Жрецы и жертвы холокоста. История вопроса - Станислав Куняев

Мне стало грустно от мыслей о расставании. В детстве все новое и необычное, ворвавшееся в тихую жизнь, наполняет ее особым смыслом, раздвигая границы сознания и понимания. Я привык к доброжелательному взгляду и участливому голосу тети Софьи, к всегда неунывающему Абраму, к его быстрым шагам, когда он выбегал по ступенькам мансарды с учебниками под мышкой, приветливо помахивая в мою сторону рукой. И даже раввин Шлома, всегда замкнутый и немногословный, казался мне симпатичным и забавным. Когда он в своей коморке, склонясь над книгой, ритмично, в такт строчкам поднимал и опускал голову в ермолке, то напоминал мне богомола на виноградной лозе…

В тот день, когда по местному радио объявили о сборе переселенцев у квартальных домоуправлений с дальнейшей отправкой на вокзал, мать шила из моих ношеных брюк нечто вроде тряпичного школьного портфеля. Волнения, связанные с предстоящим походом в первый класс, смягчали горечь прощания с теми, кто возвращался к себе на родину. Приглашенный уличный фотограф сделал несколько прощальных снимков на память.

К сожалению, часть моего писательского архива растерялась во время переезда в Ташкент и в Москву. Из тех прощальных фотографий сохранилась лишь одна: во втором ряду, где я запечатлен справа рядом с сестрой Мухибой, – красавица Софья в бухарской тюбетейке на макушке головы. В первом ряду – сидят в центре мама и отец в белом головном уборе – нечто среднее между шляпой и кепкой; массовое производство их наладил в «тюбетеечной» Бухаре предприимчивый портной, также из числа переселенных, отложив до лучших времен шитье ермолок. Слева от отца – брат Азим в таком же черном, нелепо скроенном головном уборе.

На вокзале, куда мы пошли с братом в качестве провожатых, нас оглушили крики и протяжные свистки милиционеров, по спискам пропускающих возвращенцев с узлами и картонными чемоданами в вагоны. На всем составе были натянуты транспаранты: «Спасибо товарищу Сталину за великую Победу!», «Товарищ Сталин спас беженцев из Европы от истребления!». Всюду: Сталин, Сталин, Сталин, даже впереди состава на брюхатом паровозе – портрет Сталина…

Многие отъезжающие женщины плакали, прощаясь с теми, кто приютил их в своих домах. Еще бы не волноваться до слез. Наша семья потеснилась в тот год, когда я родился, а теперь готовлюсь к школе – почти семь долгих лет мы жили с беженцами…

– Пишите! – кричала тетя Софья, махая нам из окна отъезжающего поезда.

Из Бухары до Самарканда – прямой семичасовой путь. Но поезд шел больше суток, останавливаясь на станциях и разъездах, чтобы забрать возвращенцев из других сел и городков. Затем свернул в сторону Сталинабада (теперешний Душанбе) – ведь и в Таджикистане спаслись от гибели сотни польских и еврейских семей. И на границе Киргизии и Казахстана состав ждали грузовики с теми, кому предстоял далекий путь обратно домой.

Дорога через казахские степи до Москвы заняла больше месяца. Следующими друг за другом составами было вывезено из Средней Азии, по разным оценкам, от восьмидесяти до ста тысяч еврейских семей, бежавших из Польши, Венгрии, Прибалтики…

Получили мы от Софьи лишь одно письмо. В осторожных выражениях, видимо, остерегаясь цензуры, она писала, что семья нашла свой дом полуразрушенным от бомбежек, и вообще бывшие соседи встретили их возвращение не очень доброжелательно… Эзроэль, чья пекарня была национализирована народными властями, устроился истопником, сама же Софья не смогла вернуться в школу, где было отменено преподавание на иврите. Повезло лишь Абраму: окончив бухгалтерские курсы, он поступил на работу в контору водоканала.

Затем связь прервалась, хотя мы отправили в Краков два письма, рассказывая о своем житье-бытье. Спрашивали о раввине Шломе, который со дня отъезда не давал о себе знать…

Но случись же такому совпадению! В 1948 году отца признали лучшим учителем Бухары и наградили поездкой с группой преподавателей Узбекистана в Польскую Народную Республику для обмена опытом на ниве социалистического образования.

– Обязательно встреться с Софьей и узнай, как там Шлома, и передай им наши гостинцы, – напутствовала его мать.

Вернулся отец из первой в своей жизни поездки за границу чем-то подавленный. Нехотя поведал нам за ужином о том, что вроде все в порядке в семье Софьи, несмотря на то, что соседи-поляки встретили их возвращение враждебно, чего между поляками и евреями до войны не наблюдалось.

