Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– В-в-в-ва-а-а-а-а… – то ли шипит, то ли шепчет отвратительное костлявое создание; голова и плечи Дрюс-Карлион в пудре, как в муке, – …ш-ш-ш-ш-е… в-в-ве…

– Спокойно, Розалин, – велит Катари, – он не ударит. Ему хочется казаться рыцарем, а рыцари не убивают женщин. Разве что из ревности, но ты ему не нужна. Если он убьет, то меня.

– Если ты позвонишь…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-ы-ы-ы…

– Святой Алан, да молчи ты! – Мерзко! Мерзко, но иначе нельзя, он должен взнуздать Катари. Женщины – те же лошади… – Сейчас я отодвину засов, и ты позовешь своего монаха. Только его одного… Мы поднимемся в часовню вчетвером, и он нас обвенчает.

– В-в-в-ва…

– Спокойно! – прикрикнула Катари. – Окделл ничего тебе не сделает. Хорошо, я позову Пьетро, открывайте дверь. Надеюсь, слово Создателя вас… вразумит. – Розалин, спо…

Дура рванулась, ударила каблуком по колену и рванулась. Ричард качнулся, что-то то ли булькнуло, то ли простонало, фрейлина обмякла, как овечья туша, на розовый мох хлынула алая струя. Катари оттянула воротник, но осталась сидеть.

– А-э-э-э-эш…

Костлявое, истекающее кровью тело выскальзывает из рук, валится на ковер.

– Она сама виновата… Она дернулась! Это случ-ч…

Отцовский кинжал в руке. Стук сердца, стук часов, страх, стыд и глушащая их ярость.

– Ты собирался позвать монаха. Зови, он нужен. Только он и нужен…

Мертвая у ног, испятнанный ковер и эта женщина в кресле… Она спокойна, святой Алан, она спокойна!

– Это вышло нечаянно. Ты слышишь, нечаянно!!!

– Не сомневаюсь. Бедняжка Розалин… Ради Робера и в память вашей сестры и вашей матери я даю вам полчаса. Уходите, я не желаю знать, куда вы направитесь. Пусть решает Создатель…

– Я не уйду!

– Как хочешь. – Сейчас она позвонит, сейчас она снова позвонит, и придет кто-то другой… Уже не фрейлина!

– Я не уйду, Катари! Один не уйду! – Отступать нельзя. Окделлы не бегут, Окделлы не позволяют над собой смеяться. – Идем! Если хочешь жить, идем…

Он не может оставить ее возле звонка, он не может ее вообще оставить. Пальцы свободной руки сжимаются на запястье, на чем-то холодном… Браслет! Проклятый браслет проклятого Фердинанда.

– Вставай!

Рывок на себя, она не упирается… Она рядом, лицом к лицу.

– Свинья! – Быстрый промельк перед глазами, прохладное касанье, странный, глупый звук… Пощечина… Она его ударила, и этот взгляд! Шлюха, ведьма, тварь!

Дикон все видел и все понимал. Он должен был это сделать, и он сделал. В память отца и изгаженной, оболганной любви. Катари поняла, что сейчас будет, чего не может не быть. Она не молила и не просила прощения, она молчала, вздернув подбородок. Рыцарь не может уступить шлюхе, рыцарь может простить все, кроме презрения. Дикон ударил, и королева засмеялась! Засмеялась, пошатнулась, оседая, потянула за собой. Юноша разжал пальцы, и она упала, все так же не отводя взгляда и сбив на ковер томик Веннена…

На красном кровь не видна, на розовом… На розовом она ужасна!

Алые маки, сквозняк, часы, сонеты. Смерть. Вот она… Росчерк красным по розовому и разметавшиеся светлые волосы… Катари!!!

Часть четвертая

«Сила» («Похоть»)[13]

На каждого человека, как и на каждый поступок, следует смотреть с определенного расстояния. Иных можно понять, рассматривая их вблизи, другие же становятся понятными только издали.

Глава 1

Талиг. Оллария

400 год К.С. 20-й день Весенних Молний

1

Лежащая на коленях Марианны Эвро скалилась и мешала целовать хозяйку. Собачонка была разлучена с возлюбленным и на свой манер страдала, норовя тяпнуть кого-нибудь – то есть Робера. На Марианну свои претензии левретка все же не простирала.

– Скоро Готти вернется, – пообещала баронесса то ли любимице, то ли любовнику, – красивый и причесанный.

– Все-таки он страшно похож на волкодава, – поделился своими подозрениями Робер, – только стриженого и отмытого.

– Разумеется. – Марианна подняла глаза и улыбнулась, едва не подвигнув Робера на убийство разлегшейся там, где не надо, собачонки. – Разница между волкодавом и львиной собакой такая же, как между птичницей и баронессой.

– Герцогиней, – резко поправил Эпинэ. – Ты в самом деле вошла не вовремя. Если Коко согласен дать развод, надо успеть, пока Катари еще регент.

– Если он не согласился сразу, он не уступит. – Они говорили о бароне третий день, хотя все было сказано в первый. – Торговаться и спорить с Коко так же бессмысленно, как со старшим Савиньяком. Он никогда не сделает того, чего не хочет.

– Но это же глупо… Или он врет и не желает тебя отпускать.

– Не врет. Коко не доверяет военным, потому что их могут убить, но если не будет войны, он развод даст. Если будет уверен, что мне это не повредит.

– Странный муж…

– Другого у меня быть не могло. У той меня, что понадобилась тебе. Без Коко я была бы толстухой с пятью детьми и мужем-трактирщиком. Может быть, счастливой, но ты бы проехал мимо.

– И остался бы один.

– Ты не можешь быть один.

– Не могу, вот прямо сейчас и не могу. Когда они закончат?!

– Они только начали. Не вздыхай, твою сестру причесывают дольше.

Эвро плаксиво тявкнула, словно понимая, что еще ждать и ждать. Марианна засмеялась, левретка залилась лаем. Нет, собачонка ничего не поняла – она услышала шорох за дверью. Или кого-то унюхала.

– Госпожа баронесса, – возвестил камердинер барона, – к господину маршалу. Срочно.

Вот и отдохнул…

– Хорошо, – начал Робер, но давать разрешение не потребовалось: гвардейский теньент уже ворвался в будуар и застыл, именно застыл посреди комнаты, косясь на Марианну. Та подхватила взвывшую Эвро и без лишних слов вышла. Жена маршала может быть только такой.

– Мы одни, – бросил Эпинэ, чувствуя себя вновь в лесу Святой Мартины. – Что случилось?

– Окделл убил королеву.

– Что?!

– Окделл убил королеву, – повторил гвардеец, словно не замечая, что его трясут, – и фрейлину… Дрюс-Карлион.

– Убил? – вцепился в хвост надежды Эпинэ. – Она умерла?..

Теньент молча кивнул. Перекошенная физиономия говорила сама за себя. Сестра умерла, можно было не торопиться, но Робер бросился вон из комнаты. Гвардеец помчался за маршалом. В коридоре уже торчал Коко, высыпали на лестницу и слуги, хорошо, что еще не начали съезжаться гости! Эпинэ на бегу замахал на барона руками, тот отскочил, в глубине дома выли псы. Марианна угадала: Катари не будет старой, никогда не будет!.. Как она смотрела на чужие маки, словно знала… Выжить при Сильвестре, при Манриках, при Альдо и так дико…