Последний остров - Василий Тишков

— Не подходи! Всех порешу!

У мостка через Полуденку нечаевских встретили ребятишки Овчинниковы — Сережка с Алешкой, похожие друг на друга как одноперстные ерши, и наперебой сообщили последние новости:

— В доме никого. Токо сам он…

— А тетка Глафира с Манькой еще вечорась с манатками на ручной тележке уехали по гренадерской дороге…

— Манька грит, в Троицк они, к родичам…

— Антипов нам прошлогоднюю телушку отдал за мамкины сережки золотые…

— А дом он сам поджег…

— И керосином обливал…

— Алешка сунулся доску заборную стибрить, так Антипов его по шее…

Раздался выстрел. Над головой провизжала дробь. Таня Солдаткина отпихнула ребятишек и побежала к пожару.

— Антипов! — кричала она и зачем-то размахивала над головою косынкой. — Это я! Ты что придумал, курья башка? Сейчас же брось ружье!

Антипов снова выстрелил наугад и скрылся за высокими воротами своего подворья.

— Сгоришь ведь, зараза!

— Не подходи к дому, Татьяна! Стрелять буду! Окончена моя служба тебе. Не подчиняюсь я боле советской власти…

Стал собираться нечаевский народ, выползли из укрытий и хуторские бабы с ребятишками, но к дому подходить боялись. Кому охота умирать от руки пьяного дурака. Судили да рядили издали:

— Вольготно пожил бандитский выродок.

— Бабу-то, поди, не с пустыми руками спровадил. На новом месте они с Манькой не хуже себе домину откупят.

— Живучи они, Антиповы. С каждой властью уживались.

— И каждую власть грабили.

— Ну, этот дограбился, мильенщик… Это же надо, такой дом собственноручно подпалить, а?

— У него не убудет…

На вислозадой пегой кобыле прискакал без седла уполномоченный милиционер Аркаша Гадалов по прозвищу Зарадибога, худой, длиннолицый и добродушный. Он кинул поводья подвернувшемуся Кузе Бакину, сутуля спину под непомерно широким форменным кителем, прошелся перед горящим домом.

— Так… — Гадалов сунул руки в бездонные карманы галифе, качнулся с носка на пятку, задумчиво подытожил: — Здесь все ясно. Во-первых, поджигал крупный специалист. Во-вторых, пожарник Нечаевки гражданка Анисимова опаздывает. В-третьих, Антипов опережает события. Антипов! — крикнул милиционер, сложив ладони рупором. — Выходи за-ради бога! Составь мне компанию до Юрги в отдел милиции.

— Сгорит дом — тогда выйду. Пусть все прахом! Не мне, так и никому… А кто сунется тушить, укокошу! — кричал со двора Антипов.

— Да зарадибога! Пусть горит. Только ты сам живьем сдавайся. Очень уж начальство мое по тебе соскучилось.

Когда Егор Анисимов и его мать прикатили на паре лошадей с пожарной помпой и бочкой воды, крыша антиповского дома рухнула. Над усадьбой взвился дымный всполох, похожий на огромного красно-черного петуха. Того самого петуха, что был фамильным гербом Антиповых. Стреляющие искрами головни накрыли все подворье, враз занялись огнем сараи, баня, навесы, даже ворота.

Антипов не выдержал самосожжения, выскочил на улицу, упал в траву и стал кататься, гася форменный китель. К Антипову подскочил Кузя Бакин и успел огреть его пару раз длинной тонкой жердиной.

— Кузя, оставь зарадибога, — Гадалов оттащил Бакина в сторону. — Не превышай полномочия.

Убедившись, что Антипов теперь не страшен, братья Овчинниковы побежали обследовать пожарище с озерной стороны, не найдутся ли бросовые доски для их собственного хозяйства.

А Гадалов приступил к предварительному допросу:

— Поднимайся, Антипов! И не придуряйся пьяным. Это усугубляет… Вопрос первый: где ружье?

— В огонь бросил.

— Подождем. Найдем. Приложим к делу. Вопрос второй: где Разгонов?

— Там! — Антипов показал пальцем в небо. Гадалов внимательно проследил за его жестом.

— Как говорит мой тесть, а он в ба-альших районных начальниках ходит, каждому овощу свой черед. Так что не Разгонову о Боге-то думать, а тебе, поджигатель. И френч свой прожженный можешь в огонь бросить. Скоро будет у тебя другая форма одежды.

Между Гадаловым и Антиповым выросла неуклюжая фигура конюха Егора Анисимова. Его большие голубые глаза совсем высветлились.

— Ты… Паразит! Где Михайло? — он схватил Антипова за горло, сдавил словно клещами, начал трясти. — Говори…

— Кы… ку… — захрипел Антипов, судорожно пытаясь расцепить пальцы на своем горле.

Гадалову и Тане Солдаткиной с немалым трудом удалось растащить Антипова и Егора. Но Егор упирался, что-то шептал побелевшими губами и все тянул к Антипову сжатые кулаки.

Подбежала мать, опрокинула на Егора ведро воды.

— Охолонь, сынок… Найдется дружок твой.

— Это он, он его угробил! — наскакивал и Кузя Бакин. — Мишка бы на пожар первый прибежал! А где Мишка?

— Разберемся… — Гадалов оглядел собравшихся. — Кто последний видел Михаила Разгонова?

— Юлька Сыромятина, — подсказал Бакин. — Кто ж еще.

— А где сама Юля? — строго спросил Гадалов.

Никто не знал. Юля на пожар не прибегала. Солдаткина подозвала Кузю, спросила ласково, но серьезно:

— Ты к Разгоновым заглядывал, как я тебе наказывала?

— К нему сразу пулей и помчался.

— Лошадь его во дворе стоит?

— Не-е! Мишка седни пехом с Лосиного притопал. Я гусей на поскотине караулил и с ним встретился.

— Ну так нечего и панику поднимать, — вздохнула с облегчением Татьяна. — Михаил без присмотра лошадь надолго не оставляет. В лесничество он подался.

— Ты все ж пошли гонца на Лосиный остров, — попросил Гадалов. — А я тебе завтра утречком позвоню. Сама понимаешь, дело нешутейное…

— Да уж какие тут шуточки. Сама и съезжу на кордон.

Часа за два до пожара председатель колхоза Парфен Тунгусов возвращался на своем легком тарантасе с медвежинских полей. Проезжая мимо бывшего Сон-озера, он заметил на его лысом берегу одинокую фигуру лесничего и подвернул к нему.

Разгонов внимательно осматривал впалое дно ушедшего озера. Прошлым летом все же засадил его Парфен турнепсом и нарадоваться не мог — на мощном иловом слое уродился тот таких размеров, что с двух-трех метров пашни телегу нагружали. А в этом году даровое поле решили отвести под картошку. Всходов еще не было. Однако там, где в самом центре должна еще держаться лыва от весенних стоков, земля уже сделалась сухой, даже пепельного цвета, будто на том месте отгорел и развеялся без остатка большой костер.

Тунгусов придержал лошадь, поздоровался, внимательно присматриваясь к Разгонову.

— Уж который день не вижу тебя, Михаил Иванович. Где пропадаешь-то?

— В лесу. Где ж мне еще быть.

— Да, вид у тебя… Не заболел, случаем?