Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вильгельм указал брату на стул.
– Сядь, – приказал он. – Несколько минут роли в исходе дела не сыграют, а я не могу с тобой разговаривать, пока ты рычишь, как затравленный медведь.
Все еще продолжая бросать гневные взгляды, Иоанн опустился на стул, который заскрипел под ним. Тут Иоанн обнаружил присутствие невестки и слегка кивнул ей. Судя по выражению лица, ему стало стыдно. Изабель милостиво ответила. Она заметила, как его взгляд остановился на ее неприкрытых светлых косах и округлившемся животе, и накинула покрывало на голову, а потом поправила платье, чтобы беременность меньше бросалась в глаза. Она ни в коей мере не смущалась: это были ее личные покои, в которых она могла одеваться так, как захочет. Но она чувствовала смущение Иоанна. Эта картина домашнего уюта явно была солью на незаживающую рану его неудачного брака.
– Если дело дойдет до решающего момента, я буду сражаться под знаменем своего господина, причем с гордостью, – заявил Иоанн с вызовом. – Я дал ему клятву. Я его сенешаль и его вассал. Ты тоже его вассал, брат, из-за Картмеля и Ленстера. Возможно, тебе стоит об это подумать.
– Я думаю постоянно, – ответил Вильгельм. – Но я также и юстициарий короля. У меня есть долг и обязанности, которые стоят выше, чем мои личные желания и владения.
– Ну, так или иначе, тебе придется решать, – заявил Иоанн. – Если у тебя есть хоть немного здравого смыла, ты присоединишься к принцу.
Вильгельм почувствовал, как Изабель вздрогнула рядом с ним, и украдкой ответил ей успокаивающим жестом.
– Я с радостью поговорю с лордом Иоанном, – сказал он. – Но не буду присоединяться к его отрядам. Покинув этот дом, я поеду к Вальтеру де Кутансу и другим юстициариям. Ты можешь считать, что у нас нет мозгов и головы не отличаются от задниц, но уверяю тебя, что головы у нас работают.
Иоанн уже собирался ухмыльнуться, но Вильгельм остановил его, подняв руку в предупреждающем жесте.
– Поверь мне на слово… и можешь передать это принцу. При случае архиепископ Руанский подтвердит мои слова.
Иоанн резко поднялся на ноги.
– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – резко сказал он.
А я – что ты, – ответил Вильгельм и раздраженно провел рукой по волосам. – Боже, я не хочу с тобой ссориться. Если дело дойдет до решающей схватки и, Боже упаси, Ричард умрет во время крестового похода, то я поддержу Иоанна как следующего короля Англии. Но только при этих обстоятельствах. Никаких других.
Брат напряженно кивнул.
– Я тоже не хочу с тобой ссориться. Однако я запомню твои слова и в случае необходимости напомню тебе о них.
– Необходимости не возникнет. Я это сказал, и этого достаточно.
Братья обнялись, хотя чувствовали себя скованно. Иоанн отказался от предложения перекусить, но взял еду с собой, и выехал из Кавершама. Его сын сопровождал его несколько миль, чтобы хоть какое-то время провести с отцом.
Ожидая возвращения Джека, Вильгельм готовился к отъезду.
– У меня есть подозрение, что сегодня было затишье перед бурей, – сказал он Изабель.
Она обняла его за шею и поцеловала.
– Но ты и другие юстициарии сможете удержать страну от войны и развала, тем более что у руля стоит Вальтер де Кутанс.
– Молюсь об этом, – мрачно ответил Вильгельм. – Что будет, если не удастся – даже не хочется думать.
Глава 38
Кавершам, Беркшир, октябрь 1191 годаПриход Ричарда Маршала в этот мир затянулся и превратился в напряженную борьбу. Ребенок оказался большим, и, хотя лежал он головкой вниз, но не под нужным углом. Изабель очень мучалась и поняла, что они оба могут умереть. Она еще не была готова оставить этот мир, но Господь часто не обращает внимания на желания людей. Женщина испытывала ярость, страх и жалость к самой себе, и молилась, и сжимала в кулаках четки, и при очередной схватке пыталась сдержать крик. Повитуха утирала пот со лба Изабель, старалась ее ободрить и советовала молиться деревянному образу святой Маргариты, покровительницы рожениц. Фигурка стояла на аналогии[24], окруженная зажженными свечами. Они уже два раза догорели до основания и заменялись новыми.
Когда схватки отпустили, Изабель с облегчением вздохнула. Дышала она тяжело и хотела, чтобы Вильгельм был рядом и успокаивал ее, но в то же время радовалась, что его здесь нет.
