— Вы уверены? Вы уверены, что с ней все в порядке? — Валентина говорила по платному телефону, висевшему в коридоре за кулисами. У Кристы лихорадка, а она здесь, в бостонском театре «Уилбер», за две сотни миль от дочери.

— С ней все в порядке, — заверила ее няня. — Жар немного спал и продолжает спадать. Кризис миновал.

— Вы оботрете ее мокрой губкой, если снова начнется жар? И позвоните мне тотчас же. В любое время.

— Конечно, мисс Ледерер. Пожалуйста, не беспокойтесь.

Валентина медленно повесила трубку и поспешила в артистическую, где собрались двадцать два актера и статисты, все измученные после генеральной репетиции.

— Наконец-то пожаловала королева, — саркастически бросила Орхидея.

— Извините меня… извините, — бормотала Валентина, пробираясь между вытянутых ног. Кит тепло улыбнулся ей и похлопал по сиденью рядом с собой. Она уселась там, пытаясь подавить обиду, причиненную сарказмом Орхидеи. Пора ей посмотреть правде в глаза — они теперь настоящие враги. Орхидея ненавидит ее, и Валентина жалела, что не может чувствовать того же. Наверное, тогда ей было бы легче.

— С Кристой все в порядке? — шепотом спросил Кит.

— Слава Богу, жар у нее спадает. И она выпила немного апельсинового соку.

Он сжал ей руку.

Валентина посмотрела по сторонам. Актеры работали сверхурочно, усваивая множество измененных в последнюю минуту реплик, стихов, и теперь выглядели усталыми и раздраженными от предпремьерной нервозности. Патрик Суэйзи, сидевший рядом с элегантной Вайноной Райдер, зевал. Джина побледнела от волнения. А рядом на нее кровожадно поглядывала Беттина.

— Вы превосходные актеры, самые лучшие, — хвалил собравшихся Пит Мадзини, накачивая их перед выступлением. — Каждый из вас — звезда, и завтра вечером мы докажем это.

На нем был черный кашемировый пиджак и белый шелковый аскотский галстук, высоко обхватывающий шею.

— Мы здесь в Бостоне для того, чтобы «отбросить накладки», как говорите вы, американцы. Кит и я будем среди публики и прислушаемся к мнению, хорошему и плохому.

Мадзини продолжал критиковать сделанные ими ошибки и анализировать те части, где, как он считал, постановка нуждалась в доработке. Валентина сначала слушала внимательно, потом ее мысли стали уноситься течением куда-то в сторону. Мадзини выглядел усталым, словно находился под каким-то тяжким гнетом. Пока режиссер говорил, он постоянно поднимал правую руку к шее и нервно теребил галстук.

В последнюю неделю он, невзирая на жару, каждый день надевал аскотский галстук или свитер с высоким воротником.

Другие руководители постановки тоже коротко выступили, и собрание закончилось.

Валентина решила вернуться в отель и позвонить снова няне, чтобы узнать о состоянии ребенка.

— Вэл, останься на минутку, — позвал Мадзини, когда она собиралась выйти.

В опустевшей артистической Мадзини налил им черного кофе. Когда он подавал ей чашку, его галстук сдвинулся, и она увидела ужасный красный кровоподтек.

— Что у тебя с шеей?

Режиссер вспыхнул.

— Это… а, моя новая подружка. Она очень-очень темпераментная.

— Да? В таком случае, я надеюсь, что она никогда не рассердится на тебя по-настоящему, — сказала Валентина, на самом деле не поверив ему. — О чем ты хотел поговорить со мной?

Полчаса спустя после того, как они обсудили последние изменения в интерпретации ее роли, Валентина наняла такси и, погрузившись в раздумья, поехала в отель. Когда в точности Мадзини начал носить аскотские галстуки и свитера с высоким воротом? Не тогда ли, когда Беттина уволила Джину и вскоре взяла назад, по настоянию Мадзини?

Валентина разделась, бросив одежду прямо на провод, ведущий к телефону на тумбочке у кровати. Она снова набрала нью-йоркский номер. Няня ответила сразу и минут десять уверяла Валентину, что с Кристой все в порядке.

Наконец, она повесила трубку и направилась в душ. Тревожные мысли снова вернулись к ней. Кровоподтеки на шее Мадзини, Джину увольняют и снова возвращают… Шумное негодование Беттины.

«Даже Михаил», — внезапно подумала она. Ее брат проявлял большой интерес к постановке и раз шесть или семь просил у нее пропуск, чтобы посетить репетиции. «Михаил же из КГБ», — эта мысль, словно молот, внезапно ударила ее.

Она покачала головой, пытаясь избавиться от таких безумных мыслей. Боже, ее предпремьерное нервное возбуждение на этот раз похоже на сумасшествие. Ей везде чудятся международные тайные происки.