Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– Создатель, граф Штанцлер хочет правды! – Кажется, женщина смеялась. Этот смех Дикон слышал впервые. – Обратитесь в ведомство супрема, там ее вдосталь.

– Моя девочка, – эр Август тоже удивлен, если не испуган, – моя девочка, что такое ты говоришь?

– Ангелика Придд сохранила ваше письмо. – Снова смешок или всхлип? Ей же нельзя долго разговаривать и волноваться. – Оно досталось Манрикам. Прекрасная улика против королевы…

– Я никогда не писал Ангелике Придд.

– Вы писали ее сыну, к несчастью, от моего имени. Это стоило графу Васспарду жизни.

Что-то упало, глухо стукнув. Собеседники молчали. Навязчиво алели маки, тикали часы, колотилось обогнавшее маятник сердце.

– Ты забыла, что говоришь не с Феншо и не с Окделлом. Я смотрел на тебя, когда ты заканчивала письмо, а потом доставил запечатанную тобой смерть.

– Это были ваши слова, граф. Ваши, не мои.

– Значение имеет лишь рука.

Снова смешок, сухой и жуткий.

– Увы, граф, вас начала подводить память. Что поделать: возраст, болезни, Багерлее… Манрик предъявил мне письмо. Почерк похож на мой, очень похож, к тому же упоминается потерянная по дороге в Тарнику серьга с аметистом. Вы услышали об этом от какой-нибудь камеристки и решили добавить подделке достоверности. Откуда вам было знать, что перед самым выездом в Тарнику Фердинанд обварил мне руку. Отваром из лепестков йернских роз… Мы всегда пили его по утрам, а мой муж был таким неловким и всегда так этому огорчался; я не смогла его выдать. Нам помог капитан королевской охраны. Лионель Савиньяк умеет хранить не только большие тайны. Я улыбалась, прятала ожог в кружевах и улыбалась. Я не могла писать больше недели, а в письме указаны время и место. Его написал кто-то другой. То есть вы.

– Чудовище… – Ричард с трудом узнавал кансилльера. – Ты – чудовище…

– Я – талигойская святая, граф Штанцлер, и мать короля. Это устраивает всех. Даже меня. Попытайтесь доказать обратное, хоть Рудольфу, хоть горожанам, и можете не опасаться Савиньяков. Вы станете выше любых страхов и скорбей…

– Ты его толкнула… Ты толкнула Фердинанда и превратила правду в ложь. Мне следовало понять, что от змеи родится только змея!

– Вы забыли про соловья, сударь, и вы меня утомили. Ваши советы и ваши… письма слишком дорого обходятся нашей семье!

– О какой семье ты говоришь?

– Вам ли не знать, кого погубили ваши подделки? – Зимняя ясность голоса, ясность и холод. – Вы за время службы заверили такое множество писем… Такое множество чужих бед, но то, о котором вы изволили напомнить, спасло мне жизнь. Фердинанд вспомнил сережку и розовый отвар и не подписал обвинение. Что ж, я возвратила вам долг, хоть и невольный. Вы свободны, у вас на посылках Окделл, но вы не можете не жалить. Вы замахнулись на Арлетту Савиньяк, что ж… Готовьте бумаги или бегите. Если Создатель захочет, Он вас сохранит, а я вас прощаю. Извольте меня оставить. Ваш Карваль вас проводит.

3

– Я не уйду! – Эр Август кричит? Немыслимо! – Ты не осмелишься… Я оставил письмо…

– Как же вы любите писать… Только ваше нынешнее дупло ненадежно. Окделлу уже приходилось красть завещания…

Она знает! Завещание Эрнани могли найти, но откуда оно, знали лишь двое… Хотя если документ так и лежал в «закатной» шкатулке… Мевен! Робер, тот отходил к колодцу, а виконт торчал возле самого гроба. Когда разбирали бюро, Иноходец, как назло, упомянул башню на крышке, и Мевен вспомнил. Святой Алан, ну почему Альдо не сунул в шкатулку браслет, ведь он собирался?! Сюзерен ошибался непростительно часто, а за просчеты анакса платят другие!

– …странно, что этого не сделала ты. – Невнятное бормотанье вновь распадается на слова. Штанцлер все еще взволнован, хоть и говорит тише. Святой Алан, когда же нашли шкатулку? Кто в нее залезал, кроме Мевена?

– Женщине не следует делать то, что за нее сделает мужчина или Создатель. – А вот Катари спокойна. Признания никчемного короля ей неважны, но как она могла заподозрить кражу?! После всего… – Вы зря избегали пить в моем присутствии, даже присвоив кольцо моей матери. Королева Талига с ядом – это… непристойно.

– Моя девочка, королевой Талига нельзя родиться. Королевами становятся герцогини и иностранные принцессы, но порой они не внушают доверия, а те, что внушают, могут умереть. Внезапно. Тогда вспоминают о графинях, чья родословная безупречна. Савиньяки, Рафиано, Ариго… Сильвестр сомневался в верности Эпинэ, но разорвать помолвку Оллар отказался. Магдала Эпинэ умерла, и Анри-Гийом заподозрил Дорака. У старика не было доказательств, но кому еще была нужна смерть девушки? Герцог умер в уверенности, что знает убийцу, но не может до него дотянуться. Я виноват перед старым другом, я мог открыть ему глаза…

– О да, вы могли даже назвать яд, но вы это можете и теперь. Нынешний Повелитель Молний к вашим услугам. Вы очень обяжете моего кузена, объяснив заодно происхождение выманившего его из Сакаци письма. Еще одного письма, которое не писала женщина… А где письма, там и дневник… Вам было мало залога, вы решили исправить безупречное, но записки моей матери видела не только Жозефина Эпинэ, но и Арлетта Савиньяк. Она их узна́ет. Или не узна́ет, если не найдет в них лошадей и маков. Я их маме рисовала, я помню.

Шорох, бой часов. Святой Алан, он здесь уже полчаса и все еще под дверью! Что об этом могут подумать? Нужно выпроводить Штанцлера в провинцию и объясниться… Катари должна понять, что завещание нельзя показывать. Проклятый эсператизм, ставящий превыше всего фантом; если б место Создателя в сердце Катари занимала анаксия, она бы поняла, что это не кража. Он пытался скрыть позор Раканов и защитить память тех же Эпинэ и Приддов, хотя Придды как раз этого и не стоят.

– Ты проиграешь… Савиньяки не забывают… а ты – наполовину Борн…

Неужели Катари надеялась, что Арлетта Рафиано признается?! Она объявит дневники подруги фальшивкой, а подруга мертва. Проклятье, дорога́ каждая минута, а они спорят, нет, не о ерунде, о том, что можно отложить. Не все ли теперь равно, кто вызвал Робера в Талиг, а Лионеля с Эмилем рассудит война.

– И это ты называешь помощью? Это?!

– Неужели вы так боитесь Карваля? Капитана самого Анри-Гийома? Великого человека и вашего друга… Теньент Карваль хотел служить, а его вышвырнули из армии. Вы заставляли Ги обвинять толковых офицеров и играли на их обидах. Вы готовили мятеж, а тут вернулся Робер. Не вовремя. Вам был нужен мертвый Эпинэ, но Карваль его почему-то не убил… И не дал ему убить вас. Святой человек…

Вновь молчание. Тяжелое, вязкое. Странно, как в этом болоте колышутся занавески. Странно, непонятно, нелепо все. Надо вмешаться, но как объяснить Катари про завещание, чтобы она поняла?! Как объяснить, почему он стоял и слушал?