– Раввина Шлому я не смог повидать… Софья сказала, что он в отъезде, – ив сердцах отодвинул пиалу с чаем на край дастархана.

Дождавшись, пока мать уйдет к соседям на поминки, отец включил во дворе плафон, вокруг горящей лампочки которого роем закружилась мошкара. Развернул газету с непонятными для нас с братом Азимом письменами. Показал на большую фотографию и тихо спросил:

– Узнаете?

Мы с братом наклонились, всматриваясь: на снимке был запечатлен мужчина в ермолке, в решительной позе стоящий над изуродованным трупом. Для большего впечатления правым ботинком он сдавливал голову убитого им палестинца в бурнусе, упираясь прикладом винтовки ему в живот.

Из нечетких поначалу контуров стало вырисовываться до боли знакомое лицо.

– Это же раввин Шлома! – воскликнул брат – Он на войне?

– Тише, – прошептал отец, боясь, что вернется мать и услышит наши изумленные возгласы.

– Что там написано сверху снимка? – спросил я взволнованно: обученный в школе грамоте, я останавливался возле каждой надписи на улице, стараясь вчитаться, а здесь какие-то таинственные иероглифы…

– Над снимком: «До встречи в Иерусалиме!»… Помните этот их девиз? Софья как-то стыдливо, нехотя перевела мне, передавая еврейскую газету… А под фотографией героя: «Раввин, чудом переживший Холокост, сражается за Святую землю», – пояснил отец, усмехнувшись, и добавил: – Только ни слова матери. История со Шломой, которого она считала образцом религиозного человека, может поколебать ее веру…

– Да, – задумчиво произнес брат, – он ведь боялся брать в руки ружье, чтобы пугать воришек… Мол, грех муху обижать…

– Софья объяснила мне, что сейчас во всех газетах, синагогах развернута компания «Алия», что значит возвращение евреев в Палестину и создание своего государства. Раввин наш, едва вернулся в Польшу, стал агитировать всех вступать в некую тайную организацию «Иргун», которая и устроила потом резню палестинцев… Семья Софьи, несмотря на агрессивную агитацию, решила не уезжать, как бы трудно им ни было в Польше. Мудрая женщина заявила: государство, дух которого замешен на лжи и подлоге, не сможет дать благоденствие для своих граждан…

Отец свернул газету трубочкой и добавил:

– Словом, наслушался я всего и теперь не рад, что съездил за границу…

ЛОЖЬ ХОЛОКОСТА

Если спокойно, вдумчиво и непредвзято ознакомиться с наиболее значимыми работами и книгами по холокосту, как доказывающими его реальность, так и опровергающими его, то неизбежно волей-неволей придешь к однозначному выводу: миф о т. н. еврейском холокосте держится на глобальной лжи. В России пока еще за эту произнесенную правду не сажают, и мы можем сказать об этом громко и четко: еврейского холокоста в том значении, какое ему придают идеологи сионизма и жрецы всемирного зомбирования человечества, никогда не было.

Сопоставив известные, неоспоримые факты и свидетельства, Ст. Куняев в своей книге четко и убедительно доказывает, что вся эта колоссальная, поистине беспредельная холокостная работа, все эти книги, статьи и фильмы зиждутся на больной фантазии, на подтасовке фактов, стоят на сыпучем песке – толкни и рассыплются. И, по большому счету, никто из здравомыслящих людей им не верит. Да и сами евреи верят далеко не все. Те, кто эти мифы и фантазии создают, прекрасно знают, чего они на самом деле стоят. Потому что приносят они жрецам холокоста огромные деньги и выгоды.

Холокост – это глобальная афера, внедряемая в сознание человечества для того, чтобы, во-первых, на ней поживиться, нагреть руки, получить огромные дивиденды, а во-вторых, чтобы скрыть истинную трагедию Второй мировой войны, истинные гекатомбы жертв славянских народов. И потому Запад так охотно, так заинтересованно откликнулся на фальшивку, даже ввел уголовную ответственность за ее отрицание, чтобы затушевать, умалить, отодвинуть на задний план и вообще не вести речи о десятках миллионов погибших в этой войне славян, и в первую очередь о море пролитой крови русского народа. Ведь ответственность за эту войну, как, впрочем, и за 1 – ю Мировую, несет именно Запад и никто больше.

Да, евреи в этой войне погибали, страдали и преследовались. Но погибали и страдали они вместе с другим населением европейских стран. Воевали они как в составе Советской армии, так и в составе гитлеровской, не являясь при этом, естественно, значительным боевым контингентом. И выделять, выпячивать их жертвы из числа жертв других народов – непорядочно. Но разве не жрецы холокоста провоцируют «антисемитизм»? Вот кого надо судить за разжигание национальной розни.