По то сторону Солнца. Часть вторая - Елена Асеева

Ковин Купав Кун, войдя в комнату, бережно уложил принца на кушетку, пристраивая его голову на мгновенно выехавшую из белой поверхности небольшую воронкообразную платформу, с округлыми мягкими бортами. Платформа же втянув в себя голову Камала Джаганатха, зафиксировала ее неподвижность.

— Немного будет неудобно, ваше высочество, зато безопасно, — пояснил главный дхисадж, сейчас он всеми силами старался возродить в юном авгуре желание с ним поговорить. Ибо после воспоминания о джанах Камал Джаганатх не заговорил и молчал всю оставшуюся часть дороги вплоть до этого мощного комплекса, на зеркально-белой поверхности которого (при подлете к нему ангуса) выступила информация, сообщившая, что в здание располагается Научное Ведомство планеты Садханы, системы Тарх.

Ковин Купав Кун пытался отвлечь ссасуа от тягостного состояния в полете, поясняя, что всколыхнувшиеся способности на Ладодеи для него естественны и их не нужно бояться. Он также сообщил, что укажет Аруну Гиридхари каким образом можно его научить не воспринимать, постоянным потоком, мысли других созданий и существ. Впрочем, Камал Джаганатх не откликался, устало, и, с долей огорчения оглядывая благи цивилизации на Садхане, лишенной какого-либо природного истока и почасту тягостно выдыхал через нос.

— Я вас расстроил, ваше высочество, — произнес, не скрывая своего огорчения Ковин Купав Кун, останавливаясь подле левой ноги юного авгура и приподняв материю паталуна вверх, завел ее почти за колено. — Это очевидно, из-за НгозиБоипело Векеса, но я, поверьте, не стану его наказывать, только поговорю. Не надобно токмо так расстраиваться, прошу вас.

— Почему Церес такой голый, только постройки, нет даже травинки? И как вы только тут живете? — переводя тему, вопросил Камал Джаганатх. Он итак понял, что добился всего возможного от главного дхисаджа в отношении верховного правителя. А молчал лишь по причине волнения, сначала потому как вспомнил о червях, после из-за всколыхнувшегося страха перед предстоящим лечением.

— В Цересе тарховичи не живут, только работают. Город состоит из административно-хозяйственного аппарата, осуществляющего управление не просто системы Тарх, но и обобщенно всего Веж-Аруджана, — обрадовано откликнулся Ковин Купав Кун, принявшись снимать с ноги принца стыкующуюся между собой двумя гранями белую повязку. — Церес расположен на одном из трех континентов Садханы, два других условно названные, как и сами находящиеся на них города Зара и Зиф, предназначены для проживания, обаче, как и наша иная планета Свадха. И там поверьте, ваше высочество, достаточно растительности, лесов, рек, озер и даже гор.

— Я люблю горы. Я вырос подле гор на планете Земля в Солнечной системе, — протянул в ответ принц, стараясь слегка вздеть голову, и, одновременно, с этим сгибая правую ногу в колене, оперся подошвой в пологую поверхность кушетки. — Хочу увидеть, как вы меня будете лечить, Ковин.

— Лады, ваше высочество, — произнес главный дхисадж, стараясь собственной предупредительностью, вернуть доверие и откровенность к себе в принце. — Днесь придет мой сахауака Мирчёт Мирян Моя, и мы начнем лечение. Сахауака, это вроде ссасуа, воспитаника, в понимание передачи знаний и способностей.

— Не думал, Ковин, что у вас, есть воспитанник, — отметил удивленно Камал Джаганатх. И тотчас боковым зрением правого глаза уловил, как отворилась створка, и, через проем в комнату вошел тархович.

Он достаточно быстро направился в сторону кушетки и теперь снимающего с правой кисти принца повязку главного дхисаджа, уже на ходу молвив:

— Доброго времени суток, пречистый гуру. Я все подготовил, как вы указали, — его голос прозвучал как тенор-альтино, ощутимо в мужском диапазоне, хотя и приближенно к женскому.

Еще, кажется, не более нескольких его широких шагов, и он сам нарисовался над лежащим Камалом Джаганатхом справа, низко склонив голову и с почтением в голосе сказав:

— Большая честь видеть вас, ваше высочество.

— И то ладно, Мирчёт Мирян Моя, что для вас это лишь честь не радость, — отозвался недовольно Камал Джаганатх, с интересом разглядывая, определенного, юного тарховича. — Ибо я ничего радостного не вижу в том, что нахожусь тут, — дополняя собственный голос правящим в нем волнением.

— Все будет благополучно, ваше высочество, не тревожьтесь, — протянул незамедлительно Ковин Купав Кун, высвобождая правую руку ссасуа из повязки, и разворачиваясь, отдал ее своему воспитаннику. — Единственно, только цвет кожи на руке и ноге поколь будет отличаться оттенком, имея его не медный, а болотный. Понеже мы будем наращивать прежний вариант генома, каковой время спустя примет на себя информационные коды, взращенные, измененные, отпочковавшиеся за сей срок вашего взросления.

Камал Джаганатх никак не откликнулся на пояснения, отходящего от него, главного дхисаджа, радуясь хотя бы тому, что ему вернут ногу и руку, и не будет какой мутации. Сам весь тот срок, разглядывая пришедшего тарховича, одетого в подобную Ковин Купав Куну одежду только нежно желтого цвета. Мирчёт Мирян Моя отличался от главного дхисаджа и ростом, и формой лица, и даже цветом глаз, перьев на голове. Впрочем, имел и общие признаки: темно-голубой цвет кожи, охваченный светящимся ореолом, три глаза, перья вместо волос, обобщенно обладая однотипным набором информационных кодов. Он был не менее чем на полголовы ниже Ковин Купав Куна, хотя смотрелся более плотным, словно его лучше кормили. Несколько уплощенное лицо с неизменным высоким лбом акцентировало внимание широким носом и большими, с четкими линиями подводки красными губами. Его два привычных глаза имели темно-синюю радужку глаз и розовую склеру. Ярко-розовой звездочной радужкой смотрелся третий глаз, расположенный во лбу, входящий в голубую склеру. В тон этой склере оказались густые, опушенные и ровные, прямые брови, сочетающиеся с голубовато-зелеными перьями на голове, чьи кончики блистали почти сиреневой аурой пятен. Хотя особенно разнился от канцлер-махари и Ковина этот тархович тем, что под наружным слоем его кожи просматривался двигающийся по круговой траектории рук, лица, и, очевидно, тела сверху вниз рисунок, на котором Камал Джаганатх прочитал, цитируя вслух:

— Десятое летоисчисление от мараны Ананта Брхата-патр лето три тысячи девятисотое. А почему у вашего сахауака, Ковин, под кожей выступает летоисчисление, а не как у вас объяснения, чей вы сын? И, что такое марана? И кто этот самый Ананта Брхата-патра, чье имя мне так знакомо? — вопросил он миг погодя.

Ковин Купав Кун между тем замерший в нескольких шагах от кушетки, на которой лежал принц, и, уставившийся в висящие три прозрачных экрана, в центре коих едва пульсировала ярко синяя точка, разом перевел взгляд на Камала Джаганатха, и широко улыбнувшись, тотчас откликнулся: