Дорогой интриг - Юлия Цыпленкова

ваша светлость. Я не нашла в ней полезного. Мне нравятся истории, из которых я могу вынести знания, касаются они исторических событий или подоплеки человеческих поступков. Но эта книга не дала мне ничего. Исторические события трактуются с недопустимой фривольностью, мотивы героев предсказуемы и примитивны.

– С последним я совершенно не согласен, – возразил его светлость. – Быть может, предсказуемости место есть, но вряд ли можно назвать героев примитивными.

Незаметно я втянулась в беседу, больше напоминавшую спор. Даже его сиятельство, молча наблюдавший за нами, не выдержал и спросил:

– Что за книга могла вызвать столько споров? – Выслушав ответ, граф ответил: – Занимательная история, я читал ее в юности. Тогда она мне понравилась.

– Вот видите! – воскликнул герцог.

– Я сказал – в юности, – уточнил дядюшка. – Не могу сказать, какое впечатление это собрание произвело бы на меня сейчас.

– Перечитать никогда не поздно, – заметил его светлость. – Особенно, если вы желаете просто получить удовольствие от слога, захватывающего сюжета и стремительного развития событий.

– Быть может, однажды… – учтиво улыбнулся граф.

– Было бы любопытно узнать мнение вас нынешнего, но настаивать не буду.

За спором дорога показалась совсем короткой, и вскоре мы приблизились к резиденции. Его светлость мазнул взглядом по крышам, как-то уж очень устало вздохнул и склонил голову:

– Здесь я вас покину. Благодарю за чудесную компанию и увлекательную беседу, – он поклонился уже мне одной, после пришпорил коня и вырвался вперед.

Мы с дядюшкой проводили его взглядами, и его сиятельство усмехнулся:

– Надо же, впервые он не вызвал у меня отторжения. И в этом сильная сторона Ришема, он обаятелен и умеет пользоваться этим даром. Помните об этом, дорогая.

– Я помню, дядюшка, – заверила я. – В моем отношении к его светлости ничего не изменилось.

И граф привычно ответил:

– Вы меня неизменно радуете, дитя мое. – Затем натянул поводья и велел: – А теперь кайтесь.

Удивленно округлив глаза, я спросила:

– В чем мне каяться, дядюшка?

Требование его сиятельства было непонятно и необоснованно. Я не видела за собой вины или повода, по которому должна была давать отчет. За то, что полезла к Ришему с вопросом и проявила интерес о цели его путешествия к деревням? Так ведь не это спровоцировало дальнейшую беседу, он бы и без того начал разговаривать с нами. Или же я была слишком увлечена этим спором? Что могло вызвать неудовольствие графа?

– С чем вы там намереваетесь бороться? – я ответила непониманием. – Во время спора с Аметистом вы обронили несколько примечательных фраз, и я желаю знать всю подоплеку ваших устремлений. Я давал вам время собраться с силами и прийти ко мне, чтобы объясниться. Теперь я желаю услышать ответ на мой вопрос, тем более вы уже неосознанно приоткрыли завесу тайны. Однажды мы уже вели разговор о чем-то подобном, но тогда вы не заявляли о намерении бунтовать. Кайтесь.

Бросив на Аметиста сердитый взгляд, я вновь посмотрела на дядюшку и улыбнулась, однако была остановлена кратким:

– Не выйдет, госпожа Лисица. Я требую откровенности. И после, когда я соберусь вас придушить, если вы огорчите меня, тогда можете заглядывать в глаза, распускать щупальца своего очарования, и, может быть, мои руки дрогнут.

– Я же Тенерис, ваше сиятельство, – на всякий случай напомнила я. – Тенерис-Доло.

– Душить я вас буду с родственной любовью, – заверил граф. – Говорите, Шанриз, говорите.

– Тогда, может, спешимся и пройдемся? – вздохнув, сдалась я.

– С удовольствием, – кивнул граф и спешился первым.

Я дала себе пару минут на страдания и панику, уже представляя, как глава рода придет в ужас от моих устремлений, объявит безумной и примет решение вернуть меня домой и срочно выдать замуж, чтобы изгнать дурь из головы.

– Ну же, дитя мое, – напомнил о себе его сиятельство. – Вы достаточно отважны, чтобы указывать королям, тогда незачем играть трепетную девицу перед графом, пусть это и глава вашего рода.

Полуобернувшись, я посмотрела на Аметиста и подумала, что можно использовать его метод и прикинуться мертвой. Развеселив этим саму себя, я зафыркала, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех, не сдержала и хохотнула. А следом за этим выдохнула и решила быть честной.

– Меня не интересует роль любовницы, – произнесла я.

И вот тут глаза графа расширились. Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и как-то очень проникновенно спросил:

– Вы обезумели?

– Я знала, что вы так скажете, – нахмурилась я. – Только не думала, что так быстро. Но ведь в этом же есть смысл, дядюшка! Почему? Почему я не имею права даже попробовать? Почему я не должна даже мечтать об этом? Что может быть почетней, чем служение своей стране? Я ведь неглупа, вы сами это столько раз говорили! И я знаю, что могу принести пользу своему королевству…

– Своему! – воскликнул граф. – Вы уже говорите – своему!

– А как иначе? У меня есть столько же прав, сколько у любого другого жителя Камерата…

– Шанриз, стойте! – потребовал его сиятельство. Он поднял вверх указательный палец, требуя внимания, после выдохнул и заговорил уже спокойней: – Итак, вы желаете стать королевой…

– Чего?! – совершенно неблагородно воскликнула я. – Вы с ума сошли? Дядюшка!

– Стоп, – опять велел граф. – Кажется, мы зашли в тупик. Вы сказали, что вас не устраивает роль любовницы, и значит, хотите стать женой, верно?

– Совершенно неверно, – мотнула я головой. – Это же надо такое сказать! Да как вы могли обо мне такое подумать, ваше сиятельство?! Хвала Хэллу, я в своем уме, дядюшка, и он меня еще не подводил.

– У-уф, – шумно выдохнул его сиятельство и прижал ладонь к сердцу. – Я уж подумал… – он хмыкнул, но тут же вновь ко мне развернулся: – Тогда о чем вы толкуете?

– О карьере, разумеется, – ответила я, всё еще чувствуя себя оскорбленной. – Я хочу сделать карьеру на поприще общего образования и внести в него некоторые реформы, которые смогут помочь изменить наш мир. Но для этого мне необходимо покровительство короля, его поддержка и дружба.

– А теперь со всеми подробностями, – приказал граф.

В резиденцию мы вернулись уже с наступлением темноты. Дядюшка шел в молчании, усваивая всё услышанное. Время от времени он качал головой и произносил так тихо, что я едва могла расслышать:

– Да-а… – или же: – Надо же…

Мне оставалось лишь ждать, к чему он придет в своих размышлениях. Так мы добрели до конюшен и передали скакунов конюхам. Аметисту я погрозила пальцем и велела думать над своим поведением. Не знаю, собирался ли он заняться сим полезным делом, но кивнул и фыркнул одновременно, я посчитала это согласием и послала коню воздушный поцелуй. После взяла его сиятельство под руку, и мы