ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

Рональду Вальдеку всегда хотелось верить, что опыт человеческого страдания не остается бесплодным. И он надеялся, что из тысяч пленных австрийцев и немцев, баварцев и мекленбургцев, дышавших воздухом лагерных бараков 1947 года, уцелеют хотя бы отдельные мыслящие индивиды, кто сможет сохранить не только жизнь, но и память, вместе с верой в возможность человеческого братства на иной основе, чем ленинско-сталинская. Он старался угадать, распознать таких индивидуумов среди массы иноплеменных лагерных товарищей.

Вот лишь небольшая портретная галерея тех, на чью память, ум, доброту, наблюдательность и прозорливость Рональд возлагал в этом смысле свои надежды. Автор этих строк полагает допустимым назвать здесь подлиннее имена без риска причинить этим людям какое-либо зло...

1. Зигмунд Фосс — инженер-конструктор и вычислитель авиационного завода Хойнкельверке. Родом из Данцига. Национально настроенный германец, гордящийся родиной. Пленен на Украине. Красив, сероглаз, плечист, ростом невысок, коренаст. Большая, хорошей формы голова. Уравновешенный характер. Осмотрителен и осторожен. Любил рассказывать о своем студенчестве и о недавнем быте в Германии. Считал евреев виновниками всех бедствий немецкого и русского народов, но был противником насильственного их истребления. Полагал, что выход должен быть найден в создании единого еврейского государства — на их исторической родине в Палестине, но сомневался, чтобы сами евреи захотели соединиться в таком государстве... В спорах о марксизме заставлял себя молчать или удалялся от спорщиков, чтобы не впасть в безудержный гнев и не навлечь бедствий на свою голову. Однажды рассказал, как изловил в Данциге группу переодетых англичан, распознав их по акценту. Они оказались беглецами из лагеря военнопленных. Рассказчик иронически добавил, что этой поимкой он лишь обеспечил им британские медали за смелый побег (такими медалями награждала королева), а что пара лишних месяцев лагерной скуки на добротной пайке Красного Креста — неприятность не слишком большая! «Мы с них не требовали перевыполнения нормы по авторемонту!»

Фосс был наблюдателен, скептичен и всегда настороже. Если не пуд, то по меньшей мере фунта два соли, съеденной с ним вместе, потребовалась для того, чтобы вызвать его на откровенность. И когда это удалось, инженер дал понять, насколько глубоко он разочарован в практике реального советского социализма.

«Нигде я не видел столько раболепства и холопства, как у вас в стране, — сознавался он в часы тихих вечерних бесед. — Нигде слово НАТШАЛЬНИК не произносится с таким трепетом, как у вас. Говорят, у вас сто лет назад отменено крепостное право, а по-моему оно у вас еще в полной силе! Кстати, с тех пор, как наш фюрер заключил со Сталиным пакт о дружбе, у нас много толковали о гигантской индустриализации новой России. Теперь я вижу эту индустриализацию воочию, здесь, на кобринских примерах. И прихожу к выводу, что степень эксплуатации рабочих у вас выше, чем где-либо, при низкой производительности труда и скверном качестве изделий. Вся ваша пропаганда ударничества и стахановских методов — чистая демагогия! Она требует целой кучи профсоюзных и партийных паразитов, занятых организацией этого мнимого стимула для рабочих... Само слово «рабочий» у вас не уважается, никто из ваших боссов не отдаст дочь замуж за рабочего. Слова «класс-гегемон» у вас произносятся с издевкой, ведь никто не верил, будто у вас рабочие люди действительно правят государством... Это — удел НАТШАЛЬНИКОВ! В то время как у нас нет пропасти между господином Круппом и его мастерами и сотрудниками фирмы. Г-н Крупп обедает среди них и покидает контору в такой же одежде, как они — он ничем среди них не выделяется.

— Однако г-н Крупп живет во дворце и ужинает в роскошных люкс-ресторанах, где не встретишь рабочего человека! — возражал ему Рональд.

— Тем не менее, у нас нет деления в столовых на «зал для ИТР», где питаются НАТШАЛЬНИКИ, хотя и мелкие, и на зал для рабочих, где еда подается по-свински. Нет, нет, г-н Вальдек, ваш социализм и ваша «демократия» с миллионами заключенных не склонят моих симпатий в сторону марксизма! Помните: демократия возможна лишь там, где есть свободный рынок, а не искусственное регулирование сверху! Это вы когда-нибудь поймете сами!..

2. Эрнст Фишер. Инженер-конструктор, владелец небольшого завода деревообрабатывающих машин (токарных, фрезерных, винторезных). Родом из Люнебургской пустоши, чью природу романтически любил. Очень музыкален, в лагерной самодеятельности руководил немецким хором. В юности горячо увлекся национал-социалистической идеей, шагал знаменосцем в колонне гитлерюгенд, был лично представлен фюреру и получил из его рук какой-то подарок — значок или ножик... Впал в немилость из-за женитьбы на еврейке, переводчице с английского (несомненный показатель склонности к сердечным увлечениям и наличия гражданского мужества). Заверял Рональда, что быть предпринимателем в нынешней Германии — дело безумно сложное, ибо требования немецких рабочих, всегда поддерживаемых профсоюзом, настолько высоки, что в коммунистической России их даже представить себе невозможно! «Русскому рабочему при вашем «социализме» даже во сне не могут присниться производственные условия, заработная плата, отношения с дирекцией, вся сумма юридических прав рабочего, включая право на забастовку в мирное время — словом все то, что составляет азбуку нашей германской промышленности! Начиная от вежливости администрации и кончая... простите! оборудованием наших общественных уборных на предприятиях, куда войти приятно, в то время как у вас... после посещения уборных надо полчаса приходить в себя, одолевая отвращение и тошноту...»

— Думаю, — говорил г-н Фишер, запивая остаток дневной хлебной пайки остуженным, чуть подслащенным кипяточком, что в Германии коммунистическая пропаганда никогда уже не пустит глубоких корней, хотя мы и являемся родиной марксизма. Бумерангом он снова прилетел к нам из России на остриях ваших трехгранных штыков, но слишком многие немцы видели этот русский марксизм или ленинизм в действительности, а не в дымке газетной демагогии... Вот вам элементарный пример. Лично мне самому довелось быть под арестом в Германии, уже в военное время, да вдобавок в строгой тюрьме. Разве мыслимо там держать арестанта на куске пустого хлеба «trocken Brot» и кружке горячей воды? У нас и для арестанта хлеб по-человечески помажут хоть маргарином, хоть граммом! «Kunsthonig», или мармеладом, по-вашему повидлом. Грызть такую вот корку вместо ужина мы не заставили бы и собаку!

— Помилуйте, г-н Фишер! Расспросите любого русского, кто выжил в вашем немецко-фашистском плену, не предав Родины и не записавшись в РОА, и вы услышите, что в концлагере, тем более под вечер, этот ваш военнопленный мог только мечтать о сухой хлебной корке! А мы с вами все-таки жуем, а не мечтаем!