Он занимался советником Лонгчампом. Изабель не видела его полмесяца и все это время жила в Кавершаме, а до этого видела лишь урывками, когда он заезжал к ней между делами. Возможно, она никогда больше его не увидит, возможно, она умрет в этой комнате. Женщина больше не могла вынести темноту, духоту и какой-то металлический запах, стоявший в помещении, и велела служанкам:
– Откройте ставни, я хочу увидеть дневной свет.
– Но, госпожа, холодный воздух будет совсем не на пользу и вам, и ребенку. Вы простудитесь, – запротестовала одна из служанок.
– Откройте! – повторила Изабель. – Я приказываю вам. Если вы этого не сделаете, я сама встану и открою!
Поджав губы, служанка отодвинула щеколду и распахнула ставни. За окном стоял серый день. Изабель вдохнула холодный влажный воздух. Снова начались схватки, и Изабель вдруг почувствовала, как что-то изменилось у нее внутри и надавило на таз.
* * *Ветер дул в спину Вильгельму и его отряду на всем пути от Лондона, свистел в ушах и помогал скакать быстрее. Временами начинался холодный дождь. Люди запахнули плащи. Всадники приехали в Кавершам вскоре после полудня.
У Вильгельма глаза закрывались от усталости, в них будто набился песок, но, как и всегда, настроение улучшилось при приближении к дому, который быстро стал одним из его любимых. Он находился недалеко от Лондона и Уилтшира и был удобным местом для остановки на пути к портам проливов, отделяющих Англию от Европы. Несмотря на то что дом стоял недалеко от многолюдных мест, он представлял собой тихую гавань. Вильгельм мог в нем отдохнуть, снять напряжение и груз с плеч.
Когда он соскочил с потной лошади и перебросил поводья конюху, то заметил, что, несмотря на непогоду, ставни верхних окон открыты. Он нахмурился и вдруг услышал крик боли, долетевший через окно. Вильгельм замер на месте.
Потом он бросился вверх, перепрыгивая через две ступеньки, и ворвался в зал, словно викинг в монастырскую дверь. Слуги и вассалы пораженно уставились на него, когда он пронесся к лестнице, идущей вверх от возвышения в большом зале. Повитухе сообщили о его приезде, и она уже спешила вниз по лестнице ему навстречу, чтобы преградить путь.
– Графиня Изабель, – произнес он отрывисто. – С ней все в порядке? Я слышал крик…
Женщина неловко поклонилась.
– Да, господин, графиня кричала. Роды проходят очень тяжело, но есть надежда…
Вильгельм побледнел при ее словах, ему стало страшно.
– Что вы имеете в виду? Что значит «есть надежда»? – крикнул он.
Она задрожала, но твердо осталась стоять на месте.
– Ребенок большой, и головка оказалась в неудачном положении, но ребенок повернулся сам, а у госпожи хорошие широкие бедра. С Божьей помощью и, если госпожу не оставят силы, все будет хорошо.
Вильгельм содрогнулся. Он приехал в надежде сбросить груз с плеч, но вместо этого ему приходилось собираться с силами и взваливать на плечи новую тяжесть. Чувство беспомощности пугало. Он ничего не мог сделать для Изабель – ни защитить ее, ни избавить от боли. Он раньше не задумывался, чего это может ему стоить. Он появился дома уже после рождения маленького Вильгельма. Он тогда увидел усталую, но победно улыбающуюся Изабель. Может, она и кричала, но его там не было, и он не слышал ее криков.
– Господин, мне нужно вернуться к графине, – сказала женщина и повернулась.
Он кивнул. Когда она открыла дверь, до Вильгельма донесся еще один приглушенный крик. Ему доводилось слышать подобные звуки раньше – после сражения, когда раненые впивались зубами в куски тряпки или дерева, пока им вправляли кости. Он резко повернулся и пошел прочь от лестницы. Его рыцари заходили в зал, ставили багаж в любимых углах, приветствовали жен и детей, любимых и друзей. Вильгельм почувствовал, как кто-то потянул его сзади, повернулся и увидел сына, глядящего на него снизу вверх огромными голубыми глазами.
– Лошадка, – произнес малыш, размахивая любимой деревянной игрушкой и улыбаясь двумя ровными рядами молочных зубов.
– Да, лошадка, – повторил Вильгельм, хотя у него ком стоял в горле.
Няня стояла за ребенком, но Вильгельм жестом показал ей, чтобы отошла, и понес сына на скамью у боковой стены зала. Его тепло немного успокаивало. Вильгельм отвлекся, рассматривая сына. Он вырос и изменился за время отсутствия отца. Вильгельм занимался управлением Англией и пытался не позволить принцу и епископу разрушить страну. Ребенок все еще оставался пухленьким, но появились намеки на мышцы и мускулы, словно почки на ветке весной. Малыш болтал с ним, слова лились потоком, иногда бессмысленные, иногда очень осмысленные. Предложения получались почти связными. Вильгельм слушал его, отвечал и снова слушал.